В ответ на молчание она обнимает ладонями мое лицо, изучая меня, как художник изучает портрет одного из бессмертных. Ищет тени и свет. Находит мелкие недостатки. Запоминает черты.
― Скажи мне, Бастен, ― шепчет она, и глаза у нее такие бездонно синие, что я могу думать только о той ночи, которую мы провели в пещере за водопадом к югу от Дюрена. Лучшая, мать ее, ночь в моей жизни. Впервые я осмелился поверить, что могу обрести счастье.
― Я не могу, маленькая фиалка.
Передо мной словно захлопывается дверь, разрывая связь, бушующую между нами.
Долгое мгновение мы оба молчим. Потом она отводит взгляд.
― По крайней мере, ты не выполнил свою угрозу поцеловать меня, ― криво усмехается она, пытаясь скрыть свою боль.
Мое сердце сжимается.
― Я знаю, что ты меня ненавидишь, ― говорю я, обхватывая ее челюсть одной рукой. ― Я это заслужил. Но со мной ты в безопасности, Сабина. Я не прикоснусь к тебе, не поцелую тебя, если ты не попросишь.
Хотя в ее сверкающих как звезды глазах плещется желание, в ответ она крепко сжимает губы.
Отказ причиняет боль, но это не удивительно.
Боль завязывает меня в узлы, разрывая сердце и душу, и я на свинцовых ногах поворачиваюсь к окну. Надеюсь, эта чертова сова не нагадит мне на голову, пока я буду спускаться. Это было бы как раз то, чего я, блядь, заслуживаю…
Ее рука мягко опускается на мой бицепс.
― Бастен. Подожди. ― Ее шепот такой тихий, но я слышу его. Как и слышу желание в ее голосе. И будь я проклят, если во мне не взрывается потребность в ней в десять раз сильнее.
Мое дыхание замирает, когда я поворачиваюсь обратно. От предвкушения по коже пробегают мурашки, а ладони становятся влажными от желания обнять ее.
Ее расстроенные глаза на бледном лице поднимаются, чтобы встретиться с моим взглядом.
― Это должно быть в последний раз.
В последний раз? Нет. Последнего раза не будет никогда. Я смирился с тем, что предаю человека, который близок мне, как брат. Я никогда не отпущу Сабину ― она будет моей до скончания веков, даже если никогда не наденет мое кольцо на палец.
Но, конечно. Она может пытаться убедить себя, что это в последний раз.
Ее сердцебиение учащается, когда энергия между нами меняется. Я чувствую запах Максимэна через дверь; он сейчас в конце коридора, за пределами слышимости, засовывает палец в киску Серенит, пока думает, что все спят. Он крутой старый ублюдок, но эта женщина всегда была его слабостью.
А значит, Сабина в моем полном распоряжении.
Я делаю шаг вперед с таким властным видом, что с ее губ срывается изумленный вздох.
Опираясь одной рукой на высокий каркас кровати с балдахином, я нависаю над ней и приказываю низким голосом:
― Ложись на кровать.
Ее глаза словно загораются изнутри.
― Разве ты не собираешься сначала поцеловать меня?
― О, маленькая фиалка. Сегодня я поцелую тебя тысячу раз, но начну не с этого.
Я слышу, как ее дыхание перехватывает. Глаза, похожие на глаза олененка, не отрываются от меня, пока она медленно опускает свою пухлую попку на одеяло. Кровь бурлит в ее венах, как паводок в овраге.
Она смотрит на меня сквозь ресницы, словно ожидая приказа.
Моя рука сжимает столбик кровати.
― Сними трусики.
Она смещается к центру кровати, медленно задирает ночную рубашку, давая мне возможность увидеть ее кремовую кожу в лунном свете, и спускает кружевной лоскут ткани по кожаным ножнам кинжала, пристегнутым к ее бедру.
Я еще даже не прикоснулся к ней, но чувствую, что ее киска уже увлажнилась.
Мой взгляд падает на то место, которое дразняще прикрыто ее ночной рубашкой.
― А теперь покажи мне, как ты себя ласкаешь.
Ее рука теребит ткань ночной рубашки.
― Я этого не делаю.
Я ласково фыркаю на ее ложь.
― Дорогая, все это делают.
