Вау, полегче, подруга. Я вижу себя в зеркале напротив своей кровати и едва узнаю. Моя грудь быстро поднимается и опускается, губы припухли от тех укусов, которыми я их подвергла, а волосы растрепались и теперь падают прядями вокруг моего лица.
И мое тело. Мое тело… Горит.
Теперь понимаю. Я понимаю, почему девушки бросаются на этих мужчин. Это все мышцы и тестостерон. Можно свести это к основной человеческой природе и генетике. Проще говоря, мы существа, которые рождены для того, чтобы производить потомство, а такие люди, как Зейн — здоровые и привлекательные мужчины, — имеют тенденцию разжигать гормональное безумие в нашем обезьяньем мозге; особенно, когда цикл женщины приближается к своему пику, потому что хорошее здоровье подразумевает плодородие.
Перекатываясь на спину, я улыбаюсь.
Надо же!
Я только что объяснила всю эту чушь элементарной наукой.
Я не сумасшедшая. Я просто женщина во власти своих невероятно взбесившихся гормонов. Мое тело запрограммировано реагировать подобным образом на любого мужчину, похожего на Зейна.
Образ мокрых плавок, облегающих большую выпуклость в бассейне на прошлой недели, всплывает в моем мозгу, и я не могу не думать о том, насколько он большой там, внизу. Очевидно, под тканью скрывается нечто внушительное…
Скользнув рукой под пояс леггинсов и, крепко зажмурив глаза, я прикусываю губу и делаю то, чего раньше никогда не делала — фантазирую о том, кого действительно знаю.
В другое время обычно это некий воображаемый сексуальный парень, не существующий в этой вселенной, но чудесным образом удовлетворяющий все мои физические и умственные потребности, потому что ум — самый большой половой орган женщины.
Я провожу пальцем между скользкими складками, направляю его вниз и проникаю глубоко внутрь себя с таким отчаянием, которого никогда не испытывала до сих пор. Бедра дрожат, клитор набухает, и движения моих рук пробуждают к жизни каждую частичку меня.
Это чувствуется потрясающе, но чего-то не хватает.
Я располагаюсь в центре кровати, сосредотачиваясь, концентрируясь на удовольствии, пока мои пальцы заняты работой. Прикусив зубами нижнюю губу, я становлюсь ближе с каждым лихорадочным мгновением.
По…чти…
И… замираю, когда слышу звонок в дверь. Спрыгнув с кровати, я натягиваю штаны, разглаживаю рубашку и мчусь прямиком к двери.
— Привет, Зейн. — Я краснею.
На пороге дома Рут стоит Зейн. И краснею еще больше. Мои щеки горят жарче, чем полуденное солнце Флориды.
Он протягивает руку, сжимая мой телефон.
— Ты забыла.
— О… Спасибо. Я действительно ценю это. — Ох, а не могла бы я говорить не так официально?
На экране отображается текст сообщения от тети Рут:
Буду поздно ночью. Мы с девочками доберемся на такси. Не жди!
Я качаю головой, широко улыбаясь, и закрываю сообщение. Социальная жизнь тети Рут более захватывающая, чем моя, и я не знаю, смеяться мне или плакать по этому поводу.
— Что смешного? — Зейн изучает мою улыбку, как будто она редкая и завораживающая.
— Ничего. — Я убираю телефон за спину. — Тетя Рут сегодня вечером будет танцевать польку со своими друзьями. Я просто нашла это забавным.
— Забавно, потому что ей семьдесят пять лет, или забавно, потому что тебе — треть ее возраста, а ты сидишь дома, ничего не делая, в то время как она развлекается?
— Это вечер вторника, — издеваюсь я. — Не надо на меня наезжать за то, что я осталась дома во вторник вечером.
— Что происходит в этот день? Я не в курсе событий в межсезонье. — Зейн чешет свой левый висок.
— Это должно произвести на меня впечатление?
Уголки его губ приподнимаются.
— Я бы мог многое сделать, чтобы произвести на тебя впечатление, Далила, если бы захотел. Но не думаю, что ты справишься с этим, поэтому я пощажу тебя.
— Пожалуйста. — Я закатываю глаза.
— Почему ты так раскраснелась? — Зейн прижимает к моей щеке ладонь, но я отталкиваю ее. — Ты заболела?
У меня отвисает челюсть, и я не знаю, что ответить. Я плохая лгунья. Всегда была.
— Что ты делала, когда я постучал? — спрашивает он.
— Ты позвонил в дверь.
