— Молодой человек, — обратился он к Максу. — А вы болели в детстве ветрянкой?
— Насколько я знаю, нет, — ответил Макс. — Только не говорите, что у меня ветрянка!
— Она самая, — спокойно ответил врач. Он проверил градусник. — Тридцать девять и два, — сообщил он медсестре, которая заполняла бумаги. Врач распорядился вколоть Максу жаропонижающее. От чего того передёрнуло. Врач совершенно спокойно написал список лекарств и протянул мне листок. — А вы, милочка, ветрянкой болели? — обратился он ко мне. Я кивнула. — Тогда вам ничего не угрожает. В госпитализации я не вижу смысла, поэтому давайте ему вовремя лекарства и обильное питье. Сыпь нужно обработать зелёнкой и через несколько дней, всё пройдёт.
Бригада скорой откланялась и быстро покинула квартиру. Я закрыла за ними дверь и пошла в ванную, проверять аптечку на наличие прописанных лекарств. В шкафчике кроме аспирина и презервативов я не обнаружила больше ничегошеньки. У Макса даже не было зелёнки. Вздохнув, я быстро оделась и побежала в аптеку. Пока я стояла в очереди, мне посчастливилось понаблюдать за капризничающим малышом и его матерью, которые стояли прямо передо мной. Он ныл по поводу того, что не хочет брызгать лекарство в нос, а она успокаивала его, обещая купить ему все игрушки, какие он только пожелает. Он так напомнил мне Макса, что я решила позвонить его матери, по приходу домой. Она должна знать, как ни кто другой, как ухаживать за её сыном.
Когда я вернулась из аптеки, Макс всё ещё был жив. Он полулежал в постели с телефоном в руках. Жаропонижающее подействовало. По характерному звуку входящих сообщений я поняла, что он переписывался с кем-то во VK.
— Показывай, что ты там накупила, — обречённо сказал он мне, протягивая руку к пакету с лекарствами.
— Слушай, дай с твоего телефона позвонить, — попросила я. Мне нужен был номер его матери, а так просто стащить телефон у меня вряд ли бы вышло. К тому же я знала, что телефон Макса был запаролен. — У меня деньги кончились, — соврала я.
Макс без вопросов протянул мне свой телефон. Я пошла в свою комнату и, быстро найдя нужный мне номер, набрала со своего телефона маму Максима. Господи, до меня только сейчас дошло, что я даже не знаю, как её зовут.
Мне ответил приятный, глубокий женский голос. Я коряво представилась его подругой, сбивчиво обрисовав ситуацию. Я сильно волновалась, поэтому вышло у меня не очень.
— О, дорогая, я сочувствую больше всего ТЕБЕ, — рассмеялась мама Макса. — Как и все мужчины, мой сынок ужасный нытик, когда болеет. Ветрянка — пустяковая болезнь, но я уверена, что он будет вести себя так, будто он при смерти. — Так и есть, подумала я про себя. — Не обращай на его припадки и нытье никакого внимания. Свари ему куриный легкий супчик и давай побольше пить. Молодец, что позвонила, сам-то он ни за что не признался бы, что болен. Так что, Анечка, звони, если что.
Я отключилась. Женщина подумала, что ей звонит Анька. Неудивительно. Кто ещё должен заботиться о своем парне, как не она? Я позвонила Аньке с телефона Макса, чтобы сказать, что с ним всё в порядке. На самом деле, мне нужно было просто хоть кому-нибудь позвонить, чтобы скрыть истинную причину, зачем мне понадобился его телефон.
Я поставила на плиту кастрюлю с курицей для супа и вернулась к больному.
— Кому звонила? — поинтересовался он, беря из моих рук свой мобильник.
— Аньке. Она волновалась за тебя, — соврала я.
— Ага, как же! — усмехнулся Макс. Он прекрасно понимал, что Аньке пофиг на его самочувствие. — Пошли, покурим, поможешь мне спину намазать. — Макс медленно поднялся с кровати, и я, заметив, что он в одних трусах, смущенно отвернулась. — Ты же мне поможешь? — жалобно простонал он, натягивая шорты.
— Помогу, помогу, — заверила я его.
Макс прихватил с собой пакет с лекарствами и, пошатываясь, поплёлся на кухню. Я запретила ему открывать окно и включила вытяжку, чтобы ушёл дым. Мы покурили, я закинула в кастрюлю с супом пару картошин и наспех сделанную поджарку из моркови и лука.
Макс в это время внимательно изучал аннотацию к таблеткам.
