— Влада… — сестра подлетела ко мне, оттолкнув Олега, и впервые в жизни прикоснулась к моему лбу, стирая с виска проступившую под повязкой кровь.
— Всё? Убедилась? Теперь вали, — возвысился сзади мучитель, оттесняя от меня Вику.
— Никуда я не уйду, — огрызнулась она, схватив меня за руку. — Ты сказал, что она подвернула ногу! Черт,! Тебе хоть что-то можно доверить? А если бы она свернула шею?
— Тогда бы я лишился невесты, а ты — ненавистной сестры. Или я ошибаюсь, и за прошедшую ночь ты воспылала к ней неожиданно проснувшейся любовью?
Вика ошарашено скользила по мне взглядом и прикусив губу, медленно качала головой. Господи, пускай Олег окажется прав. Пускай она не отвернется от меня, как сделала после смерти мамы. Ведь мы одной крови. Господи… умоляю…
— Помоги-и-и-и, — выдохнула, протянув к ней здоровую руку. — У меня что-то с ногами, я не чувствую их…
Сестра встрепенулась, рывком обернувшись к Олегу.
— Ты с ума сошел? Её нужно отвезти в больницу! Плевать я хотела на уговор. Можешь хоть сейчас рассказать Скибинскому.
Олег схватил Вику за плечи и хорошенько стряхнул.
— Что такое? М? Ты хоть понимаешь, что твой нев**бенный Павел Олегович возможно уже в курсе моей причастности к смерти сынка? Тебе бежать надо, Викуль. Если не хочешь присоединиться к п*здевшему тебя муженьку, уноси ноги, пока я добрый. А за Владу не беспокойся: вечером я перевезу её в самую лучшую клинику, там о ней позаботятся. Так получилось, никто этого не хотел. Или думаешь, я желаю ей зла?
Я видела, как Вика опустила голову, а потом резко подскочила, среагировав на прозвучавший из сумки рингтон. Мелодия, хорошо мне знакомая, играла всего лишь несколько секунд, а потом оборвалась.
Олег, подозрительно застыв, уставился в одну точку. Я не видела его лицо, а вот пистолет, заправленный за кожаный пояс, очень даже хорошо.
Из глубины души поднялся лютый холод, заключив меня в парализующие оковы. Мне пофиг на отсутствие чувствительности в ногах, меня не волнует спасение. Единственное, что имеет значение — это огнестрельное оружие, на которое легли длинные тонкие пальцы.
— Конечно не желаешь, — вскинула глаза Вика, отступая к окну. — Разве я так сказала? Просто…
— Просто ты меня предала, да? — заорал Олег, выхватив пистолет.
Вика метнулась к окну, выставив вперед руки.
— Олег, успокойся! Никто тебя не предавал. Если бы это было так, думаешь, я бы пришла к тебе? Откуда вообще такие мысли? Влада врет. Никто ничего не знает. Гончаров пропал со вчерашнего вечера. Его уже все обыскались. Клянусь.
Говорят, у страха глаза велики. Возможно.
Человек в состоянии аффекта способен на невиданные доселе поступки. Есть такое дело.
Что могла сделать я? Всего лишь перевернуться на живот и подминая под себя скомканное одеяло, начать ползти к краю кровати.
— Это ты врешь! — взревел Олег, указав на меня пистолетом, и в следующую секунду приставил его к Викиному виску. — Ты ведь предала меня, признайся! Я знал, что ты до сих пор неравнодушна к нему. Он здесь, да? Следит за нами? Отвечай!
Вика застыла каменным изваянием, подняв вверх обе руки.
— Не трогай её… тварь. Не трогай! Вика!.. — хрипела я, достигнув края. Я не знала, чем могу помочь, но лежать и наблюдать за тем, как могут убить сестру, никак не собиралась.
Именно когда я свалилась с кровати, оглушив спальню громким стоном, послышался звук битого стекла, а следом за ним испуганный крик сестры.
Больше я ничего не помню…
Глава 38
— Добрый день! — Гончаров заглянул в палату, нацепив дружелюбную улыбку для Владкиных «сокамерниц».
Достали. Хоть бы раз пришёл — и их не было. Вечно на ушном. Ни поцеловаться нормально, ни приласкать, ни утешить, как следует.
Так и подмывало спросить: «Вам заняться нечем или как?». Что вчера не дали нормально побыть наедине, что сегодня, чувствовал, обернется тем же. И как не настаивал на переводе в отдельную палату, как не умолял, Влада ни в какую. Уперлась, заявив, что одной будет скучно. Только потом уже понял, что боялась она оставаться одной в четырех стенах. Не по себе было, что днём, что ночью. А тут и окна на проезжую часть выходили, и народу побольше.
