Сын достает из кармана толстовки наушники и вставляет в уши. А что? Тоже вариант.
– Он в порядке? – раздается опять голос в трубке.
– Кто?
– Максим! – рявкает кукушка, а потом добавляет с досадой: – Обязательно вести себя как придурок? Я же просто звоню поздравить.
– Кого? Макса? Я попробую дать ему трубку, но ничего не обещаю… – вру, даже не попытавшись. Знаю ведь – не станет он с ней говорить. Так что толку лишний раз парня дергать?
– Это необязательно, – как-то устало произносит кукушка. – Просто расскажи, как он поживает. Слышала, вы переехали. Как Макс это воспринял?
– Как и все дети. Пока вливается в коллектив.
– Ты опять его в нормальную школу засунул, Меринов? Вот скажи – зачем? Если он не тянет, если ему там плохо... Зачем ты его мучаешь?
– Нормально ему там. Пока не жаловался.
– Ну, еще бы! – фыркает. – Он, наверное, рядом с тобой и слова такого не слышал – жалость.
Сука. Я даже не знаю, почему продолжаю этот разговор. Я всегда плохой. Я во всем плохой. Черствый мужлан, не сподобившийся оценить ее тонкую душевную организацию. Ну, сорян, чо…
– У тебя все? – уточняю для порядка, скрипнув зубами. Кажется, я, наконец, понял, из-за кого мне в прошлом году пришлось их полностью отреставрировать. Денег на это ушло – вагон. Может, и правда подать на алименты? Пусть хоть так компенсирует мне ущерб.
– Перестань притворяться, что он нормальный! Это не так…
– Всего хорошего.
Отбиваю, к чертям, вызов. А самого трясет. Отхожу к окну, за которым со всех сторон разноцветными астрами взрываются фейерверки. И чего так взбеленился, спрашивается? Практически каждый наш разговор заканчивается как-то так. Пора бы уже привыкнуть – Люська живет в уверенности, что я тупо не могу признать, что мой сын – дебил. И потому я его, видите ли, мучаю: таская по врачам, устраивая в обычную школу, а не в коррекционный класс, разговаривая с ним о необходимости вышки, путешествуя, в конце-то концов, куда-то вытаскивая из дома… Ей так легче. Я все понимаю. Легче оправдать тот факт, что сама она не справилась. Даже просто не попыталась во всем разобраться, дать нашему сыну шанс! Просто ушла в закат, едва узнав о Максовом диагнозе. И ничего ведь! Нормально ей жилось, да. И совесть ее ни капельки не мучила, представляете? Не мучила ровно до тех пор, пока не стало ясно, что далеко не все с ним так плохо, как нас было настращали. Что я в одиночку смог сделать то, что для нее оказалось непосильной задачей. Вот тут ее и нахлобучило – это как же так?
Вот ведь тварь… Пересрала мне весь праздник. Хорошо хоть Макс ничего не понял в своих наушниках. Так мне кажется, пока он не становится рядом и не кладет руку мне на пояс, неумело обнимая. Я замираю, боясь спугнуть. Постояв так какое-то время, сын «бодает» меня в плечо и отходит так же внезапно, как появляется. А у меня ступор. Макс так редко проявляет эмоции, что я по пальцам одной руки могу пересчитать подобные случаи. За тем лишь исключением, что этот, определенно, самый… черт, даже как это описать – не знаю! Самый яркий, наверное. Тот, который я запомню на всю жизнь. В носу предательски щиплет.
– Ма-а-акс, ты куда пошел? А кто гуся будет есть?
– Он несъедобный.
– Да? Тогда нажимай на салат. Он из кулинарии.
Опять садимся за стол. За время, что я болтал с кукушкой, гусиный жир неаппетитно застыл на тарелке, но я все равно мужественно попытался откусить кусочек. Мясо – резина резиной, конечно. Отбрасываю несчастную ногу.
– Может, мороженого?
– Давай.
Плетусь к холодильнику. Беру две пиалы. Накладываю нам с Максом примерно поровну.
– Кстати, Вера все же согласилась помогать нам по хозяйству. У тебя с этим проблем не будет?
Не отвлекаясь от своего занятия (разглядывания собственных пальцев), Макс неуверенно качает головой. Вот и славно! В отличие от меня, чья работа не подразумевает никаких, блин, каникул, Макс будет отдыхать аж до восьмого. И если честно, каким бы самостоятельным он не был, мне будет гораздо спокойней от мысли, что Макс не один.
