Владу пробрали до костей его нетерпеливые прикосновения, настолько сильно соскучилась по его ненасытности. Но вскоре его объятия превратились в стальную хватку, а ласковые пальцы — в жесткие тиски. Лёшка будто потерял контроль, прижимая её к своему паху всё крепче и крепче.
От этого властного и такого откровенного движения по её спине пробежали мурашки. Целовались страстно, глубоко, неистово. Завелись от одной только искры, и с каждым скольжением языка распалялись ещё больше.
— Кхм…кхм… — прозвучало, как гром среди ясного неба. — Простите, что отвлекаю, — Лёшка с большой неохотой разомкнул объятия, уставившись на подошедшую медсестру, — но вашей девушке пора на физиопроцедуры.
Послышался тихий стон. Это Влада спрятала пылающее от стыда лицо в разгоряченных ладошках. И что только о ней подумают? Озабоченная, блин.
— Я позвоню вечерком, — подмигнул Лёшка на прощание, пересаживая её обратно в инвалидное кресло, ещё больше вогнав девушку в краску. Его ширинка едва не лопалась от напора, а она ещё переживала о своей временной инвалидности.
— Хорошо, — прикусила губу, смутившись, — я буду ждать.
Проводив Некрасову взглядом, Лёшка провел по лицу руками, избавляясь от напряжения, и со стоном выдохнул.
Что бы ни делал, какие страшные поступки ни совершал в прошлом — никогда не пропускал их через себя, никогда не заботился об окружающем мнении. Ничем не дорожил и ни от кого не был зависим. Никогда не испытывал щемящую боль на сердце и не замирал от несмелого прикосновения женских губ. Но с появлением в его жизни Некрасовой — испытал. Прочувствовал на максимуме.
Боялся, что не примет его чувства после случившегося. Отвернется. Не комара ведь прихлопнул. Его жизнь так отличалась от её, шла в такой диссонанс, что оставалось только удивляться, насколько искусны плетения нитей судьбы. Однако Влада и не думала отворачиваться, наоборот, грузилась из-за такой ничтожной причины, что был момент, когда ему захотелось хорошенько стряхнуть её, приводя в чувство. Нашла из-за чего переживать.
Неожиданно внутренний жар сменился ледяным спокойствием, а сердце, до этого тяжело колотящееся в груди, начало выравнивать биение. Ровнее… спокойнее… вот так… вдох-выдох… Как он там сказал? Всё у них будет за*бись? Если бы…
Постоял некоторое время, прислушиваясь к внутренним ощущениям и кивнув своим мыслям, направился к припаркованному у больничных ворот внедорожнику.
Больше не было смысла тянуть: настало время заявить на девушку права. И сделать это следовало как можно скорее. Вот только, согласиться ли она на жизнь в его мире?
После Влады сразу поехал к Скибинскому. Не стал ждать вечера, откладывая всё на потом, и так припозднился.
Павел Олегович лежал в кардиологическом отделении при институте сердца уже вторую неделю. Врачи отмечали вяло текущую динамику, но Гончарову было похрен на её скорость. Важно, что она была. Смертельно устал отбиваться ото всех сразу, да ещё без помощи Седого. Пускай, и убрали Турского, тем самым перекрыв воздух многим недоброжелателям, но присутствие подосланных крыс всё равно чувствовалось. И вот это состояние нервозности и постоянной напряженки выматывало больше всего.
Сразу не поднялся, решив закурить. Задумчиво покусывая фильтр, прошелся пятерней по волосам, отбрасывая назад упавшие на лоб пряди и чиркнув зажигалкой, неспеша затянулся.
Приторная горечь обожгла горло, медленно наполняя легкие никотином, и так же медленно покинула кратковременное пристанище, оставляя после себя долгожданное спокойствие. Сейчас его не выкручивало, не ломало изнутри, как было ещё недавно. Не только Влада не узнавала себя. Ему тоже было с чего удивляться. И все те мысли, что передумал, перекроил в себе, были не его, чужие. Нельзя ему так чувствовать, быть настолько зависимым.
Но жизнь такая штука, что плевать хотела на все наши установки и планы. В какой-то неподвластный нам момент берет и решает изменить всё на свой лад, ничуть не заботясь о последствиях. Хорошо, если выстоишь. А если нет? От таких стремительных скачков ломались многие судьбы. Многие не выдерживали. Лично ему-то похер. А вот за Владку было тревожно.
