В ответ я нажимаю на скрытую панель и включаю один ряд ламп. Первая часть комнаты отведена для отдыха. В баре с подсветкой установлены низкие столики и мягкие кресла. Я жду, пока глаза Селены привыкнут, и освещаю вторую половину подземелья. В огромной комнате вспыхивают прожекторы, освещая тяжелую деревянную мебель, привинченную к полу. Андреевские кресты, скамейки для порки, деревянные лошади, длинные столы, обтянутые черной кожей, — хорошо обставленное БДСМ-темница. Рай для вампирической обители. Подчинение — это ад и рай в одном лице.
Я щелкаю последним выключателем, и вся стена загорается. Селена ахает при виде висящих на стене флоггеров, веревок шибари, кнутов, затворов и тросточек.
Ее шок освежает. Был ли я когда-нибудь так невинен? Она поворачивается, широко раскрытые глаза горят, вбирая в себя все. Ее соски затвердели. Не такая уж невинная. По крайней мере, какая-то часть ее очарована.
Превосходно.
— Ну, питомец. — Я касаюсь ее волос, чтобы привести в чувства. — Что ты думаешь?
Она моргает. Облизывает губы. Говорит последнее, чего я ожидал: — Никто не ожидает испанской инквизиции.
Глава 5
Селена
Король вампиров движется позади меня гигантской, темной тенью в этом пугающем месте. Его смех эхом отдается вокруг меня, обволакивает, как теплое одеяло, проникает в вены. От этого звука у меня кружится голова, как от стакана виски на пустой желудок. Я слегка покачиваюсь, и он обнимает меня за талию большой рукой.
— Добро пожаловать в клуб «Яд», питомец.
— Это место принадлежит вам? — Я слышала о ночном клубе вампиров и слухах о том, что это на самом деле БДСМ-темница с танцевальным клубом в качестве прикрытия. Некоторые вампиры — садисты и предпочитают, чтобы их жертвы были покорными мазохистками. Они называют их сладкокровными. Кровь имеет больше вкуса, когда смешивается с эндорфинами, ответом организма на боль.
— Все, что ты видишь.
— Все, к чему прикасается свет, — бормочу я. Умные фразы — хороший способ скрыть страх. Люциус снова смеется и подталкивает меня вперед.
Мы уже на полпути к центру зала, где на возвышении стоит тяжелый трон, освещенный прожектором, демонстрирующим его средневековое великолепие, — тот случай, когда тишина обретает смысл.
— Здесь никого нет.
— Конечно, нет, — мурлычет мне на ухо Люциус. — Ты мое самое ценное достояние. Я не хочу выставлять тебя напоказ, еще не время.
Я думаю о вечеринке, которую он устраивает через месяц. — Но настанет день?
— Однажды. — Он отходит от меня, занимая свое место на троне. Король в своем королевстве. Его естественная среда обитания. — Ты готова приступить к тренировкам?
Готова ли я? Поворачиваюсь на месте, уделяя дополнительное время осмотру стены с инструментами. Стена боли. На тренировках я видела и похуже, чувствовала себя хуже, но сейчас все по-другому. Уединенность. Чувственность. Здесь нас только двое. Люциус закатил рукава рубашки, обнажив восхитительно сильные предплечья. Мои соски затвердели, обтянутые комбинезоном, а между ног повлажнело.
Я не боюсь того, что Люциус может причинить мне боль. Я боюсь, что мне это может понравиться.
Люциус щелкает пальцами, и я в мгновение ока оказываюсь рядом с ним. Стою на коленях, голова опущена, руки заложены за спину.
— Время игр закончилось, — говорит он мне. — Когда мы здесь, ты подчиняешься моим приказам, иначе будешь наказана. Никаких оправданий, никаких исключений. Ты всегда будешь называть меня «сэр», если только я не прикажу тебе молчать. Понимаешь? Ты можешь говорить.
Я сглатываю. — Да, сэр.
— Я могу пожелать, чтобы ты разделась или поползла. Ты подчинишься немедленно или будешь страдать от последствий. И, питомец, тебе не понравятся последствия. У тебя есть какие-нибудь вопросы?
— Каковы будут последствия? — спрашиваю я и добавляю: — Сэр?
Его темные глаза подмигивают мне. Ему это нравится: сцена, игра — все, что происходит. — Ослушайся и узнаешь.
