Его печальную мать и остальных арестантов, которые улыбались и, как мальчик, бросали голубям хлеб, мне тоже было жаль, этих несчастных бедолаг, путешествующих неизвестно куда в своей тюрьме на колесах, очень жаль, ну а тот мальчик вообще мне всю душу вынул. Можно сказать, не успел родиться, а уже среди арестантов. Куда его везут, словно взрослого преступника? За что? Зачем? Мать, видимо, знает, он — нет. Он не понимает всего этого, зато понимает, что птиц, все слетавшихся и слетавшихся на перрон, нужно кормить, бросать им кусочки черного хлеба, а ведь, наверное, и самим порой нечего есть…
Ужасно трогательную вещь создал этот Н. Ярошенко, умерший еще в 1898 году. Жестокие люди, жестокая жизнь, которая всюду…
И сейчас, когда я подумал об этом мальчике, представил его маленькие пальчики, сжимавшие кусочек хлеба, представил всю его жизнь по ту сторону решетки, в груди у меня защемило, и этого придуманного художником, возможно, никогда не существовавшего мальчика мне было жаль не меньше, чем всех мертвецов на этом деревенском кладбище.
Я плакал, и мне хотелось плакать еще, хотелось кусать комья свежей могильной земли от жалости к тому мальчику. Может быть, я спятил, а может, в нем я увидел самого себя, несчастного ребенка, путешествующего черт знает куда… И я катался по могиле, задевая венки и памятник, слезы не переставали литься из глаз, и я все никак не мог угомониться.
Не знаю, сколько времени длилась эта истерика, но господин без имени не утешал меня и не пытался остановить. Видимо, он наслаждался всей этой сценой и думал, что я горюю по возлюбленной. Нет, это были всего лишь слезы по мальчику. Моя возлюбленная жива, я в этом не сомневался.
Когда я успокоился, мы вернулись в машину и он отвез меня, перепачканного землей с могилы и зареванного, домой. В зеркале заднего обзора я видел свою лысую башку и покрасневшие от слез глаза.
6Потом, посчитав свою миссию выполненной до конца, он уехал, а я остался. Делать мне было нечего, и я сразу же разделся и залез в ванну. Паук сидел в паутине, и я поприветствовал его:
— Мое почтение, господин Паук!
И он зашевелился в своей паутине, будто тоже соскучился и не поймет, где это меня черти носили.
— На кладбище был, — сообщил я ему. — Она все еще не хочет меня видеть, потому-то и был придуман весь этот спектакль. Она знает, что я люблю ее и буду любить всегда, и таким образом пытается от меня избавиться. Дескать, пусть чудовище и извращенец думает, что какой-то там автомобиль проехал прямо по хорошенькой голове его возлюбленной, и не мечтает увидеть ее снова. План, конечно, хорош, нечего сказать, только я не совсем еще дурак. Да, не совсем… Почему я думаю, что все это лажа? Очень просто. Во-первых, этот богач тоже любит ее и, если бы она погибла на самом деле, он похоронил бы ее не на жалком деревенском погосте, а на городском кладбище, в престижном ряду, уверен в этом… А во-вторых, на могиле не было ни одного цветочка, лишь три венка. Представляешь, приятель? Ни одного! Прикидываешь, эта женщина не заслужила ни одного цветочка, смех и только! Да когда она умрет, за цветами не будет видно могилы — и этот придурок первым притащит охапки гвоздик и роз. Вот где промашка-то вышла. Все они вроде бы продумали и сделали правильно, но жадность подвела господина без имени, хотел сэкономить пару монет, и вот что из этого получилось. Завали он могилу цветами, и я мог бы еще поверить всему этому, а так… В третьих, мудак он, вот и все. Хоть бы очки черные нацепил, чтобы нахальные глаза спрягать. Придурок!
Обращаясь к пауку, я все больше убеждал себя в том, что она жива. Правда, нужно было убедиться окончательно, и у меня созрел небольшой план, как это сделать наилучшим образом. Способ не из приятных, зато верный, и я решил, что займусь этим завтра. Сегодня буду наслаждаться в ванне…
Мой взгляд наткнулся на ее белье — мгновенная эрекция.
«Черт возьми, — подумал я, натягивая на себя черные трусики и бюстгальтер, — как же нам хорошо было когда-то вместе… А теперь она изъявляет желание умереть, лишь бы избавиться от меня».
Удовлетворившись, я повесил оскверненное собственным ядом белье обратно на трубу.
Вода лилась из крана тонкой струйкой и разбивалась о дно — возле сливного отверстия эмаль отвалилась и металл покрылся шершавой ржавчиной.
Я прислушался, но наверху было тихо. Меломан почему-то не шел мыться вместе со своим магнитофоном, а мне очень хотелось послушать Джорджа Майкла или Б. Моисеева, его «Глухонемую любовь».
Так и не дождавшись меломана, я надел ее розовый халатик и устроился на кухне у окна, как перед телевизором. Скучно было до смерти, и от безделья я принялся разглядывать проходивших под окнами людей.
Один парень тащил в руках комнатную антенну и моток телевизионного кабеля, и я сразу узнал его. Мой одноклассник, невероятно медлительный тип с новогодней фамилией Елкин. Однажды он здорово насмешил весь наш класс, и произошло это как раз на Новый год. Не помню, в каком классе тогда мы учились, в третьем или, может, четвертом, но помню, что случилось это 31 декабря.
В тот день мы, как полагается, не учились, а, разодетые в разные костюмы, веселились в спортзале, где стояла нарядная елка. На мне тогда был дурацкий костюм Кащея Бессмертного, черные трико и водолазка, на которые были приклеены полоски белой ткани — дескать, кости.
Наплясавшись и получив подарки, мы вывалили всем классом на улицу, чтобы отправиться домой, и тут видим этого чудика Елкина, который приперся учиться во вторую смену — на спине ранец, в руках мешочек со сменной обувью. Представляете картину? У всех каникулы начались еще вчера, в руках у нас подарки, и все мы разодеты в черт знает что, карнавальные костюмы, значит, и лишь один Елкин учиться собрался, 31 декабря-то.
Ну, мы стали над ним смеяться, как ошалевшие, и набили ему полный ранец снега, а он, Фома неверующий, все равно поперся в школу — никак не мог поверить, что никто в этот день не учится. Был этот Елкин круглым двоечником, мать у него алкашка, и на родительские собрания приходил вечно угрюмый отец.
Сейчас Елкин тащил в руках свои телевизионные прибамбасы — видно, собрался антенну менять, а о моем существовании он, наверное, давно позабыл. А ведь в библиотеке, когда нас развлекал байками про немцев дедушка ветеран, и на похоронах Леши он присутствовал тоже. И это он, скорее всего, тоже напрочь позабыл. Я подумал, что знаю, в чем заключается между нами разница. Он, Елкин, все еще был частью моей сегодняшней жизни, а в его кабельно-антенном существовании для меня не осталось места. Вот и все.
7
Потом на лавочку возле подъезда уселось несколько парней из нашего дома — придурковатый Емеля и его товарищи, в руках у каждого бутылка с пивом, неизменная, как и три года назад. Лоботрясы и бездельники, никто из них не работал раньше и, думаю, не работает сейчас. Это их образ жизни — наглотаться пивка, покурить травку и поржать.