Скибинский встретил его полулежа, просматривая вчерашний повтор новостей. Палата у него была со всеми удобствами, одноместная. Плазма, холодильник, кондиционер, отдельный душ с туалетом, трехразовое сбалансированное питание. Ни тебе надоедливых соседей, ни посторонних шумов.
— Алексей? — удивился Павел Олегович, грузно приподнявшись на локте. — Что-то случилось? Кхм… неожиданно.
Ну да, явился без предупреждения. Он сегодня ко всем заглянул незапланировано, во избежание лишней суетливости.
— Не ждал тебя сегодня. Ты был уже у Лады? — по глазам видел, что был. — Как она?
Гончаров придвинул к нему удобное кресло, положил купленные фрукты на прикроватную тумбочку и присел на самый край, упираясь локтями в широко разведенные колени. Скибинский убавил на телевизоре звук и внимательно посмотрел на неожиданного гостя, ожидая ответа на заданный вопрос.
— Хорошо. Настроение боевое, даже пытается шутить, — ответил уклончиво, не желая расстраивать старика лишними подробностями.
— С отечностью что? — не клюнул на уловку Скибинский, буравя взглядом. Смотрел пристально, словно под прицелом. Он всегда так смотрел: внимательно, изучающее. Но даже так не получилось разгадать Гончарова. Сколько он их перевидал на своем веку: и наемников, и киллеров, и воротил с беспридельниками. Всегда чувствовал их нутро, мог предугадать действия, никогда не считаясь с их взглядами на жизнь. Но Алексей… тут он затруднялся ответить. Перед ним сидел хладнокровный убийца, машина для устранения помех и одновременно… душа в нем чувствовалась. Как бы не отказывался от неё, а она, проныра, постоянно давала о себе знать. Что с Владкой так было, что с Седым. О Вике он вообще молчал.
— Пока без изменений, — Лёшка разорвал с ним зрительный контакт и посмотрел в окно. Специально отвел глаза, пряча всполохнувшую в них злость. — Врачи говорят, придется подождать.
— С-с*ка-а-а-а… — задохнулся старик от ненависти, имея в виду Олега. — Ты должен был доставить его мне живым! — воскликнул, потеряв всякое спокойствие. — Знаешь, чего я не могу тебе простить? — ткнул в Гончарова скрученным пальцем.
Конечно, он знал. Но тогда у него не было выбора. Сейчас всё иначе. Влада в безопасности, Вика далеко, все из дорогих ему людей живы здоровы.
— Ты лишил меня права наказать убийцу, — прохрипел Скибинский, спрятав дрожащий палец в натруженном кулаке. — Это я должен был убить его.
— Плевать я хотел на ваше право, — процедил едко Лёшка, моментально среагировал на негатив, — и вы знаете почему. — Если вы стремились отомстить за давно умершего сына, то я боролся за живых.
Да ворвись он тогда к Турскому, ещё неизвестно, чем бы всё закончилось. Для Вики — уж точно смертью. Она предала, привела за собой хвост, рассказала о планах и выдала сообщников Турского. Зачем так рисковать, если можно было обойтись без потерь?
Скибинский понимал это, а вот усмирить взбунтовавшую гордость — не мог. Взгляд мгновенно стал бешеным, неуправляемым. Не зря Вика боялась его. Да только и Гончарову было от чего беситься, его тоже поставили перед фактом.
— Вот именно поэтому, — начал успокаиваться Скибинский, усаживаясь поудобнее, — ты сейчас рядом. Думаешь, я тебя наказал Ванькой? Нет, Лёшенька, я себя наказал. Седой… он отличный парень. Надежный, верный. А оно вон как получилось. Не знаешь, почему так?.. — задумчиво поскреб отросшую жесткую щетину, присматриваясь к мужчине. — А я скажу. Оказывается, акулы тоже стареют.
— Может и так, — согласился Гончаров, расслабившись, — но они до последнего кусаются.
Против всех ожиданий Скибинский одобряюще улыбнулся. Видел, что и ему досталось. Вторая неделя пошла, а на его роже до сих пор красовались бледно-желтые синяки.
— Видишь ли, Алексей, методы у меня такие. Доходчивые. Тебя, конечно, таким не переубедить, но другим урок. А тебе на будущее совет: держи возле себя только самых верных и преданных.
