Та, в чьих глазах по моим последним воспоминаниям — жгучая вина, тоска, раскаяние и сожаление. После того, как она осознаёт, чья правда — правда, а чья — фуфло полное.
Интересно, поступила бы она со мной точно так же, если бы с самого начала знала хотя бы часть из всего этого?
Когда успела?
Чем и где воспользовалась?
Хотя нет, не интересно…
Потом.
Тут куда занятнее спектакль намечается.
— Эвелин Вайс, — повторяет за мной коп.
Едва ли ему тридцатка. Но выслужиться успевает. Тройка блеклых полос шрамов на его физиономии говорят о том, что далеко не белоручка и не канцелярская крыса, активно выходит в “поля”. Скорее всего, последнее повышение получает совсем недавно, судя по новизне мундира. Явно дотошный, умеет концентрироваться. Внимательный к деталям. Если бы таким ни был, не успел бы за такое короткое время собрать на меня эдакое количество компромата. Существенного, к тому же.
Не без кое-чьей помощи…
— Эвелин Вайс вернулась в город несколько дней назад. В первый же час пребывания здесь попала в аварию, — наконец, выдаёт более полную версию, связанную с именем дочери моего кровного врага. — Пропала почти сразу. Ты её забрал. Тогда. Впервые. Силой увёз. Камера на парковке это зафиксировала.
Впервые, да…
А глубина его познаний начинает резко… утомлять.
Если все городские камеры пересматривал?
Тогда мы тут и правда минимум до утра останемся.
Только о ней разговаривая.
И, раз уж так:
— Ты ведь старший брат Нины? — перебиваю, показательно окидываю взглядом светлую всклоченную шевелюру и отличительные знаки его формы. — Тео, — нарочно сокращаю имя старшего лейтенанта Теодора Хорна, не без удовольствия наблюдая за тем, как он закономерно напрягается. — Эва тебя попросила, — ставлю перед фактом. — Заставить меня отступиться, — дальше не утверждаю, скорее предполагаю, учитывая вживлённую в позвоночник веру к жажде всемирной справедливости той, о ком речь. — Не будет такого. Не трать напрасно свой кислород. Пусть не заканчивается. Живи долго. И спокойно. Без лишнего стресса. Особенно, если то сестры касается.
На неё досье Айзек тоже собрал. Сразу, после того, как опростоволосился с подменой квартиры — как места жительства, где обе упомянутые подружки ночуют вместе, а потом выходит та самая лажа, в которой мы все до сих пор варимся.
Теодор Хорн…
В бешенстве.
— Ты мне угрожаешь? — краснеет, цедит сквозь зубы, прищуривается, а во взгляде — то самое, что и мне самому знакомо не понаслышке. — Ты, мать твою, мне угрожаешь моей сестрой?!
Не один он — взвинченный. Различаю, как шевелятся те трое, что у стены прежде пребывали в режиме безмолвных статуй. В помещении становится заметно теснее. Но что уж там, примерно такой реакции я и ждал, так что совсем неудивительно.
— То есть всё-таки сестра, — соглашаюсь с ним на свой лад, выцепив для себя главным то, что хотел получить, бросаясь такими громкими высказываниями, использую на свою выгоду. — То есть, всё-таки Эвелин Вайс попросила.
И… тишина.
Не сразу, но до него доходит, где он налажал.
А ещё старший лейтенант, называется…
Хотя что уж там, каждый из нас забывает о рамках и собственном статусе, когда дело касается семьи, родных и близких.
Я тоже это помню.
Потому и зашёл с этого угла, не с другого.
На препирания и уловки — никакого желания и времени.
— И что она хочет, поделишься? — продолжаю все свои последующие рассуждения вслух: — Мы ведь все тут собрались не за тем, чтобы поближе познакомиться?
Лицо находящегося напротив мрачнеет.
— А она обязательно должна что-либо хотеть? — выгибает бровь, сжимая кулаки. — Не обольщайся. Эвелин Вайс не похожа ни на одного из вас. Даже на своего отца не похожа. Она не станет играть с вами в эти ваши грязные игры, — выдает в довершение неожиданно лишнее, слишком личное, не то, о чём бы стоило заговорить вслух в подобном месте, тем более, такому, как он.
На эмоциях.
Тоже неровно дышит к ней?..
А она этим и пользуется.
Как воспользовалась Джозефом Хардвигом, направив в иное русло основной эпицентр моего восприятия, ловко отвлекая от первостепенного, тем самым в два счёта обставив всех.
Если отринуть собственные эмоции, то туалетная комната — единственное место, где я предоставил ей подобие свободы действий. Не с малолетки же на ферме она телефон раздобыла, чтобы связаться с внешним миром и вытворить такую дичь. Тем более, при себе у той ничего такого не должно было быть.
И совершенно зря, к слову, я о последнем задумываюсь, всё это лишняя на данный момент, никчёмная полемика. Упускаю тот момент, когда полицейский не выдерживает градус нашей с ним беседы и переобувается. Разворачивается на выход. Сваливает.
Дверь за ним захлопывается очень громко.
