Джетро глумился надо мной.
— К сожалению, ты не сказала о том, что фантазировала о мужчине, использующего и оскверняющего тебя. Как печально, ты не призналась в своих более порочных желаниях, таких, как связывание и боль. Тогда, возможно, я и мог бы исполнить твоё желание, — он провёл губами по моей скуле. Его прикосновение, скорее всего, было снисходительным, а не соблазнительным. — А теперь, ответьте-ка мне, мисс Уивер. Зная мои определённые запросы, ты по-прежнему влажная для меня? Это то, о чём ты просишь? Мой язык. Моё внимание? Мой... — он зарылся носом в мои волосы и прикусил мочку уха, — ... член.
Мне хотелось отрицать трепет в сердце и жар, вздымающийся из глубины. Я хотела бы быть оскорблённой его грубостью и странными сексуальными предпочтениями, но не могла. Потому что, несмотря на то, что меня никогда не занимала идея о насилии в сексе, я не могла отвергнуть бесспорное очарование всего этого.
Отстранившись, Джетро прошептал:
— Не надо меня смущаться. Произнеси это. Скажи, что ты хочешь.
Больше я не была человеком. Я была жидкостью. Горячая, пластичная, текучая, ожидающая силы для придания мне формы. Всё, сказанное им, разжигало во мне потребность до тех пор, пока жар не выступил на лбу, но я не могла говорить так грязно. Ну, если только у тебя телефон в руке, тряпка.
Опустив взгляд, я прошептала:
— Я хочу... Я хочу...
Пальцы Джетро напряглись на моем подбородке.
— Произнеси это, — его глаза вспыхнули, и заблуждение о том, что он не ведал страсти, растворилось. Он знал. Он владел ей. Он спрятал ее под слоями загадочности, которую я даже не надеялась распутать.
Едва вдохнув, и проклиная гребаный корсет, я сказала:
— Я хочу твой рот.
Он кивнул.
— Прекрасно. Но сначала я хочу твой, — его большой палец вновь прошёлся по моим губам, стирая красную помаду, а затем проник в мой рот.
Я замерла, широко раскрыв глаза и сомкнув губы.
— Где именно ты хочешь его? — его голос понизился до треклятого шёпота, смертельного как для моих ушей, так и для всего тела, однако, игнорировать его было невозможно.
Он не беспокоился об официантке или прохожем на тёмной улице, которые могли нас заметить. Он просто пригвоздил меня своими непоколебимыми золотистыми глазами и, большим пальцем потёр мой язык.
Я не могла говорить. Его большая ладонь обездвижила меня, а пальцы лишили возможности говорить. Я не знала, что делать. Должна ли я пососать его? Укусить? Оставить всё, как есть?
Джетро улыбнулся — это не было его обычной ледяной гранью, но и мягкой тоже.
— Следуй за своими инстинктами. Хочешь сосать, так соси, — он протолкнул большой палец глубже, а его взгляд потемнел.
Он легко поставил меня в позицию подчиняющейся, но я никогда не ощущала такой власти. Сомкнув губы, я пососала. Один раз.
Он стиснул челюсть, но не более того.
Я повторила, облизывая его палец жаждущим языком. Пробуя его, мой рот заполнился слюной. Желая его. Каждое сосательное движение посылало волну жадной потребности внутрь меня, делая мокрой.
Плечи Джетро напряглись.
— Видишь? Тебе и не нужно говорить, что ты хочешь. Твоё тело делает это за тебя. Ты удивила меня, а это не так просто, — моё платье зашуршало, когда он приобнял меня за талию, притянув к своему крепкому телу.
Я охотно подвинулась, пойманная в ловушку множеством способов. Мой разум был полностью поглощён им. В данный момент, это являлось моим миром. Жажда — да, возбуждение — безусловно, но также ещё и спокойствие в абсолютном внимании, требуемое им. Не существовало мыслей о семье, компании, бесконечном рабочем графике и встречах.
Я была ничем, кроме как плотью, кровью и костями.
Я являлась олицетворением потребности, и только Джетро мог потушить пожар, который он разжёг.
Губами он вновь задел мочку моего уха. Я напряглась, когда он укусил меня.
— Знаешь, о чём ещё мне говорит твоё тело?
Я покачала головой, кружа языком вокруг его пальца. Внутри меня все сжалось, а разум опустел. Самый интимный момент моей жизни произошёл на общественном диване рядом с витриной кафе.
— Ты в кое в чём нуждаешься. Это нечто, что ты ещё не готова понять, — Джетро легонько поцеловал меня в скулу. — Тебе нужно это настолько сильно, что ты позволила бы мне провести рукой по твоим коленям вверх, между ног и просунуть палец глубоко внутрь в эту самую секунду. Ты раскрыла бы свои невинные бедра, даже несмотря на присутствие свидетелей, и застонала бы, когда я погрузился своим членом так глубоко, как никто другой.
Пузырь сформировался в моей груди, крутясь и поблёскивая смесью опровержения и согласия.
Его большой палец решительно двигался, прижимая мой язык вниз.
Я дёрнулась, широко раскрыв глаза.
— Ты позволила бы мне затащить тебя в какой-нибудь запущенный переулок, разорвать платье и...
Мне не хотелось слышать продолжение. Но я сделала. Ох, и как я сделала. Он сразу захватил меня силой слов. Я не могла ничего отрицать. Мне и не хотелось. В первый раз в моей жизни всё это было настоящим. Низко и поверхностно, так же, как с Кайтом, но страстно и совершенно.
Я бы охотно обменяла свою безупречную репутацию на ночь невероятной порочности. В каком свете это меня выставляет?
Я вздрогнула, ответив на собственный вопрос. Одинокая. Я ненавидела это слово больше, чем любое другое в словаре.
Джетро медленно вытащил большой палец из моего рта, крепко удерживая меня.
— Ты позволила бы мне заставить тебя закричать, мисс Уивер, и так, как ты сделаешь это с явной готовностью, я бы никогда не подчинился твоим желаниям.
Тепло, вызванное напряжённым разговором, очень быстро испарилось. Он ухмыльнулся.
— Интересно, а что бы сказал твой отец, если бы узнал, что его дочь втайне желает быть оттраханной незнакомцем в тёмном переулке?
Грубость его слов спустила меня на землю.
Он опустил руку и взял со стола салфетку. Не сводя с меня взгляда, он медленно вытирал блестящий большой палец, прежде чем смять салфетку и бросить её в чашку.
— Держу пари, ты будешь все отрицать. Или притворишься, что не хотела мой каждый дюйм, — он ухмыльнулся двойному смыслу своих слов.
Румянец стыда украсил мою грудь и опалил щеки. Язык всё ещё побаливал от его грубых движений, а во рту чувствовалось опустошение, после того, как испытала сладость его кожи. Я не могла больше сидеть тут и терпеть его глумление над собой. Я была эгоисткой и напрасно позволила этому самовлюблённому маньяку отменить свои планы с Воном и отцом.
Это карма, и она адски ужалила меня.
