Арбалетчики выстрелили снова, так же слитно, и на этот раз выстрелы чуть не сбросили Бертрана с холма — он с трудом удержал равновесие. Вернее, упавшая ему в ноги Грета вцепилась в него, не давая скатиться вниз, но сама уже подняться не смогла, даже с его помощью. Вот и всё, — мелькнула обречённая мысль. — Вот и всё… Впереди серой стеной вставали бесконечные годы, в которых никогда больше не будет ни тепла, ни доверия, ни света, потому что не будет больше того, кто заслуживал доверия про’клятого дракона. Кто ни разу за пять лет не взял ни медяка из сокровищницы, которой никакое строительство не могло нанести серьёзный ущерб. Кому даже мысль такая в голову не приходила — что его супруг безмерно, по человеческим меркам, богат. Кто навязанного супруга ценил и оберегал, что-то такое рассмотрев в тёмной драконьей душе, заслуживающее симпатии и заботы… Сентуивир подался вперёд и зарычал от душившей его злобы. Если бы он только мог сбросить проклятие!
Лучники-полуэльфы шарахнулись от него, Ржавый тоже попятился, сделав знак, отгоняющий злую силу, и Сентуивир не сразу понял, почему рыжий верзила, не сводя с него расширенных глаз, всё сильнее запрокидывает голову. Площадка становилась катастрофически тесна, и чтобы удержать равновесие, ему пришлось взмахнуть крыльями, сбивая с ног пятящихся от него защитников башни. Страшные когти оставили глубокие борозды в каменной кладке, и у Сентуивира, понявшего наконец, в чём дело, вырвался торжествующий рёв. Он ринулся со стены, и воздух послушно взвихрился под крыльями, рвавшими ветер. Дракон помчался к холму у дороги, он ничего не забыл, ничему не разучился — крылья несли его вперёд, хвост чутко направлял движения, жидкое пламя ласкалось в глотке, просилось наружу… Да! О да, он будет жечь, рвать когтями, поднимать в воздух и швырять о скалы… Ещё как будет! Он напомнит этому жалкому князьку, за что башню прозвали Драконьей!
Алый плащ сразу бросился в глаза, Сентуивир выхватил его владельца из ломающегося строя и с наслаждением разорвал пополам, не заметив стальной скорлупы. Запоздало мелькнула мысль, что живым сын князя был бы полезнее, но дракон отогнал её: у него и без заложника было что предложить Долгому Мысу. Остатки города, к примеру — после того, как они вдвоём с матушкой наведаются туда. Отогнав разбегающихся в панике людишек от холма на безопасное для супруга расстояние, он плюнул огнём, превращая беглецов в живые факелы, взмыл вверх, удивился клюнувшим его болтам, посмотрел, что за герой там нашёлся, и пронёсся над самой землёй, расшвыривая пытавшихся защищаться ударами шипастого хвоста.
Он кружил, взлетал и снова пикировал, рвал, жёг, сбрасывал с обрыва, как и хотел, пока из его поля зрения не пропали последние пытавшиеся бежать или сопротивляться. Впрочем, нет — нескольких, пустившихся удирать сразу и уже перебежавших по мосту на ту сторону, он преследовать не стал: должен же кто-то рассказать, какой это был кошмар. Рассказчики, разумеется, приврут впятеро, а слушатели ещё приукрасят, и желающих сразиться с драконом Золотого Нагорья не будет ещё очень долгое время. Ну, кроме обычных самоубийц, желающих прославиться, но это всегда было даже забавно.
Он вернулся к холму, аккуратно сел, сложив крылья. Бертран неловко скатился к нему, пытаясь опереться на меч, как на костыль, осторожно приложил ладони к чешуе и восхищённо выдохнул:
— Какой же ты у меня красивый, супруг мой. Синий с золотом…
— Значит, для того, чтобы снять проклятие, тебе нужно было просто сильно пожелать этого? Сбросить его усилием воли? И при чём тут тогда отважный олух и доверчивый придурок, да ещё и королевской крови?
Перевязанный вдоль и поперёк, залитый зельями так, что в ушах булькало, Бертран полулежал в своей кровати, успокоенный заверениями Аира, что о Грете он тоже позаботится, и вообще его милости не о чем беспокоиться, потому что орков и их полукровок и так убить сложно, а уж… «Ты давал ей драконью кровь?» — перебил Бертран. Целитель кивнул, уточнив, что начал он с себя, а потом по приказу Сентуивира испробовал ту же схему на Ржавом: заметили, господин барон, что он посвежел, даже как будто помолодел? Разумеется, семейная жизнь всем идёт на пользу, никто и не удивился переменам в Бургомистре…
— Ну, королевскую кровь старуха наверняка приплела для красоты, — хмыкнул Сентуивир. — А чистый душой и храбрый сердцем… Берт, чтобы я ТАК захотел сбросить проклятие, мне нужно было увидеть, как тебя убивают. — Он отвернулся, искоса глянул на супруга и хмуро сказал: — Можешь считать это объяснением в любви.