— Бля-я-я-дь, придется не бухать 10 дней, — разочарованно сообщил он.
— Ох, нихуя ж себе! — подколола я Макса. — Какая жалость! Бедненький!
— Новый Год вообще-то, — обиженно протянул он.
Я чуть не расхохоталась, Макс выглядел таким несчастным. Я принесла ватные палочки и открыла зелёнку.
— Мажь тут, — распорядился пациент. — Не хочу, чтобы мои простыни стали зелёными. Хотя… какая на хрен разница? Я теперь сам весь буду зелёным. — Я мазала прыщики на спине и шее Макса, слушая его причитания о том, что у них шесть корпоративов впереди, а он будет весь теперь в зелёнке.
— Наденешь костюм Деда Мороза, — коротко успокоила я его, тыкая в спину зелёной палочкой. Мне уже накаляло капризное поведение взрослого мужика.
— Ай! — дернулся Макс. — Подуй! Подуй! — Видимо сильно защипало. — Признайся, это ты на меня порчу навела?
— Нет, — рассмеялась я. — Я насылала «гонконгский сифилис».
— О! Потешайся-потешайся над моим горем! — не прекращал стонать Макс.
Я не смогла удержаться от соблазна, поэтому, давясь смехом, написала на спине Макса слово «мудак». Я протянула ему зелёнку, мол, дальше сам намажешься. И Макс, проклиная всю медицину и весь мир, быстро прижёг на себе остальную сыпь. Я вернулась к почти готовому супу, пробуя его на соль.
— Слушай, Айболит, ты не знаешь, а там можно зелёнкой мазать? — спросил меня Макс, показывая рукой себе между ног. — Я густо покраснела и расхохоталась. — Чешется, пиздец!
— Конечно можно! — заверила я его.
Макс чертыхаясь ушел в ванную с зелёнкой в руках. Я налила ему суп, сама я была неголодна. Через несколько минут «лягушонок Кермит» вернулся.
— Супер! Теперь мой член тоже зеленый! — сообщил Макс, и мы оба расхохотались.
Во время еды Макс тоже ворчал, как старый дед. Мне пришлось его уговаривать съесть хотя бы половину тарелки супа, и ел он так, будто делал мне великое одолжение, на большее его не хватило. Наконец, Макс ушел к себе в спальню и лег в постель. Я облегченно вздохнула. Макс и так был не подарком, а болеющий Макс был просто невыносим. В половине двенадцатого я расстелила себе постель. Натянув на себя длинную майку, почти до колена, служившую мне пижамой, я решила проверить больного перед сном. Макс лежал в темноте, уткнувшись в ноутбук. Я присела на край кровати и протянула ему градусник. Макс без разговоров засунул его под мышку.
— Что смотришь? — поинтересовалась я.
— Только начал. «Четыре комнаты» Тарантино, — ответил он. — Смотрела? — Я отрицательно покачала головой. — Давно хотел посмотреть, да всё времени не было. Хочешь, вместе посмотрим? — предложил Макс.
Я смутилась и ничего не ответила. Я сидела в ожидании градусника. Он запищал, и Макс, бросив на него взгляд, протянул мне. Снова 39,2. Я сходила на кухню и принесла Максу таблетки и стакан воды. Макс проглотил таблетки и, запив водой, поставил стакан на тумбочку. Я повернулась, чтобы уйти, когда Макс схватил меня за руку.
— Подожди! Я хотел сказать тебе спасибо, что возишься тут со мной, — сказал Макс. Я снова смутилась, но не пыталась вырвать руку из горячих пальцев Макса.
— Да, пустяки! — Махнула я свободной рукой. — Не парься.
— Угу… Я прочёл твое послание на спине. — Я густо покраснела, хорошо, что был полумрак, и этого не было видно. — Я знаю, что ною, как баба, прости, что тебе пришлось это терпеть. Я очень рад, что ты оказалась рядом и не растерялась. Посиди ещё немного. Посмотри со мной фильм. — Макс похлопал по кровати рядом с собой. — Пожалуйста! — добавил он.
Я не успела ответить, потому что Макс уже всё за меня решил. Он потянул меня за руку и с лёгкостью перебросил меня через себя на кровати и помог устроиться на соседней подушке. Макс взял пульт с тумбочки и включил большую плазму на стене. Комната озарилась ярким светом, и мой взгляд упал на картину с изображением юноши с гитарой.
— Макс, а кто нарисовал эту картину? — не сдержала я любопытство.