Короче, смирился.
— Добрый! Владочка, а к тебе тут жених пожаловал, — хихикнула одна из соседок, семидесятилетняя Варвара Петровна. Вторая, её одногодка, тоже заулыбалась, поправляя волосы.
Лёшка мазнул по ним взглядом и прошел к дальней койке, сжимая в руках букет полевых цветов. Аромат от них стоял просто убойный. Сегодня ездил по делам в Александровку и на обратной дороге пригляделось непаханое поле разнотравья. Вчера покупал ромашки, позавчера гортензии, а сегодня вот голубые васильки, дикий мак, люпины, медуница. Сам себя не узнавал, рыская по полю, выбирая цветок покрасивее, поярче. В жизни такого не делал, а тут вдруг захотелось.
Влада сидела у окна в инвалидном кресле, слушая через наушники музыку, и не сразу отреагировала на его появление. Зато когда Лёшка вручил ей огромный букетище, так и вскинула серо-зелёные глаза, приветствуя робкой улыбкой.
— Ой, привет! А я и не ждала тебя сегодня, — приняла цветы, тут же уткнувшись в ароматные тычинки носом. — Ммм, какие красивые… А пахнут-то как! Ты где их нарыл?
Лёшка присел перед ней на корточки, коснулся пальцами нежной щеки, прошелся ими вдоль скулы, и остановившись у виска, вложил за ухо сладко-пахнувшую фиалку.
— Да есть одно место. Вот поправишься — обязательно покажу.
— Обещаешь? — выгнула дугой бровь, прищурившись.
— Обещаю, — заверил пылко, не сводя с девушки глаз. Даже сейчас, сидя в этом чертовой кресле, она была для него самой красивой и желанной. Терялся при ней, забывал обо всем на свете. И ведь не первый день вместе, должно было и отпустить, хотя бы немного, а оно всё никак. Стоило увидеть её, дотронуться, вдохнуть родной запах и всё… мысли врассыпную, аж дух захватывало. Никого не видел вокруг, ничего не слышал, только её одну.
Хорошо, что отёк, образовавшийся в поясничном отделе в результате ушиба, имел кратковременный характер. По крайней мере, все надеялись на его полное рассасывание в ближайшие дни. Правда… недавний разговор с лечащим врачом не внес чёткого ответа, когда именно. Их просили ждать, не опускать руки, выполнять все рекомендации, не пропускать физиопроцедуры и восстанавливающие массажи, заниматься на специальных тренажерах.
Владке было трудно, а ему ещё труднее. Давящее чувство вины камнем лежало на сердце, выматывало и без этого истощенную душу. В одной больнице Седых, уверенно идущий на поправку. В другой — Скибинский, только недавно начавший внятно разговаривать. До этого хрен поймешь, что пытался сказать. Один Варланов понимал его мычание, выполняя обязанности переводчика. Хвала небесам, со вчерашнего дня уже и Лёшка начал разбирать обрывки его фраз, получая указания из первых уст. Ну а в третьей больнице лежала Влада. И ты хоть разорвись, а нужно ко всем успеть, с каждым переговорить, всё проконтролировать.
Бешеный ритм.
Мало того, что завод напарили, так ещё и Вика уехала, заявив, что хватит с неё такой жизни. Мол, еб*тись вы как хотите, сами, а она собирается воплотить в жизнь свою давнюю мечту и открыть в Москве салон красоты.
А вот сына оставила. Бессмысленно сопротивляться судьбе — Лёшка это уже давно понял. Вон, сколько не артачился, не противостоял одной взбалмошной девахе, а всё равно сдался. Если суждено — то ничто не поможет. Не отвадит. Так и с Ванькой. Какая Москва, какие салоны красоты? О чем вы? Его место тут, возле деда, рядом с заводами-пароходами и прочим гамузом. Лучше вникать потихоньку сейчас, чем потом охренеть в восемнадцать лет. Да и не захотел пацан уезжать, сам решил остаться.
— …а мне мой Макарушка тоже такие цветы дарил, — послышался, словно издалека, скрипучий голос Михайловны, той, что лежала ближе к двери. — Мы тогда в деревне жили, коров, коз держали. Вот пойдет он на выпас и знай, тащит мне обратно вот такой же снопище. Я его ещё под кроватью разлаживала, так он ночью так пах, так пах, что дышать было нечем.