– А маленькая девочка?
– Юля? Хм… Не знаю. Может быть, иногда Вера будет брать ее с собой.
– Маленькая девочка все время говорит. Все время!
– Если это проблема, можем попросить ее к тебе не приставать.
– Все время говорит, говорит, не замолкая… – бормочет Макс, выбираясь из-за стола. У него бывает, ага. Его тупо заклинивает. И тогда он может пару часов кряду повторять одно и то же. А может уже через пять минут переключиться на что-то другое. И ведь никогда нельзя предсказать, как будет.
– Ты сейчас тоже трещишь как чечетка, – замечаю я. – Плохо дело?
Макс не отвечает и, положив конец празднику, шаркает к себе в комнату. Я даю сыну несколько минут форы и иду следом. Останавливаюсь у двери в его спальню, прижавшись к полотну ухом. Шпионить за ним я не собираюсь, но мне нужно понимать уровень его стресса. Ведь опять же, нет какой-то четкой шкалы, сверившись с которой я бы мог понять, как на него повлияли те или иные триггеры.
В комнате тихо, слышны только звуки шагов и как выдвигается ящик письменного стола, что накануне был доставлен из мебельного. Выходит, зря я переживал. Парень в норме. С облегчением выдохнув, возвращаюсь в гостиную, которая у нас для удобства совмещена с кухней. Убираю со стола. Наливаю коньяка. Выпиваю, развалившись на диване, и, плеснув еще, устремляю взгляд в окно. А в нем – будто бы вживую – отражается вчерашний вечер. Вера, дети. Нездоровая какая-то хрень! Но что характерно, с каждым глотком картинка становится все отчетливее. Бутылка уходит на ура, хотя я планировал ограничиться одной порцией.
Изрядно опьянев, плетусь в уборную. Раздеваюсь, забираюсь под душ. Какой-то идиот повесил здесь зеркало. Обычно мне себя некогда разглядывать. Да и интереса такого нет. А тут залипаю, пристально вглядываясь в отражение. Это я? Касаюсь пальцами глубоких складок в уголках губ. Пиздец… А ведь кажется, совсем недавно я был примерно в возрасте Макса и свято верил, что никогда, даже если проживу сотни лет, не стану старым. Что это? Кризис среднего возраста? Может быть. Вспоминать свою юность горько. Тогда ведь казалось, что я положу этот мир на лопатки. Чего угодно добьюсь, преодолею любые трудности и проживу свою лучшую жизнь. А сейчас…
Интересно, уже можно расписаться в том, что ни черта у меня не вышло?
Глава 11
Первого мы едем с обязательным визитом к Костиковым родителям. Те живут в небольшой деревеньке в тридцати километрах от города. Вроде немного по здешним меркам, но видимся мы не так часто.
Встреча проходит душевно: банька, домашние разносолы и счастливая Юлька – еще бы, тут тебе и подарки, и кот Васька, и прыгучий самоед Бум. Короче, все то, чего по уверениям той же Юльки не хватает ей для полного счастья. Слушаем ее болтовню, смеемся, изредка переговариваясь со свекровью. И все бы ничего, но во всей этой кутерьме я упускаю момент, когда свекор достает из серванта коньяк.
– Костя, ты за рулем, – напоминаю, зацепившись взглядом за красивый графинчик.
– Упс… Поздно, мась. Мы с батей уже опрокинули по писюрику, – виновато замечает муж. Мои губы округляются в безмолвном возмущении.
– Ну и как мы теперь вернемся?
– Вер, да куда вы спешите? Оставайтесь с ночёвкой. Я вам в мансарде постелю, – тут же встает на защиту сына свекровь. – Праздник же.
Да. Праздник. Только…
– Я тебе говорила, Кость, что мне к девяти на работу.
– Ты на работу устроилась? Надо же! И молчишь, – опять вклинивается Анна Николаевна.
– Ой, ну позвони, скажи, что придешь попозже. К обеду я буду огурцом, – вторит ей Костик.
Раздражение вспыхивает во мне, как лесной пожар в засушливое лето. Бесит и Костик, и мамаша его, и свекор, подложивший мне такую свинью! Нервы до предела натянуты. И то, что в целом они довольно приятные люди, сейчас не имеет никакого значения. Меня несет. Стиснув зубы, цежу:
