— Я не испугалась, — говорю я. И его лесть работает.
Вроде бы.
Черт его подери.
— Хорошо, испугал, разозлил, что угодно. — Он поднимает руку.
— Там, откуда я приехала, мужчины так себя не ведут. Ни один мужчина в Рикстон Фоллс никогда не скажет женщине, что ему кажется, будто она хочет его трахнуть.
— Это в штате Нью-Йорк, верно? — спрашивает он.
Я киваю.
— Тогда я позволю себе не согласиться с тобой по этому вопросу. Я знаю много придурков с севера.
— Они, вероятно, из города. Небольшие городки севернее менее… прогрессивные, когда дело доходит до такого рода вещей.
— Это многое объясняет. — Зейн подставляет большой палец под подбородок и пристально на меня смотрит. — Ты девушка из маленького городка. Я городской парень. Мы говорим на разных языках. Может быть, это наша проблема.
Я смеюсь.
— Не думаю, что это наша проблема. Вовсе нет. Хотя, это мило.
Он морщит нос.
— Мило? Боже. Никогда не называй меня так. Иисус, Далила, я из Чикаго. Вырос на улицах Саут-Сайда. Мужчины не милые. Ты заставишь меня потерять мой уличный авторитет, если продолжишь называть меня так. Кстати, я тяжело работал, зарабатывая его.
— Уличный авторитет? Ага. Не думаю, что он тебе нужен в Лагуна Палмс. Твой уличный авторитет здесь не пригодится. — Я слегка хлопаю его по руке. — Кстати, я учусь в колледже Чикаго.
— Рут мне говорила.
Ну, конечно, она это сделала.
Зейн фокусируется на мне, его улыбка исчезает.
— Кажется, каждый раз, когда делаем шаг вперед, мы возвращаемся на пять шагов назад.
Я смеюсь.
— Ага.
— Как ты думаешь, почему так, док? Проанализируй это.
Подняв палец, я не могу удержаться от желания исправить его.
— Я буду лицензированным социальным работником, а не психологом или психиатром. Не доктором.
Зейн закатывает свои медового цвета глаза.
— Какая разница? Просто ответь на этот чертов вопрос. Почему нам так чертовски трудно дружить больше пяти минут?
Он так близко, что я чувствую запах его одеколона. Чувственный. Опьяняющий.
Это заставляет меня задуматься о том, как будет ощущаться его кожа, когда его теплое тело будет тереться о мое, каково это будет чувствовать себя прижатой его телом, запутанной в простынях, с его руками в моих волосах.
Я трясу головой, приходя в себя.
— Потому что у нас разные приоритеты.
— Да? И какие у меня?
— Трахнуть девушку, живущую по соседству.
— А твои?
— Не трахаться с парнем, живущим по соседству.
Зейн рукой обхватывает мою талию и притягивает меня к себе. Мое сердце бьется так быстро, что уверена — оно вот-вот лопнет у меня в груди.
— Будет ли это худшим, что может случиться с тобой этим летом? — Мятное дыхание касается моих губ. — Позволь мне сопроводить тебя в постель.
— Сопроводить меня в постель? Что, ты вдруг стал джентльменом?
— Хорошо. Трахнуть меня будет худшим, что произойдет с тобой этим летом?
— Возможно.
— Очень плохо. — Зейн наклоняет голову набок. — Потому что, думаю, это было бы чертовски охренительно.
Мои губы инстинктивно раскрываются, молчаливо умоляя Зейна поцеловать меня, несмотря на мое упорное сопротивление. Он уже двумя руками обхватывает мою талию и прижимает меня к себе прямо в центре холла великой тети Рут.
— Это лето я запомню на всю жизнь. Это, блин, точно, — добавляет он.
У тети Рут случился бы сердечный приступ, если бы она увидела сейчас этого бунтаря-футболиста, стоящего здесь и держащего свои грязные лапы на тех моих местах, которые, очевидно, ему не принадлежат.
Когда мы стоим, я забываю все то, что терпеть не могу в Зейне. Моя логика сбита с толку, предупредительные сигналы и тревожные гудки теряются в гормональном безумии, происходящем внутри меня.
Хочу, чтобы он был во мне.
На мне.
Хочу этот животный обмен сексуальной энергией, о котором только читала в учебниках и видела в кино.
