Он рассмеялся, стаскивая свитер с моих плеч, не торопясь, чтобы развернуть меня как подарок. Длинные пальцы, двинулись к поясу моей юбки и заполнили комнату тихим звуком молнии. Он сделал, так как и обещал, целеустремленно сдвигая шерстяное изделие с моих бедер и вниз по ногам, чтобы оно собралось в лужицу у моих ног, оставив на мне только кружевной лифчик и довольно откровенные трусики.
Низкий шум включенного кондиционера заполнил квартиру, а поток прохладного воздуха, устремился по моей обнаженной коже. Беннетт притянул меня на колени, так что мои ноги были по обе стороны от его бедер. Грубая ткань его брюк задела заднюю часть моих голых бедер, моей практически голой задницы. Я должна была сейчас чувствовать себя вроде как уязвимой – со мной практически раздетой и им полностью одетым – но я наслаждалась этим. Это так походило на нашу первую совместную ночь в его доме, после моей презентации, после того, как мы признали, что не хотели жить друг без друга, и после того, как он позволил мне связать его так, что я могла со всем своим мужеством услышать, как много боли я ему причинила.
А затем, я поняла, что эта позиция была преднамеренной. Я подозревала, что он тоже думал именно о той ночи. Его глаза сияли таким голодом, таким обожанием, что я не могла не испытывать чувство власти, ведь не было ничего, что этот мужчина не сделал бы, если бы я просто попросила.
Я дотянулась до пуговиц его рубашки, желая его голым надо мной, подо мной – везде. Я хотела вкусить его, исцарапать его кожу при помощи своих пальцев, губ и зубов. Я хотела растянуть его на столе и трахнуть, пока всякая мысль о ком-либо из нас покидающим эту комнату, не была бы удалена из памяти (не стала бы далеким воспоминанием).
Где-то в квартире, зазвонил телефон. Мы замерли, ни один из нас ничего не говорил, оба ждали, надеясь, что это была счастливая случайность, и что затем последует только тишина. Но пронзительный рингтон мобильного телефона — тот, что стал для меня слишком знакомым — снова наполнил воздух. Работа. Чрезвычайный рингтон. Не очередной чрезвычайный, а чрезвычайно-чрезвычайный. Беннетт выругался, прислонив свой лоб к моей груди. Мое сердце колотилось у меня под ребрами, а мое дыхание было слишком быстрым и слишком громким.
“Черт, прости”, сказал он, когда мобильник продолжил звонить. “Я должен…”
“Я знаю”. Я встала, используя спинку стула, чтобы поддержать свои дрожащие ноги.
Беннетт потер руками лицо, перед тем как встал и пересек комнату, найдя свой телефон там, где он бросил свой пиджак, на спинке кушетки. “Да”, сказал он, а затем послушал.
Я нагнулась за своим свитером и накинула его на плечи, нашла свою юбку и натянула ее на бедра. Я отнесла блюда в кухню, в то время как он говорил. Я пыталась дать ему хоть какое-то чувство уединенности, но начала беспокоиться, когда его голос продолжал повышаться.
“Что значит, они не могут его найти?” кричал он. Я прислонилась к дверному проему и смотрела, как он вышагивал взад и вперед перед панорамными окнами. “Это произойдет завтра, и кто-то положил не на свое местогребаный основной файл? Разве кто-то другой не может разобраться с этим?” Последовала пауза, во время которой я, клянусь, что фактически наблюдала за тем, как повысилось кровяное давление Беннетта. “Вы шутите?”Очередная пауза. Беннетт зажмурил глаза и глубоко вздохнул. “Прекрасно. Я буду там в двадцать”.
Когда он завершил телефонный разговор, который занял у него минуту, то посмотрел на меня.
“Все хорошо”, сказала я.
“Нет”.
Он был прав. Ничего хорошего. Это отстой. “Разве кто-то другой не может с этим справиться?”
“Кто? Я не могу доверить что-то важное этим некомпетентным придуркам. Завтра отдают счет Timbk2, а маркетинговая команда не может найти файл с финансовыми отчетами…”, он остановился, покачал головой, а затем потянулся за пиджаком. “Боже, нам нужен в Нью-Йорке кто-то, кто поймет, что, черт возьми, они делают. Я так сожалею, Хло”.
Беннетт знал, как сильно мы нуждались в этом вечере, но он также должен был выполнить свою работу. Я знала это лучше, чем кто-либо.
“Иди”, сказала я, сокращая расстояние между нами. “Я буду здесь, когда ты закончишь”. Я вручила ему его ключи и встала на цыпочки, чтобы поцеловать.
“В моей постели?”
Я кивнула.
“Надень мою рубашку”.
“Лишь твою рубашку”.
“Я люблю тебя”.
Я усмехнулась. “Я знаю. Теперь иди, спасай мир”.
FOUR
Вы должны быть издеваетесь надо мной.
Я повернул ключ в замке зажигания и газанул достаточно энергично для RPMs, чтобы проскочить на красный. Я хотел резко увеличить скорость автомобиля и мчаться по улице, оставляя свидетельство моего расстройства, черными следами шин на дороге.
Я устал. Черт возьми, я устал, и ненавидел то, что должен был привести дела других людей на работе в порядок. Я вкалывал по двенадцать-пятнадцать, черт, даже восемнадцать часов в сутки в течение многих месяцев, и вечером, когда мне удалось выделить время побыть с Хлоей дома, меня вызвали.
Я замер, поскольку слово «дом», казалось, запрыгало внутри моей черепной коробки.
Были ли мы в моей квартире или ее, с друзьями или в той крошечной дерьмовой дыре под названием Китайский ресторан, который ей так нравился, с ней я всегда чувствовал себе как дома. Самым странным аспектом было то, что в доме, который стоил мне целого состояния, я никогдане чувствовал себя как дома, пока она не провела там время. Был ли и ядля неё домом?
У нас даже не было времени, чтобы выбрать место, где мы будем житьв Нью-Йорке. Мы определили новое место для RMG, составили карту того, где будет находиться каждый из наших офисов, составили проекты ремонтных работ и наняли дизайнера… но у Хлои и меня до сих пор не было квартиры, чтобы в ней обосноваться.
Это было величайшим свидетельством того, что старые привычки умирают с трудом, так как, на самом деле, мои отношения с ней полностью изменили мое отношение к работе. Только год назад я был уверен в одном. В моей карьере. Теперь, единственной вещью, которая имела наибольшее для меня значение - была Хлоя, и каждый раз, когда моя карьера мешала тому, чтобы быть с нею, это сжигало меня изнутри. Я даже не знаю, когда конкретно это случилось, но я подозреваю, что изменение произошло задолго до того, как я бы смог себе в этом признаться. Возможно, это была ночь, когда Джоэл приехал в дом моих родителей на ужин. Или, может быть, это было на следующий день, когда я упал перед ней на колени и извинился единственным способом, которым я тогда владел. Скорее всего, это произошло даже раньше всех тех событий, в тот первый вечер, когда я грубо поцеловал ее в конференц-зале в мой самый мрачный, самый неустойчивый период. Слава Богу, ведь я был таким идиотом.
