Смеялся Ремус и на допросе, когда его насиловали, сменяясь, четверо Ауроров; смеялся, когда в него запускали для начала щекочущее до боли Tormento; смеялся, когда перешли к более серьёзному Crucio, лишь замирая, когда невъебенная боль сковывала тело, а после снова смеялся, будто в его несуществующем сотовом телефоне забыли выключить функцию звонка. Заливистого смеха сумасшедшего…
… Луне удалось, лишь благодаря её сексуальной ненасытности, добраться до заключённого просто в сыром карцере, любимого супруга, наплевав на женскую честь.
Она, изрядно потрёпанная Аурорами, но неунывающая, как всегда, сказала Ремусу, у которого от брюк остались только лохмотья на голенях:
- Скоро твоё заключение закончится. Так говорят скандинавские руны, а я успела разложить гадание по трём рунам, показывающим прошлое, настоящее и будущее. Так что, будь спок, тебя скоро выпустят. Ты же ничего не сказал им, правда, Ремус, любимый мой? Ты же не облажался вторично?
Рем только подивился провидческим способностям, хоть и нелюбимой, но супруги пред Мерлином и людьми, и ответил сорванным от беспрестанного смеха голосом, чуть сипловатым после крика во время много более, нежели двухминутных Круциатусов:
- Ну, ты же сама знаешь, что не такой уж я дурачок, чтобы ходить по свету и искать глупее себя. Простата штука хитрая, на говно не ведётся. Если ты вообще понимаешь, о чём я, моя дорогая Луна.
- Почему ты с самой свадьбы ни разу не назвал меня «любимой», Ремус?
- Потому, что ты с самой свадьбы позабыла о миленьком, перестала наяривать меня им в мою дементорову ненасытную задницу.
- У миленького вся пластина, которую мне нужно привязывать к себе магическими путами, залита какой-то дрянью. Я брезгую присоединять её к себе. Кроме того, гадание по кофейной гуще показало мне, что не быть нам с тобой… так вместе снова. Не только и не столько, как мужчине с женщиной заведено. Знаю я, что неприятно тебе сходиться со мной… так, естественно. Правда?
- Да нет, вполне сносно, ты же знаешь, Луна, что у меня есть друг, красивый мужчина, и, вообще, он…
- Он вскоре покинет тебя, вновь сменив на нашего министра магии, Остиуса Иуанку Густаиутча, действующего министра.
Этот Густауитч был любовником лорда Малфоя до… тебя, и станет им вновь, когда Люциус поймёт, что его план по внедрению на рынок торговли оружием даже между магическими странами саботирует министр своими златычами.
Тогда лорд Малфой и переметнётся к старому, крышующему его бизнес любовнику, столь важному, что он откажется даже от своей «единственной любви». От тебя, ты, который не дурачок.
И останемся мы с тобой вдвоём. Не любящий меня ты и любящая тебя превыше чести и жизни я, твоя супруга несчастная.
Но от меня тебе не ускользнуть, Ремус любимый мой. Купим мы тебе нового миленького, я и стану ублажать тебя им. Не права была я, забросав в комоде твоего прежнего миленького стиранными домашними эльфами носками. Вот и протекло в нём что-то из внутренней начинки. А что, не знаю я. Но ведаю лишь по гаданию по чаинкам, что более не пригоден… этот твой миленький к ублажению тебя.
А чаинки редко лгут, значит, правда это всё. И поломался твой миленький не знаю, отчего. Если бы знала, то я уж давно починила его, чтобы доставлять тебе желаемую, знаю это, радость.
Тебе больно, Рем, любимый мой, единственный?
- Да, Луна, любимая моя, заботливая, моя единственная… женщина.
- Ты и впредь будешь заводить великосветские связи с мужчинами?
- Не… знаю, Луна, тянет меня к мужчинам, и Остиус Густавич мне очень понравился в тот, единственный раз, когда я видел его за ужином у Люциуса.
- Значит, разовьётся второй вероятностный путь твоей судьбы, Ремус мой неугомонный. Велено птичьим, галочьим полётом, сойтись тебе с Остиусом. Не хотела я говорить тебе об этом, но раз ты уже сейчас чувствуешь склонность к нему, то быть вашему роману, правда, недолгому потому, что не понравится тебе наш министр в постели. Слишком жесток он с любовниками своими. Ну да сам узнаешь, когда время ваше придёт, а будет это уже вскоре.
- А как же Люц… Люциус, то есть? Без меня…
Он же так любит меня…
- Он вскоре разочаруется в тебе, когда между вами случится один конфуз.
Луна отвечала твёрдо, словно дело не касалось постыдных амурных похождений её супруга во Мерлине и пред глазами людей. Она говорила отрывисто потому, что ей, как Прорицательнице, как женщине, наконец, было попросту больно живописать новую любовь своего мужа к мужчине. Она знала, что и эта «любовь» не надолго, максимум, недели на две-три, не больше. Ремус вскоре утомится не кончать во время секса с Густауитчем, но она, Луна, воздержится от соединения с супругом в эти недели, чтобы тот навсегда отвадился любить мужчин.
… Так или иначе, но прежняя, почти девственная мисс Лавгуд вызволила мужа из министерского карцера. Чего ей это стоило, скольких министерских Ауроров, прошедших через неё и не по одному разу, лучше умолчать. Зато Луна впоне удовлетворилась грубыми Аурорами, думавшими, что они доставляют боль, но на самом деле лишь слегка чесавшими её причинное место, пока не… начесали.
Луна поднялась с четверенек и скомандовала опешившим Аурорам:
- Господина Директора Хогвартса сюда. И отпустить его со мной. Вы все надоели мне, мальчики.
От такого заявления бывалые, хоть и застоявшиеся министерские Ауроры выпали в густой осадок, лица их окрасились непрошеным румянцем, но приказ «свободной, не проходящей «по делу» и не привлекавшейся, не участвовавшей, не состоявшей, зато отменно горячей «давалки» они беспрекословно выполнили.
Луна оправила мантию и, как ни в чём не бывало, обратилась к мужу:
- Пойдём, любимый. Мы и без того подзадержались в этих неприветливых, холодных, гиблых местах с этими… грубиянами.
- А ну-ка, выведите нас туда, откуда забрали обоих. Бистренько! Шевелитесь, к Дементорам вас всех!
Луна, пославшая так далеко, показалась откровением для Ремуса, выведенного из карцера. Ему даже дали чьи-то безразмерные штаны и пояс к ним. Люпин кое-как завернулся в брюки и подпоясался, отчего злополучные штаны повисли на нём мешком. Ипала моск только цена, которую доселе чистая супруга заплатила за его скорое освобождение. А Ремус догадывался о цене, правда, не представляя её истинных масштабов. И это было к счастью для обоих супругов. Луна осталась достаточно чистой в глазах Люпина.
А Луна… А кто же спросит её, Луну?..
Ремус узнал, как ему казалось, столько ненужного о своём будущем, что голова разболелась больше, чем жопа, а та так и свербела. Всё-таки «славненько» прошлись по нему министерщики. Теперь его мучил вопрос, как же спать с Люцем, пока он, Рем…
А, может, Луна и та старушка-веселушка специально наговорили ему столько неприятного о Люциусе, чтобы разрушить большую любовь?
