— И как она далеко отсюда?
— Очень далеко.
— И вокруг ничего нет?
— И никого, — добавляет он крайне довольным тоном, после которого я сама оглядываюсь, проверяя, что нас никто не видит, и прижимаюсь ближе к нему, охотно семеня следом.
— Иванов, тут у твоего племянника вообще-то день рождения, детский праздник, а ты только и думаешь о том, где бы потрахаться?! — из-за того, что приходится шептать, мой голос не передаёт должных эмоций. Но если со стороны могло показаться, что я возмущаюсь, то на самом деле это вовсе не так.
Я, скорее, восхищаюсь.
— Мы просто идём смотреть беседку, — категорично заявляет он, отправляя мне ещё один укоризненный взгляд, и щипает за ставший колом сосок, слегка выпирающий из-под тонкой тёмной блузки. — Я хочу её сфотографировать.
— Да ну?!
— Ну да, — охотно кивает Тёмка, снова озираясь вокруг.
— Да не смотри ты постоянно по сторонам, так мы выглядим ещё более подозрительно! — шикаю на него и возвращаю должок щипком за обтянутую светлыми брюками задницу.
— И правда, — он чуть притормаживает, смотрит на меня внимательно, словно раздумывает о чём-то, а потом расплывается в широченной и довольной улыбке Чеширского кота, которая мне определённо очень нравится. — Поможешь мне сфотографировать одну занятную деталь? Она так неудобно расположена… Наверное, тебе придётся нагнуться, а я встану сзади и надёжно тебя подержу.
Честное слово, если бы вы видели эти честные, широко распахнутые и невинные глаза напротив, то в жизни бы не поняли, что именно он имеет в виду.
Я же знала Артёма слишком хорошо, и в глубине души догадывалась о том, что такую возможность скрасить этот скучный день он не упустит.
Ну как догадывалась… Предполагала и надеялась. Настолько, что в целях экономии нашего времени и сил предусмотрительно не надела трусы.
— А если я просто сяду к тебе на коленки? — уточняю как бы невзначай и показательно обмахиваюсь ладонями, чтобы следом расстегнуть несколько верхних пуговичек на блузке.
— Думаю, так мы тоже справимся с этой задачей, — подтверждает он и, уже не стесняясь, хватает меня за руку и тащит к той самой беседке, спрятавшейся в уединении среди высоких и густых деревьев.
Выглядит она и правда… миленько. Наверное. На самом деле я успеваю заметить только округлую форму и щедро обвивающий белые перила плющ, потому что дальше от созерцания прекрасного меня отвлекает язык Артёма, по-хамски пролезающий прямиком мне в рот.
Его пальцы проникают под наполовину расстёгнутую блузку, слегка поглаживают и тщательно сминают грудь, потом ловко выбираются из-под одежды и спускаются ниже, чтобы проделать всё то же самое с моими ягодицами.
— Склеить, потрахаться… Фу, как грубо, Крольчоночек! — ворчит он недовольно между поцелуями в шею и, пока я ловко расправляюсь с ремнём и молнией на его брюках, решительно задирает мою юбку вверх, проходится ладонями по голым бёдрам и даже слегка отстраняется, чтобы убедиться, что ему не показалось.
Ну да, ну да. Как будто бы отправленное мной полчаса назад в ответ на его «я припарковался, ты где?» сообщение с провокационным «стою с шампанским и без белья» было похоже на шутку.
На Иванова надейся, а сама не плошай.
Полина.
Я ничуть не преувеличу, если скажу, что этим праздником грезила целый год. Ровно со второго дня рождения Данила, который растянулся аж на четыре дня, ведь вся наша родня и друзья просто не помещались разом за стол у нас в квартире, прежде казавшейся мне большой и просторной.
Конечно, я могу соврать и вдохновенно рассказать о том, что специально выбирала место с красивыми пейзажами и свежим воздухом, чтобы в этот чудный день мой сын оказался как можно дальше от городской суеты, от загрязнённого мегаполиса, от всех этих гаджетов и мультиков, негативно сказывающихся на развитии и социальной адаптации ребёнка.