— Нет, сначала я постучал. Несколько раз. И я знал, что ты дома, поэтому продолжил стучать. А потом, когда я позвонил в дверь, ты вылетела сюда, выглядя растерянной.
— Внутри жарко, — лгу я. Ужас. — Наверное, кондиционер сломался.
Зейн смотрит через мое плечо на полуоткрытую входную дверь, где наружу просачиваются потоки холодного воздуха и окутывают нас на ступеньках.
— Ты плохая лгунья, Далила. — Зейн проходит мимо меня и оказывает в доме Рут.
— Что ты делаешь? — Я иду за ним. — Ты не можешь просто войти сюда. Если кто-нибудь скажет Рут, что ты был в ее доме, у нее будет истерика.
— Не беспокойся о Рут. Она будет поздно, верно? Никто не видел, как я вошел. Все нормально.
Зейн прямиком идет на кухню и открывает потайную дверь кладовой рядом с холодильником.
— Что ты делаешь теперь? — спрашиваю я. — И откуда знаешь дорогу на кухню Рут?
— Когда перестраивалось здание клуба, Рут проводила здесь все собрания ассоциации домовладельцев, — поясняет он. — И до того, как она решила возненавидеть меня, я приходил и помогал ей с содержанием дома. Делал то, что она не могла сделать. Вешал шторы. Передвигал мебель. Все в этом роде. Я знаю каждый сантиметр этого дома.
— Да? Я этого не знала. — Я слежу, как Зейн вытаскивает пачку печенья с написанной от руки этикеткой, которую я не могу разобрать. — Рут вовсе не ненавидит тебя. Что это?
— Пастичотто, — говорит Зейн с испанским акцентом, сунув одно в рот. Он жует, затем слизывает сахарную пудру с пальцев. — Печенье из Испании. Моя бабушка делала такое в детстве, и Рут всегда держит их в своей кладовой. Она заказывает их в европейской пекарне в Нью-Йорке. И платит хорошие деньги, чтобы его доставляли свежим. Хочешь одно?
Я отрицательно качаю головой.
— Почему бы тебе не заказать их для себя?
— Я и заказываю. Мы оба получаем их первого числа каждого месяца. Я уже съел свое. — Зейн улыбается мальчишеской улыбкой и кладет пачку обратно. — Ты многое теряешь.
— Тебе пора, — говорю я.
— Почему? У тебя внезапно наметилось свидание? — усмехается он, и я замечаю на его щеке налет сахарной пудры, который я почти готова слизать.
Но, конечно, я бы никогда этого не сделала.
— У меня есть дела, — говорю я.
— Подобные тем, какими ты занималась до моего прихода?
— Не беспокойся об этом. — Я приподнимаю брови и указываю на прихожую. — Уверена, что тебе есть куда пойти и кого побеспокоить, так что…
— На самом деле, сегодня вечером я совершенно свободен. — Зейн складывает руки за голову и идет к двери.
Я закатываю глаза, когда он не видит.
— Я уверена, что ты найдешь способ заполнить этот пробел.
— Хочешь потусоваться? — Его вопрос кажется серьезным, судя по отсутствию ухмылки на лице или огонька в глазах.
Я указываю на себя.
— Хочу ли я… Хочу ли я потусоваться? Сегодня вечером? С тобой?
— Хорошо, позволь мне перефразировать, — говорит он, подходя ближе. — Ты зависнешь со мной сегодня ночью?
Я смеюсь.
— Хорошая попытка, де ла Круз. Боюсь, я не буду этого делать.
Внутри меня все приходит в волнение, что-то зажигается и губы начинают изгибаться в широкую улыбку.
Я не узнаю себя сейчас. Кто эта женщина, позволяющая себе быть очарованной профессиональным соблазнителем?
— Перестань быть такой чертовски упрямой. — Зейн понижает голос, взгляд настолько напряжен, что я не могу отвести свой взгляд. И, возможно, не хочу. — Мы можем посмотреть фильм. Может, закажем пиццу. Черт. Я не знаю. Что ты любишь делать?
Я наклоняю голову и разглядываю его лицо.
— Почему ты хочешь тусоваться со мной?
— Слушай, я чувствую себя виноватым. За то, что заставил тебя чувствовать себя некомфортно. Конечно, черт возьми, я не ожидал, что ты убежишь. — Зейн издает смешок. Один раз. — Я думал, что такая девушка, как ты, привыкла к подкатывающим мужчинам. Полагаю, такое бывает довольно часто. Не думал, что когда-нибудь испугаю женщину.