Глядя в темные глаза Зейна, я чувствую все эти вещи одновременно. Я хочу быть центром его вселенной. Хочу быть единственной, кого он видит. Я не хочу делиться им. Я буквально больна от похоти и эндорфинов, и мое сердце будто обмотано кружевами и оборками — все потому, что этот возмутительно привлекательный здоровяк просто пленит меня.
Что, черт возьми, со мной не так?!
Я трясу головой, пытаясь разогнать туман и взять себя в руки.
— Не думаю, что это хорошая идея для нас… — начинаю я, — …делать это в доме Рут.
Рот Зейна изгибается в победной улыбке, и я принимаю тот факт, что только что окончательно решила свою судьбу. Я подписалась под этим. Я сделала это. Буду ли я сожалеть или нет, но я не переживу еще один момент решительной борьбы между моим телом и разумом, потому что и так понятно, кто из них выиграет эту битву.
Это было только вопросом времени.
Я открываю рот, чтобы заговорить, и оказываюсь прижатой к стене. Мягкие губы Зейна прижимаются к моим, а пальцы обхватывают мою шею.
Я невесомая.
Живая.
Сейчас я не узнаю свои мысли или чувства. Я абсолютно другой человек.
Я касаюсь Зейна, действительно касаюсь его, впервые. Его кожа под кончиками моих пальцев бархатно-стальная. Твердая и одновременно мягкая. Мышцы перекатываются под ней, когда Зейн наклоняется и сгребает меня в охапку своими руками. Он поднимает меня, как будто я ничего не вешу, и только когда мы находимся так близко, я полностью чувствую размер Зейна.
— Ты не пожалеешь об этом, — шепчет он мне в шею, и его губы тянутся к моей ключице.
Надеюсь, что он прав.
Глава 8
Зейн
Мы делаем отчаянный рывок к задней двери Рут, несемся вдоль живой изгороди и через калитку попадаем на мой задний двор. Я едва сопротивляюсь желанию сорвать с Далилы одежду и взять ее прямо здесь и сейчас.
И я бы сделал это. Я бы оттрахал ее до потери сознания, если бы не чертовы любопытные соседи и их бинокли для «наблюдения за птицами». Все в курсе, что на самом деле они наблюдают не за птицами.
К счастью, солнце уже зашло, и мы укрыты сумеречным сиянием, которое окрашивает кожу Далилы в теплые розовые и мандариновые оттенки, которые смешиваются с румянцем на ее нежных щеках.
Боже, она так охренительно красива.
— Иди сюда. — Как только мы оказываемся внутри, я притягиваю ее к себе.
Стаскиваю с нее рубашку и легко справляюсь с застежками лифчика. Далила проводит руками по моей талии, рывком расстегивает пуговицу на штанах и лихорадочно тянет за молнию.
Когда наша одежда беспорядочно падает к нашим ногам, придерживаю рукой за спину, вынуждая выгнуться, и свободной рукой скольжу между ее бедер, где она уже мокрая. Ныряю одним пальцем в ее тугую киску, затем добавляю второй, и Далила выгибает в ответ бедра.
Наклонившись, беру тугой сосок в рот и обвожу языком заостренный бутон, пока пальцами скольжу внутрь и наружу.
— М-м-м, — стонет она.
Мой член пульсирует, наливается и увеличивается, а запах Далилы наполняет мои легкие. Хочу почувствовать этот сладкий мускусный аромат на своем языке. Опустившись на колени, обхватываю ее идеальную попку ладонями и заставляю расставить ноги шире.
Ее киска принимает мой язык, и Далила запускает пальцы в мои волосы. Ее стоны становятся громче, чаще; влага покрывает мой язык, и я кружу по клитору, скольжу языком вверх и вниз по всей киске.
Через несколько минут ноги Далилы дрожат, и я понимаю, что она на грани, но будь я проклят, если продолжу так усердно работать и получу ее оргазм, не имея удовольствия наблюдать за ее лицом, когда Далила кончит на моем члене.
— Пойдем, — говорю я, поднимаясь и хватая ее за руку. Не раздумывая, веду в свою спальню.
Вот черт! Но уже поздно возвращаться.
Все девушки, которых я трахал после Мирабель, видели только комнату для гостей, мою спальню — никогда. Это казалось правильным.
