В этот раз я так ничего и смог ответить. Просто тупо слушал, тупо смотрел в гипнотизирующие глаза отца и… молчал. Мой язык банально отнялся или присох к небу — выбирайте, что больше понравится, сами. Но это действительно была та грань, переступить которую я так и не нашел в себе сил. И имя ей — Алина. Моя Стрекоза.
Даже не знаю, как Глебу Стрельникову это удалось, надавить в какой-то момент в моем сознании какую-то уязвимую точку-кнопочку и… Перед помутневшим взором тут же всплыло ее лицо. Ее широко раскрытые глазища, чей бездонный серо-бирюзовый омут способен свести с ума одним только взглядом такого же одержимого желания, как и у тебя. А ее распухшие от моих поцелуев губки, с которых так часто слетали несдержанные стоны, что я и сам уже не мог остановиться, делая все от меня возможное (но чаще невозможное), чтобы слушать их снова и снова, до бесконечности…
Если я сейчас не сдержусь и попру из принципа на собственного отца, то мне придется отвечать за последствия не только перед своей совестью. Так что испытанный мною шок от дошедшего до моего сознания открытия, был более даже чем объясним. Именно он не позволил мне сорваться едва не на последних секундах, удержав от этой опасной грани буквально на тончайшем волоске моего кое-как уцелевшего здравого рассудка.
— Надеюсь, в этот раз мои слова возымеют на тебя должным эффектом, и никому из нас не придется жалеть ни о своих последующих ошибках, ни о предпринятых из-за них мер.
Да… Ты прав, но лишь отчасти. Поскольку мне банально насрать, что ты сделаешь со мной. Но мне совсем не безразлично, что ты можешь сделать со Стрекозой…
Я кое-как разлепил плотно сомкнутые губы, с не меньшим усилием разжав стиснутые зубы. И, похоже, я так и не видел ни глаз, ни лица отца, пока четко выговаривал свой вынужденный ответ, вжимая со всей дури каблуком в собственное горло. Передо мной до сих маячил образ моей Алины…
— Можешь быть спокоен и дальше, аки слон. Я сделаю все, что ты так жаждешь, чтоб я сделал…
* * *
Если в ночи понедельника и вторника я сумела отключиться сразу, как только моя голова коснулась подушки, то в следующую в среду данный номер уже так просто и быстро не прошел. Вернее даже, совершенно не прошел. Я лежала совершенно одна в одной практически пустой комнате на новой и очень-очень удобной кровати, на которой запросто вместится еще человека три-четыре (не меньше) и тупо не могла заснуть. Смотрела в пустой потолок с торчащими из оголенных гнезд хвостиками электрической проводки и… ничего… Огромная квартира, огромаднейшие комнаты, входная дверь и двери на лоджию заперты на все имеющиеся замки и засовы, но ощущения полной безопасности, особенно в окружении мертвого вакуума абсолютной тишины я почему-то не испытывала.
И какого, спрашивается, я решила сегодня здесь переночевать? Опробовать матрац новой и безумно дорогущей кроватки? Я же не хотела ее так скоро покупать. Специально тянула с выбором. Скидывала на электронную почту Глебу все понравившиеся мне варианты в надежде на то, что он их либо сразу забракует, либо что-то выберет из этого сам. В конечном итоге, он прислал мне ссылку на внушительную линейку совершенно других кроватей из интернет-каталога другого выбранного им магазина. И при виде некоторых из них мое сердце болезненно екнуло, потому что они были круглыми. А круглая кровать с высокой спинкой-изголовьем, обтянутая декоративной кожей золотисто-шоколадного оттенка, стояла как раз в спальне Кира. И забыть ее шикарный вид на специально выстроенном из цельного массива дерева полукруглом возвышении в две ступеньки над полом и в углу двух панорамных окон просто нереально. Особенно тот момент, когда на ней просыпаешься и видишь прямо перед собой смотрящего на тебя Кирилла Стрельникова. Маленькая поправочка — совершенно голого Кирилла Стрельникова.
