Катя растерянно смотрела на него. В её взгляде были и недоверие, и удивление, и смятение…
Она опустила глаза. Аполлон осторожно тронул рукой её волосы, провёл по ним, коснулся подушечками пальцев щеки.
Катя, не поднимая лица, вдруг смешливо фыркнула.
Аполлон опустил свой взгляд туда, куда смотрела она. Он увидел свои голени в грязных потёках, под нависающими над ними валиками пыльных брюк, а ещё ниже… На правой ноге передняя часть когда-то яркого, салатного цвета, носка, протёртого снизу о педаль, задралась поверх ступни, оголив грязные пальцы со сбитыми ногтями.
Аполлон поднял лицо, лукаво посмотрел на Катю.
Она тоже подняла голову. Они посмотрели друг другу в глаза, в которых запрыгали смешинки, и оба, как по команде, прыснули.
Катя осторожно прикоснулась к его изуродованной щеке.
– Бандитская пуля?
– Угу, – покорно кивнул он. – Прошла в миллиметре от сердца.
Она ещё раз окинула его взглядом с ног до головы.
– Какой же ты оборванец, Аполлон Иванов…
– Да… Некому за мной приглядеть… Катя, выходи за меня замуж, – сказал он, и, заключив её лицо в свои ладони, нежно поцеловал в задрожавшие губы.
Новенький, с транзитным номером на лобовом стекле, "ГАЗ-53" стоял на насыпи у моста, а внизу, на берегу речки, под вербой сидели Катя и Аполлон. Катя материнским взглядом следила, как Аполлон со зверским аппетитом приканчивал её "тормозок" на несколько смен – колбасу с батоном, и запивал лимонадом прямо из горлышка бутылки.
– Со вчерашнего вечера у меня во рту ничего не было… – бубнил Аполлон с набитым ртом. – Кроме подсолнечного масла…
На дороге послышался стрёкот мотоцикла. Они повернули головы.
По самой обочине дороги медленно ехал мотоциклист, вглядываясь в сидящую внизу парочку.
Аполлон приветливо помахал мотоциклисту рукой. Тот дал газу и скрылся за мостом.
Катя перевела взгляд с дороги на Аполлона.
– Что-то я его в Юрасино не встречала, – сказала она. – Это твой знакомый?
– Угу, – проглотил колбасу Аполлон. – Мой персональный телохранитель… Из КГБ.
Катя шутливо-обиженно толкнула его в плечо.
– Вечно ты шутишь, Аполлон!.. С тобой не соскучишься.
– Конечно не соскучишься, – оторвался он от горлышка бутылки, и с нежностью посмотрел на неё. – Катюша, милая моя, какое счастье всё то несчастье, что случилось со мной этой ночью! Иначе я бы никогда больше не встретил тебя – моё счастье! Да, ты была права – ты моя судьба.
Катя удивлённо посмотрела на него.
– Разве я тебе это говорила?
– Говорила… Почти каждый день…
Аполлон встал, подхватил улыбающуюся Катю на руки, и скрылся с ней за прибрежными кустами.
Праздник любви
Солнце уже скрылось за деревьями, но ещё играло весёлыми бликами в воде, и ярко освещало зелёную стену леса на противоположной стороне речки. Воздух вокруг был насыщен пряным запахом спелой травы, вечерней речной свежестью и ничем не передаваемым эфиром любви.
– Катенька, милая, – шептал Аполлон, осыпая всё лицо Кати нежными поцелуями, – как же я по тебе истосковался… Если б ты только знала…
Он осторожно коснулся губами её лба, прошёлся по тонким лучикам бровей, спустился на переносицу, ещё ниже, поймал её губы…
Распущенные пшеничные волосы Кати рассыпались по траве; прикрытые веки, с густыми длинными ресницами, легонько подрагивали под лёгкими прикосновениями подушечек его пальцев.
Они шаловливо играли губами сразу во все детские игры, то дразня друг друга лёгкими прикосновениями; то догоняя друг друга; то захватывая; то отпуская, чтобы тут же вновь поймать и захватить; то заключая в крепкие объятия… И, наконец, слились в долгом чувственном поцелуе, стараясь в этом единении проникнуть друг в друга как можно глубже. И теперь уже в глубине этого слияния затеяли новую чувственную игру, на этот раз языками. Не размыкая губ, они вылизывали друг друга внутри, то нежно-нежно, осторожно изучая каждый квадратный миллиметр; то в страстной горячей борьбе, в жарком сплетении, пытаясь вытолкнуть или, наоборот, втянуть горячую плоть как можно глубже. Иногда эта борьба становилась настолько захватывающей, что оказывались втянутыми в неё и их зубы. И тогда они слышали их лёгкое постукивание друг о друга, исходящее не извне, а откуда-то изнутри, из самых глубин. И эти звуки ещё больше их распаляли, подстёгивали их ощущения, и борьба разгоралась с новой силой.
Наконец его губы скользнули по её подбородку, спустились на шею, затем на ключицы, ещё ниже…
Её большие упругие груди слегка раскатились в стороны, маленькие соскЗ набухли, словно почки, и призывно топорщились в окружении небольших шоколадных ареол. Аполлон легонько коснулся губами одного соска, затем другого, сжал его губами, оттянул, пока он не выскользнул, ещё более призывно торчащий. Обвёл вокруг него кончиком языка по часовой стрелке, затем против, и затрепетал по нему, едва касаясь. Снова обхватил его губами, продолжая нежно ласкать языком. Свёл руками груди вместе, так, что соприкоснулись оба соскА, и заключил их сразу оба в объятия своих губ.
С губ Кати срывалось сладкое постанывание. Её пальцы блуждали по спине Аполлона. От их прикосновений по его коже пробежали мурашки, которые наполнили всё его тело сладостной истомой. То же самое испытывала и Катя от прикосновений его губ и языка к своей груди.
Губы Аполлона продолжили свой путь вниз, по животу, задержались на трогательной щёлочке пупка, опустились к шелковистым волоскам, захватили их… Он помотал головой, легонько оттягивая волнистую поросль на лобке, выпустил, нежно поцеловал в бедро у самого живота. И почувствовал, как она сделала движение, в попытке раздвинуть бёдра. Он отстранился, позволяя ей сделать это. И когда она широко раздвинула ноги и согнула их в коленях, приглашая его к дальнейшим действиям, доставлявшим ей величайшее наслаждение, он взял её за подколенные сгибы и поднял её бёдра к самой её груди. И его взору предстала восхитительная картина, первооснова всего человеческого рода.
Катя приоткрыла глаза, и они встретились взглядами, полными нежности и любви. Она нежно, слегка лукаво улыбнулась.
– Милый мой, – прошептала она, снова смежая веки.
И эти искренние слова, вид этого восхитительно красивого, трогательного в своей беззащитности естества, заполнил его душу до самых краёв такой горячей нежностью, что он почувствовал, что если не даст ей выход, то или захлебнётся в ней, или сгорит…
Он прикоснулся кончиками губ к нежной шелковистой коже вокруг розовой, слегка припухшей, прорези, с выступающими из неё коричневыми гребешками. Почувствовал, как рука Кати легла ему на затылок, зарываясь осторожным движением в волосы. И, повинуясь этим движениям, чувствуя, как они придают ему ощущение единения с самым дорогим для него на свете существом, как выражают ему своё безграничное доверие, он скользнул кончиком языка по нежной розовой плоти, из которой едва выступила прозрачная роса.