========== Эпилог ==========
— Вообще-то, её деда звали Грок.
— Грок? Тот самый Грок?
— Она тебе не говорила? — небрежно спросил Сентуивир.
Бертран покачал головой:
— Она говорила, будто её отец был самым младшим сыном вождя от четвёртой, что ли, жены. Он потому и подался в наёмники, что со всеми этими старшими братьями ему ничего не светило в клане. Вот ведь… Королевна-Лягушка, Маргарета Лягушачий Рот! Значит, это к ней, принцессе орочьей, соплеменники набежали, а не под мою руку?
— Ну, почему же? Под твою, конечно — раз уж тебе служит внучка Грока, — хмыкнул дракон.
Они остались на крыше, проводив Морану, обещавшую заглянуть через недельку-другую и «помочь в переговорах». Дым над Долгим Мысом был виден даже отсюда, и помощь в переговорах вряд ли была нужна, но Бертран не рискнул возражать. Да в конце концов, его тёща умела не только плеваться огнём и сносить укрепления ударами хвоста. Она ещё очень многое знала о людях и не людях, их правителях и жреческой верхушке, и глупо было её знаниями не воспользоваться.
— Я бы на твоём месте подумал о детях — правнуках великого орочьего вождя.
— Ага, и внуках Тристана Второго, — буркнул Бертран.
— Разумеется, — кивнул Сентуивир. — Кстати, твоя королевская кровь даёт тебе законное право основать собственное государство — не желаешь? Вольное баронство, к примеру, если только ты не потребуешь у отца титул графа. Слетать с тобой для убедительности такой просьбы?
— Титул барона я получил за настоящие заслуги, — возразил Бертран. — Зачем мне такой… выдранный драконьими зубами? — Он помолчал немного, потом неуверенно коснулся щеки супруга кончиками пальцев. — Вир… я ведь, собственно, тебе теперь и не нужен. Зачем тебе это вольное баронство под боком?
Дракон… то есть, в данный момент не совсем дракон склонил голову набок, не сводя с супруга своих невозможных глаз, ставших, кажется, ещё ярче. Он вообще после того обращения стал выглядеть… старше, что ли. «Подстраиваюсь под себя настоящего», — не очень понятно пояснил он. Драконом он, кстати, был не голубым, как было сказано в списке, а васильково-синим по хребту и бокам, лазурным было только брюхо, но Сентуивир не светлел постепенно сверху вниз, а оба цвета прихотливо вливались друг в друга, не перемешиваясь, словно в вышивке гладью, и по этому великолепию шли золотые узоры. Юная послушница Матери Всех Живущих чуть не на коленях упросила его позировать ей для эскизов штандарта: что это за крепость без штандарта владыки? А за зиму девушки как раз его вышьют…
— Берт, — сказал Сентуивир, — ты идиот? Я сумел снять с себя это проклятие только потому, что не мог тебя потерять, а ты спрашиваешь, зачем мне ты и твои дети?
Он отступил на несколько шагов и плавно перетёк в свою истинную форму.
— Давай-ка порепетируем твоё триумфальное появление на разрушенных укреплениях Долгого Мыса, — сказал он, протягивая страшную лапу. — Наденешь самые роскошные доспехи, какие у меня найдутся, позолоченные с сапфирами, а к ним синий плащ на рыжих лисах, и прилетишь верхом на драконе. Аира с собой можно взять, в качестве придворного мага… Ну, чего встал, полезай на спину!
Бертран, чуть помешкав, встал сперва на протянутую лапу, с неё перебрался на спину, крепко вцепился в начинающийся от шеи гребень, растущий сначала отдельными рогами и лишь дальше сливающийся в подобие плавника. Сентуивир оттолкнулся от каменных плит, легко перемахнув через ограждение, и неторопливо, плавно полетел над плато. У Бертрана дух захватило от восторга, он даже ледяного ветра почти не ощущал. Внизу сновали фигурки поселенцев, разбирающих горелые дома, бродили среди деревьев и пригорков дети и подростки, пытающиеся отыскать разбежавшуюся скотину, Аир (Бертран узнал его по длинным чёрным кудрям — люди стриглись гораздо короче, а эльфы не были такими яркими брюнетами) что-то говорил молоденькой послушнице, вертя в руках какую-то ветку. Заметив крылатую тень, он запрокинул голову, выражения лица было, конечно, не разглядеть, но Бертран был уверен, что на нём написан жадный интерес с восхищением пополам. Ревность опять легонько тронула душу, но её тут же смыли новые ощущения — Сентуивир начал круто набирать высоту, поднимаясь по спирали к облакам.