Было ли это случайным совпадением или нет, но смотреть на классические прямоугольные кровати я после этого уже не смогла. Остановилась в конечном счете именно на круглой, но, само собой, отличительной от модели Кира. Даже в чем-то по своему девчачьей, с изголовьем в виде трех ассиметричных полок и центральным выдвижным ящиком под хозяйские нужды. Единственное, смущала ее цена, где-то порядком под сто тысяч рублей. Правда, на мое вполне объяснимое сомнение и сковывающую меня неуверенность Глеб ответил почти сразу одним коротким "Покупай". Разве что с небольшой припиской: "Не забудь только выбрать цвет и материал обивки".
Ага, конечно. Опять выбирай, учитывая, насколько я не дружу с цветовой палитрой и могу выбрать наобум что попало, только из-за очень понравившегося мне оттенка, вплоть до кислотно-салатового. А, когда их не два и не три, а как минимум, тридцать, считай — пиши-пропало.
Так что сегодня я лежала по центру круглой кроватки с велюровой обивкой бледно-лилового цвета, которая вроде как теперь являлась моей личной собственностью, и который уже час подряд изводилась от мысли, а знает ли Глеб, что в спальне его сына тоже стоит круглая кровать. А если знает, то почему прислал мне ссылки на схожие модели? Из-за того, что считает их подходящими под мой возраст и мои молодежные вкусы или из-за чего-то другого? И какого черта я тогда выбрала именно круглую кровать?
Боже, как же все сложно и невероятно тихо. В квартире Кира тоже было тихо, когда он спал, но я застала этот момент утром, и меня он совершенно ничем тогда не задел и не смущал. К тому же, осознание того факта, что я была в его квартире не одна, не давило мне на мозг прессующей идеей-фикс непонятного мне содержания. Не привыкла я спать в абсолютно пустых квартирах, еще и относительно пригодных для жилья. Как и не привыкла изводиться мыслями о двух ничем не похожих по характеру (пусть и связанных родственными узами) мужчинах, одинаково меня пугающих, но по-разному к себе притягивающих. При чем, как бы я не старалась уже вторые сутки подряд переключиться на первого более старшего, я всегда и постоянно возвращалась только ко второму — к более младшему. А лежа теперь в полном одиночестве на этой заговоренной кровати, игра с собственным сознанием "кто кого" вскоре превратилась для меня в мучительную пытку.
Я либо замирала в выбранной мною позе (не важно какой, хоть на спине, хоть свернутым на боку комочком-эмбрионом), либо начинала вертеться то с одного бока, то на другой. Но ни то и ни другое не помогало. Закрыть глаза получалось всего на несколько секунд. Потом они открывались сами, и я начинала шарить по всем углам девственно пустой комнаты практически одуревшим взглядом не пойми на кой и зачем. Скорее, не совсем осознанно, поскольку очень скоро моя память начинала изводить меня воспоминаниями о Кирилле. О его спальне с тонированными окнами умного стекла, с захватывающей панорамой ночного или дневного города с высоты птичьего полета. Но в первую очередь, конечно же, о нем. О том, как он резко за ночь изменился и стал больше походить на того блондинистого красавчика с потрясающими зелеными глазами и недурственным чувством юмора, с которым я впервые познакомилась в клубе "Дубай", а не на того отбитого на всю голову психопата, что шантажировал меня несколько дней кряду. О том, как он смотрел на меня вчера и как этот взгляд изменился… вернее, менялся — вначале в течении всей недели, а потом за один день в его квартире.
Я и сейчас до сих пор не понимала, кто он на самом деле и какой он из всех этих Кириллов настоящий. Хотя, что-то мне назойливо подсказывало, что все пройденные и показанные им ипостаси являлись неотъемлемой частью Кира Стрельникова настоящего. Просто мне очень сказочно "повезло" в первую очередь познакомиться с его темной стороной. И, да, безумно страшной, жутко пугающей и, само собой, отталкивающей. Но у кого из нас ее нет, и кто из нас не срывался до полного внешнего преображения, превращаясь едва не физически в отталкивающих чудовищ и монстров? Как ни крути, но это наша природа — неотъемлемая часть всех нас, срабатывающая в большей степени, как защитная функция организма. И если она вот так проявлялась, выползая наружу без страха себя показать и обнажить свой звериный оскал, значит она действительно была настоящей, без капли фальши и напускного притворства. Да, дико пугающая, но зато честная, какая есть — тот самый монстр, которого боятся все и которого очень тщательно скрывает от всех сам его хозяин.
