– А у тебя с этим рыжим серьезно?
– Не говори глупостей, – отозвалась я.
– А с тем, первым?
– Игорь вообще просто мой друг.
– А куда он делся?
– Какая разница? Делся и делся. Забудь ты про него. Давай потанцуем – это одна из моих любимых мелодий. – я спрыгнула с подоконника, подошла к музыкальному центру и вывернула регулятор громкости на максимум.
Мы танцевали под ласковую медленную музыку. Танцевали как-то тупо. На мой взгляд, это нельзя назвать танцем, это просто тупое переставление ног в огромном желании не наступить на ногу партнера. Может быть, будь я чуточку трезвее, я бы почувствовала момент, и, возможно, даже сгладила бы его, но я уже достаточно отупела от выпитого, и мне стало просто интересно, когда рука Лешки сползла ниже моей талии и пальцы стали подбираться под мой топик. Алкоголь властвовал над моим телом, он совершенно нарушил любую координацию моих движений. Сейчас, – лениво подумала я, – не только мои мысли напоминают пластилин, а я вся как бы состою из такой медленной, вязкой, плавно перетекающей субстанции. Все, что я сейчас имела, делало меня счастливой. Это не было визжаще-пищащее счастье, это было тихое отупение. Я переставляла ноги, плавно покачивала бедрами, рука Лешки давно уже гуляла по моей спине. А я, уткнувшись носом в ее шею, слушала музыку, наслаждаясь собственным состоянием. Но продолжение момента не заставило себя ждать.
– Можно я поцелую тебя?
Возможно, мне приснился этот вопрос, возможно, я ждала его, возможно, даже знала ответ. Не так давно я призналась себе, что хочу этого ребенка. Так почему же сегодня, после всех нотаций, прочитанных мысленно самой себе в тот момент, я просто подняла голову и наткнулась на ее губы…
В начале она лишь робко коснулась моей нижней губы легким поцелуем. Потом, осмелев, и чувствуя, что я не против, Лешка поцеловала меня по-настоящему. Губы Лешки оказались на удивление мягкими, теплыми и чуть влажными. Ощущение от ее поцелуя было очень новым, сильным, захватывающим и… все. Не было того волшебного ощущения, когда кружится голова или подкашиваются ноги. Не было возбуждения. Может, я слишком пьяна? Лешка же вся отдалась этому поцелую. Я открыла глаза и смотрела на нее. Длинные ресницы откидывали тень на мягкие и бархатистые даже на вид щеки. По ее лицу было понятно, что сейчас она где-то не здесь, а на седьмом «голден скай». Хотя выпила она всего ничего. Двумя руками она держала меня за талию, как будто боялась упасть. Что-то в ее облике развеселило меня, я совсем забыла, что мы целуемся, и невольно улыбнулась. Она тут же разжала руки и выпустила меня. Я покачнулась и чуть не упала. Лешка спрятала глаза в пол и не смотрела на меня, а мне почему-то нестерпимо хотелось увидеть ее глаза именно сейчас, когда в них еще бушует возбуждение и желание. Почему-то я была уверена, что она возбудилась. Ее дыхание было резким и прерывистым, как будто она только что пробежала стометровку. Мы так и стояли на «пионерском расстоянии» друг от друга. Внезапно я поняла, что очень устала, и нестерпимо хочу спать. Я сделала шаг назад, и Лешка как-то съежилась.
– Извини, я очень устала, и хочу спать, – пробормотала я.
– Д-да… Я пойду? – полувопрос-полуутверждение.
– Куда ты пойдешь в четыре часа утра? Оставайся тут, – я устало села на диван. – Ляжем на диване, выспимся, а утром пойдем по своим делам.
Она молчала. Лешка очень хотела остаться, я просто чувствовала это, но что-то мешало ей сказать «да».
– Оставайся, – у меня совсем не оставалось сил спорить. Что не дает ей остаться? Неужели только лишь… боязнь лечь со мной в одну кровать? Но раньше ее это не останавливало. Или, может быть, она прячет что-то еще? Не важно. Я так устала, что даже нет сил раздвигать диван.
– Я не могу, – она отвернулась. – мне нужно домой.
– Как хочешь, – я подтянула ноги на диван и уставилась в окно. Лешка тихо прошла в коридор, обулась и тенью выскользнула за дверь. Я протянула руку и, взяв пульт, выключила музыку. Стало тихо. Безразличным взглядом я обвела комнату. Убираться буду завтра, а сегодня я устала. Нужно было еще заставить себя расправить постель, спать на сложенном диване ой как не хотелось. Упав лицом в плюшевую обивку, я, почувствовав себя совершенно, абсолютнейше несчастной, разревелась. Мгновенно заложило нос, веки распухли, и при каждой попытке моргнуть под ними перекатывалось не меньше килограмма песка. Усталость брала свое – я так и уснула, под собственное хлюпанье носом.
.
А время шло. Я ходила на работу, и мой распорядок дня напоминал опостылевшую школьную задачку: из пункта А в пункт Б, и может быть, в пункт С, но конечным пунктом все равно будет тот же самый пункт А, из которого и начинается мой путь в новый день. Жизнь казалась мне серой и однообразной. Пару раз приезжал Игорь, но я не выходила даже на «дежурный перекур» в машине. Иногда в моих мыслях плотно поселялась Лешка и тот ночной эксперимент. Я уже даже не была уверена, что это происходило не в моей больной фантазии – настолько нереальным казался тот вечер. А Лешка все не появлялась. Зато все чаще появлялся Рыжий. Осень окатила меня ленью на сопротивление, и вскоре в ванной было два полотенца и две зубные щетки. На кухне появились дополнительные кружки, тарелки и бытовая техника, назначение которой я понимала лишь отдаленно. Моя одежда в шкафу приобрела отглаженный и сложенный стопочками вид, в доме стало часто пахнуть едой. Дима не соврал, сказав, что очень хозяйственный. Идеальный мужчина, должно быть. Я молча подчинялась новым правилам: завтракать по утрам, не пить каждый вечер, смотреть мелодрамы, не лежать на полу. Если это называют счастливой семейной жизнью, то, наверное, я была счастлива. Только остро чего-то не хватало. Все чаще хотелось уйти в себя, просто посидеть молча, подумать, но всегда в такие моменты появлялся рыжий черт, тормошил, целовал, увлекал и раздражение от вторжения таяло при виде его счастливой мордахи. Все же сентябрь удивительно подходил к моему внутреннему ощущению себя.
– Ларк, а ты бы хотела замуж? – спросил меня как-то Димка, лениво перебирая потолочную плитку глазами.
– Что? – я выкатилась из блаженного состояния, в котором пребываешь после отличного секса.
– Замуж, говорю, хотела бы?
– Это когда белый лимузин, белое платье, клятвы верности и прочая мишура? – издевательски уточнила я. – Или это когда в халате и бигудях у плиты, с орущим чадом на шее?
Он повернулся и удивленно посмотрел на меня.
– Это ты о чем?
– О замужестве, милый.
Он помолчал.
– Но неужели ты никогда не мечтала о собственной свадьбе?
– Мечтала, конечно, но давно. Еще в беспечном детстве. А потом я выросла. Да и вообще, не понимаю я этой… пошлости что ли. Сложно подобрать слово, под мое мнение о таком событии.