Но к чёрту ложь и пафос. Так как наша с Максимом свадьба оказалась очень скомканной и спешной из-за стремительно растущего у меня беременного живота, я решила внаглую отыграться хотя бы сейчас, когда Даня уже не висел на груди каждый час, но ещё не научился как следует продавливать нас на свои желания, вроде оформления праздника под дикие джунгли Амазонки, о которых с прошлого года твердит Егор.
Только представьте: огромное зелёное поле, шатры с развевающимися по ветру белыми занавесками, лёгкая и непринуждённая музыка, живые цветы, атмосфера уюта, любви и веселья. И среди всего этого я, с распущенными волнистыми волосами, в длинном полупрозрачном платье молочного цвета, со счастливой улыбкой на губах, порхаю как нимфа.
Казалось бы, ну что могло пойти не так?
А я вам скажу: всё. Точнее, та часть плана, которая касалась непосредственно меня.
Лезущие клоками волосы пришлось постричь под каре ещё месяц назад. Платье на меня налезало, но грозило треснуть при любом резком вдохе, поэтому пришлось его заменить на обычный светлый летний сарафан, наспех схваченный вчера в ближайшем к дому торговом центре. Ну и счастливая улыбка как-то не клеится после утра, проведённого в обнимку с унитазом из-за токсикоза.
Вот и получается, что этот грустный слоник, обречённо сложивший руки у себя на коленях и тоскливо наблюдающий за чужим весельем — именно я.
Хотя бы Даньке здесь хорошо: мы пригласили на праздник всю его группу из детского сада, прослыв при этом небывало щедрыми людьми. На самом же деле, просто не смогли найти тех, кого бы можно было назвать его друзьями, потому что общался он со всеми разом и одинаково хорошо, чем на нас с Максимом оказался совершенно не похож.
«Видимо, в дядю пошёл», — только и пожимали плечами мы, но при этом каждый имел в виду именно своего брата.
Изначально казавшаяся необъятной площадка постепенно заполняется прибывающими гостями, и я уже перестаю всматриваться в их лица, наблюдая только за тем, как Данька радостно носится с водяным пистолетом наперевес, ну и украдкой подглядываю за Егором, как и всегда не отлипающим от Златы.
Злата — просто чудо. Не знаю, кто ещё в свои шесть лет может так усердно слушать нудный рассказ Егора про различия между эволюционными теориями.
Слава с Ритой шепчутся, забившись в самый укромный уголок шатра, и улыбаются, тоже поглядывая в сторону дочери. Хотя нет, улыбается одна Рита, а Чанухин скорее хищно скалится, мысленно раскладывая Егора на будущие переломы.
Наташа делает рывок за вторым по счёту бокалом шампанского и с заговорщическим видом строчит кому-то сообщение в телефоне.
Никита впервые почти за десять лет с момента нашего знакомства прилетел сюда с той же девушкой, что и в прошлом году, но крутится вокруг неё с тем же усердием и азартом, словно они только что познакомились, что вызывает умиление.
Мои родители ведут крайне интеллигентную беседу с отцом Ивановых, которого, наслушавшись рассказов Максима и Тёмки, я боялась как стихийного бедствия, войны и чумы в одном флаконе. Даже старательно увиливала от нашей встречи, дотянув до того момента, когда мы с Максимом уже подали заявление в ЗАГС и сходили на первое узи.
Я представляла себе властного и жестокого человека, наподобие главы мафиозного клана из американских фильмов, который смерит меня презрительным взглядом с ног до головы и бросит своему телохранителю: «Убрать её, немедленно!».
В реальности же Иван Аркадьевич оказался копией Максима, только на тридцать лет старше. И периоды, когда он старательно поддерживал образ умудрённого жизнью мужчины, философствуя, оперируя малопонятными терминами и намекая на высокие связи, чередовались с периодами раздражающих и порой совсем неуместных шуток. И если все трое Ивановых собирались в одном месте и начинали упражняться в остроумии, то это грозило затянуться чем-то похлеще столетней войны.
В отличие от матери Ивановых, его отец хотя бы формально принимал участие во всех самых важных событиях их жизни. И ладно, что каждый раз — с новой пассией. Зато не пытался завести новых детей и оставить нам на воспитание, как случилось когда-то с Егором.