Она прикусывает зубами нижнюю губу, а по ее шее растекается такой восхитительный розовый цвет, что мне хочется слизать его, как глазурь. Теперь она отводит глаза, внезапно смущаясь. Ей нечего стесняться ― мысль о том, что она прикасается к себе, возбуждает меня как ничто другое. Моя маленькая фиалка бесстрашна, когда дело доходит до укрощения единорога, но в спальне краснеет.
Но это не страшно. Потому что я собираюсь разрушить все ее мысли о целомудрии, пока ее потребности не станут такими же порочными, как мои.
Я обхватываю ее стройные лодыжки и притягиваю ее задницу к краю кровати, так что ее голова оказывается на уровне моего пояса.
Я обвожу пуговицу брюк средним пальцем.
― Тогда прикоснись ко мне.
Ее нижняя губа снова оказывается между зубами, когда она нерешительно берется за дело, не понимая, как расстегиваются пуговицы на мужских брюках. Но она решает эту проблему, а затем выпускает на свободу мой тяжелый член, который устремляется к ней, словно ведомый собственным разумом.
На секунду она перестает дышать.
― Возьми его в рот, ― приказываю я.
Ее нос пересекает обеспокоенная морщинка.
― Я не знаю как.
― Маленькая фиалка, если твои губы обхватывают мой член, значит, ты все делаешь правильно. ― Я подталкиваю ее за затылок к своему ноющему паху. Она смачивает губы. Вдыхает. А потом…
Чистое, блядь, волшебство.
Ощущение, когда я вставляю свой член между пухлыми губами Сабины, не что иное, как экстаз. Она берет меня так охуенно, будто рождена для того, чтобы сосать мой член. Клянусь, я так тверд, как никогда в жизни, так тверд, что из кончика уже течет.
Моя рука сжимает в кулак ее шелковистые локоны. Я слышал, что Ферра восстановила длину ее волос, но сам не видел их до сегодняшнего вечера. Мне больше нравились волосы длиной до подбородка, но я не собираюсь жаловаться на косу, которую можно намотать на запястье, пока я направляю ее покачивающуюся голову.
Я стону от волны нарастающего удовольствия.
У нас не было секса с момента ее помолвки ― будет ли она готова, когда я ворвусь нее?
Будет ли она стонать? Задыхаться? Умолять об этом?
Мои яйца напрягаются, когда я достигаю грани, за которой не смогу терпеть ее красивые губы, сосущие мой член. Если я не зароюсь в нее в ближайшее время, меня разорвет на части.
Схватив ее за косу, я с рваным стоном выхожу из ее рта.
Мой голос хриплый, когда я приказываю:
― Теперь ложись.
Она прикасается пальцами к своим распухшим губам с таким видом, будто не может поверить в то, что только что сделала. Она откидывается на подушки, а я забираюсь на нее сверху, как зверь, готовый заявить права на свою добычу. Мои мышцы напряжены. Мой пульс стучит в ушах.
Я могу сорвать с нее эту ночную рубашку…
― Бастен, ― говорит она задыхаясь с пылающими глазами, ее тон быстрый и безрассудный. ― Я хочу, чтобы ты сжал мои запястья, как тогда, когда мы лежали на полу.
Адамово яблоко подпрыгивает у меня в горле. Неужели моя маленькая дикая кошечка просит о том, о чем я думаю? Если да, то в постели она смелее, чем я думал. Такая испорченная. И хотя я фантазировал об этом много ночей, я хочу быть абсолютно уверенным, что понял ее правильно.
― Вот так? ― спрашиваю я, поднимая ее запястья над головой и прижимая их к матрасу.
Она стонет самым восхитительным образом. Ее бедра двигаются под моими, как будто мы снова боремся, как будто она хочет почувствовать то дразнящее трение, которое было в прошлый раз. Снова почувствовать эту борьбу за власть.
― Ах, ― говорю я. ― Так вот что тебе нравится. Ты хочешь, чтобы я удерживал тебя, Сабина?
Ее большие круглые глаза умоляют меня, говоря, что она не знает точно, чего хочет ― или, по крайней мере, как выразить это словами.
― Ты должна это сказать, ― бормочу я.
Она говорит:
― Трахни меня так, будто мы деремся.
Она даже не представляет, какой эффект производят на меня эти слова. У меня стояк практически с первой встречи с ней, но именно в ту ночь, когда она попросила меня научить ее драться, мое влечение переросло в одержимость. Ощущая ее извивающееся тело под своим, слушая, как пульс учащается в ее венах, пока не захлестывает…