Я бросаю взгляд на стену боли. Он наклоняется вперед и берет меня за подбородок, оттягивая назад. — Повинуйся мне, и я вознагражу тебя. Ты полюбишь награды. Вчера вечером ты попробовала их на вкус.
Да. Я никогда не забуду эти оргазмы. Я хочу большего.
— Через месяц я представлю тебя королевству. Супруга короля. Все будут желать тебя. Ты будешь выступать для них и заслужишь свою свободу.
А это, — он протягивает руку к столику, выдвигает ящик и достает оттуда коробку. Тяжелый серебряный ошейник лежит на черной бархатной подушке. Люциус берет его, и бриллианты подмигивают мне. — Ошейник, достойный королевы. Я намерен обучить тебя для себя и только для себя. Ты ни перед кем не преклонишь колени… только передо мной.
Интересно. Разведчики Ксавье ничего не говорили о том, что он был таким собственником с покорными.
Я открываю рот и жду, когда он наклонит голову, давая мне разрешение говорить. — И после вечеринки тоже… сэр?
— Ты будешь вольна приходить и уходить, когда заблагорассудится. Ты можешь вернуться в свою стаю, если захочешь. Цена твоей свободы — окончательное подчинение, но после этого ты можешь взять ошейник и уйти.
Я покачиваюсь на пятках. Он хочет обучить меня, заставить хотеть его. Я — инструмент демонстрации его силы. При условии, что он сможет заставить меня делать то, что он прикажет…
— А если я захочу остаться?
— Здесь всегда найдется место для тебя. Рядом со мной.
— В роли вашей покорной? Или меня станут передавать из руки в руки, когда вам заблагорассудится?
— Наше соглашение имеет логическое завершение, но я буду продолжать заботиться о тебе. Ты будешь работать здесь. И подчиняться только вампирам, которых выберешь сама.
Я наклоняю голову, как будто обдумываю. Он думает, что сломает мою защиту. Я собираюсь сломать его, и в ту минуту, как он отвернется, нанесу удар. Все идет по плану.
— Хорошо, — говорю я. — Я готова.
Он вытягивает руку и показывает на стену боли. — Выбирай.
Я выпрямляюсь. Смотрю на него и тяжело вздыхаю, а затем встаю на ноги. Ряды орудий расплываются перед глазами, когда подхожу ближе. Я хватаю ближайшую к себе полоску кожи с угловатым наконечником, прикрепленным к длинной ручке. Вернувшись к Люциусу, опускаюсь на колени и протягиваю ему свой выбор, склонив голову. Искусное исполнение все упрощает, особенно учитывая, что я готовлюсь к долгой ночи.
Люциус берет хлыст и откладывает его в сторону, а потом прижимает меня к себе.
— Напугалась?
Я опускаю голову.
— Не бойся. Я не причиню тебе вреда. — Его большие руки разминают мои плечи, пока я не начинаю таять, подавляя свое сопротивление. Его прикосновения приятны. Я и люблю, и ненавижу то, как реагирую на него.
— Не знаю, смогу ли я это сделать, — выпаливаю я.
— Тебе ничего не нужно делать. Просто впитывай происходящее.
— Когда мы находимся на сцене, я знаю о тебе все: каждое движение, каждый вздох, каждую дрожь. Твоя роль — осознавать меня. Я буду твоим миром. Мои слова — твой бог. — Его большие руки обхватывают мое лицо и наклоняют мою голову назад, чтобы встретиться с его глазами. — Отдайся мне, Селена. Я никогда не позволю тебе упасть.
Люциус
Мой питомец ерзает у меня на коленях, слишком взвинченная, чтобы сидеть спокойно. Она и нервничает, и любопытствует — освежающее сочетание. Я ставлю ее на колени и застегиваю ошейник на шее. — Высшая степень отличия, — говорю я ей, и она кивает, мгновенно склонив голову. Ее вздох заставляет меня схватить ее за подбородок. — В чем дело, питомец?
— Я вам нужна? — Она смотрит на выпуклость моих брюк. Страх? Нетерпеливость? Ее лицо — маска, которой позавидовал бы вампир.
— Не сейчас, питомец, — говорю я ей. — Ты должна заслужить. — Ее глаза еще больше округляются. Нервничает. Она действительно девственница.
— Тебе нужно новое безопасное слово, питомец. Нечто уникальное.
— Кустарник? — предлагает она, и я сдерживаю улыбку.
