Как все мы видим, я не ошибаюсь…
По части приверженности Теодора Хорна.
Остальное…
Надо срочно исправлять!
— Тео, я ошиблась. Сильно. Серьёзно. Верни всё, как было. Пожалуйста, — говорю, как есть. — Не смогла до тебя раньше дозвониться. Прости.
А в ответ…
Тишина.
Неуютная. Нервирующая.
— Тео? — переспрашиваю.
Даже экран проверяю на своём новом телефоне, который я первым делом купила, оставив Айзека, с моим восстановленным номером. Время разговора идёт. Но абонент так и не спешит делиться своими встречными соображениями.
Почему?
Что-то ещё случается, а я не знаю?!
Что-то изменилось…
Стало хуже?!
Хотя, куда уж хуже…
Что-нибудь случилось с самим Каем?!
С его-то нравом и суровостью законников с автоматами…
— Тео!
Аж сердце сдавливает в нехорошем предчувствии. Дышать становится предательски больно и сложно, практически невыносимо, словно чья-то невидимая рука душит, вот-вот и вовсе шею мне с лёгкостью сломает, а я ничего не могу с этим поделать.
Ну почему он всё ещё молчит?!
А когда всё же заговаривает…
— Кхм… — откашливается с обречённым вздохом, опять ненадолго умолкает, но всё же продолжает: — Нет, Эва. Это так не работает. Процесс запущен. Его не остановить. Мы оба уже подписались. И ты. И я. Поздно. Невозможно раскрутить машину закона, а потом просто сделать вид, что ничего такого не было. Если вдруг забыла, она — не мы, не полагается на чувства и личные умозаключения, только на факты, а они уже освещены, никуда не исчезнут. Тем более, все основания есть, они веские и уже освидетельствованы, как положено, по всем канонам, всё пошло дальше, туда, куда мои руки уже не дотянутся. Ты и сама это прекрасно, без меня, знаешь и понимаешь.
Уж лучше бы молчал!
Хотя нет — очередные мои заблуждения. В минуту того самого отчаяния, что накрывает с головой, пока его слушаю, а мои колени отказываются участвовать в этом очередном эмоциональном балагане с привкусом адового пекла, тупо отказывают, а я — оседаю на пол, прямо там, где стояла, посреди кухни.
— Тео… — то ли зову, то ли прошу, то ли умоляю.
Всё и сразу. Неспособная больше не громкость.
— Пожалуйста, Тео…
По моим щекам — слёзы. Но я не могу перестать плакать. Как и не могу смириться с мыслью о том, что не исправишь. То, что Тео не стал бы бросаться такими громкими словами и быть настолько бескомпромиссным по отношению ко мне и моей просьбе, будь на обратное хотя бы малюсенький вариант — аксиома, нет никакого смысла её оспаривать. Тем хуже осознание, что это ведь всё из-за меня. Из-за моей глупости, свершённой в порыве злости и отчаяния. Я обязана как минимум всё вернуть, как было. Иначе… что?! Как возможно жить дальше с этой невыносимой мыслью? О том, что я — ничуть не лучше, чем мой отец.
— Прости, Эва. В этот раз я не могу помочь. Проси, что угодно. Сама знаешь, я всё для тебя сделаю, в меру своих сил и возможностей. Но только не это. Невозможно.
Удушающее чувство от невидимой руки, не позволяющей свободно вдохнуть-выдохнуть, давящей до такой степени, будто безжалостно ломающей мне шею, — лишь усиливается. Перед глазами начинают меркнуть, весь мир вокруг превращается в крутящуюся злополучную карусель. Сидеть самостоятельно тоже уже не получается. Мне приходится заставить себя двигаться, упереться спиной в кухонный стол, чтобы сохранить хоть какое-то подобие того, что я не совсем падаю. Если не морально, то хотя бы физически. А телефон всё равно выпадает из моей руки.
— И, Эва… Послушай меня пожалуйста, внимательно. Не принимай скоропалительных решений. Просто отпусти. Как есть. Ты ни в чём не виновата. Ты всё правильно сделала. Не твои это грехи. Их. Пусть сами их расхлёбывают. Ты не заслужила барахтаться во всём этом. Только не ты. Я помню, советы ни к чему, ты их не любишь, всегда поступаешь по-своему, а из всех девушек, что я встречал, разумнее тебя не бывает. Но… — произносит Тео. — Я тебя очень прошу: не сжигай себя, чтобы согреть других. Не надо.
Это точно не всё. Но дальнейшее я не слышу. Слишком далеко от меня гаджет, а в ушах шумит всё резче и резче.
Затем и вовсе приступ становится настолько сильным, непреодолимым — сильнее возможностей моего истощённого организма, что меня банально отключает…
В себя прихожу от звука всё того же телефона. Он разрывается входящим, очевидно, далеко не первым и даже не вторым или третьим, а первая моя мысль, когда я концентрируюсь на этом: не брать и дальше, вообще отключить. Но стоит заметить имя того, кто хочет со мной поговорить, обозначенное на экране, как этот мой план тоже терпит крах. Рука сама собой тянется.
— Ох, милая, наконец-то я до тебя дозвонилась! — доносится громкое от Марии. — Уже и не знала, что думать! Всё гадала, как ты там, моя хорошая?! Твой отец сказал, что всё в порядке, когда я с ним в последний раз разговаривала. Но я не знаю что ли? — переходит на неприкрытое ворчание. — Если б всё в самом деле хорошо было, как раньше, не расселил бы нас с тобой по разным местам, — негодует. — Сослал меня в охотничий дом, а где ты сама, вообще не говорит, как будто это какая-нибудь государственная тайна… — заканчивает с сердитым недовольством, замолкает, но ненадолго, а через короткую паузу резко меняет свою тональность: — С Днём рождения, солнышко!..
