Кат принялся усердней ловить каждое движение противника, почти протрезвев от адреналина.
Рывок, удар, блок… Откат…
В отличие от Ката, Ларсов еще был под действием алкоголя. Бил не слишком прицельно, часто делал лишние движения и ужасно плохо группировался.
Еще немного… Ну прямо совсем…
Кат поймал на лету руку Ларсова и выкрутил ее в боевом приеме. Тут же сделал захват за шею и уложил противника на живот. Вот теперь подоспела охрана.
Ларсова забрали, а Кат вернулся к стойке и оплатил ущерб. Он виноват в драке. Он, как ни крути. Значит, ему и расплачиваться.
Вяземцев знал, что один звонок от владельца «Королев» — и Ларсов без звука все компенсирует. Поэтому и поспешил.
А после этого продолжил напиваться.
Перед глазами стоял Ларсов со свирепым выражением лица, а в ушах звучали его слова:
— Еще поквитаемся, сопляк! Попомни!
Кат не забывал. Он знал, что Ларсов однозначно все так не оставит. Однажды пришлет своих мордоворотов, чтобы Кату начистили фейс. И ничего уже тут не поделаешь.
Проще отомстить Вяземцеву, чем убедить дочь не шляться к кому попало ради одноразового перепиха. А главное, что в таком случае ощущаешь себя мужиком, а не жалким неудачником, который не смог сберечь единственное сокровище.
Однако Кат ни о чем не жалел.
Он вообще никогда ни о чем не жалел. Завел себе такое непреложное правило. Случится — разберется. Убить — не убьют. Покалечить — не покалечат. Так, намнут бока, исправят физиономию.
Ну и плевать! Алина на него и без фингалов не смотрит. Нос воротит, зараза!
Кат залпом осушил очередной стакан и выдохнул.
Нет. Выпивка не помогала окончательно избавиться от этого наваждения. Почему? Мать твою, почему? Все забывалось, только не эта физичка!
Свое имя мог еще не вспомнить, а ее так и вертелось на языке!
…Наутро Кат проснулся с больной головой, которая, казалось, раскалывалась на тысячу частей, а затем ее собирали, по одной, медленно склеивали, прижимая куски так, что те хрустели.
Во рту был мерзкий привкус, а по всему телу ссадины от стекол.
И, наверное, Вяземцев даже обрадовался бы этому состоянию. Сразу же смэснул Темычу: «Я сегодня не приду на работу. Завтра разберемся, если что. И в вуз не приеду».
Обычно похмелье заставляло Ката забывать обо всем. Он лечился, расслаблялся… В общем, приводил себя в норму, выбросив причину похмелья из головы. Надо сказать, случалось это редко, но метко… Вот как сегодня до состояния «нестояния».
Однако причина из головы не выветривалась. Он все равно думал про Алину…
Мать ее! Думал про Алину каждую минуту! И даже больная голова этому не мешала!
Все внутри переворачивалось от желания увидеть физичку.
Да что б тебя!
Он еле ходит, а готов ползти к ней на карачках.
Больше того! Если бы сегодня в расписании значилась физика… Кат явился бы с больной головой, с саднящей болью по всему телу…
Еле доковылял бы… Чтобы ее увидеть.
* * *
Следующие пару месяцев Алина усердно держала дистанцию, а Шаукат пытался преодолеть внезапно возникшую между ними стену, при этом не делая прежних ошибок.
Ему приходилось почти также сложно, как и одногруппнице — Полине Андроновой. Той самой девушке, которую Алина фактически спасла после разрыва яичника. Отпусти физичка Полину с занятия, девушка почти наверняка умерла бы…
Полина вскоре вернулась к учебе и усиленно бегала за Алиной, пытаясь хоть как-то отблагодарить ее. Вначале она несколько раз попыталась броситься физичке на шею с объятиями. Но Алина очень вежливо попросила девушку так не делать.
«У нас нынче свободные нравы… Всякие меньшинства… ну очень сексуальные… Давайте не будем давать повода».
Ясное дело — шутила. Просто не хотела излишнего панибратства. Алина вообще не любила, когда ее трогали. Кат давно заметил эту черту физички. Если прежние ее студенты попадались на лестнице или в холлах и пытались обнять на радостях, Алина всегда их останавливала. В любом разговоре держала дистанцию. Стоило молодым коллегам попытаться взять ее за руку или похлопать по плечу, как физичка стремительно уклонялась от касания.
И благодарности она, кажется, тоже не хотела. Всякий раз смущалась, говорила, что ничего не нужно и убегала куда-нибудь подальше. Полина приносила Алине конфеты, цветы, вино, даже корзины фруктов. Физичка ничего не взяла.
Объясняя, что преподаватель ничего не может брать у студентов.
Кат приходил на лекции раньше всех. Начал записывать! Из-за чего все «члены команды взрослых студентов» подшучивали над главарем.
— По-моему, наш Кат влюбился!
— Да-а-а! Бедный! Не может жить без физики!
— Преподша послала парня в нокаут!
— Девочка такая сладкая, что у Ката слюни текут!
— Ты еще дневник заведи! И приноси ей на подпись каждую лекцию!
Кату было плевать. Юморят и пусть. Он никогда не разменивался на то, чтобы ублажать общественное мнение. Не боялся казаться смешным, когда искренне чего-то хотел, добивался или делал от чистого сердца. Не стремился выглядеть лучше, чем есть.
Поэтому и оставался негласным лидером компании взрослых студентов, несмотря на усмешки и дружеские подколки.
Гораздо больше Ката волновала Алина. Ее отстраненность, ее нарочитое безразличие, ее подчеркнутое обращение с ним, как с любым другим студентом потока. Словно она не чувствовала этот ток между ними, будто у нее не сбивалось дыхание рядом с Вяземцевым и взгляд к нему не прилипал совершенно. Может и нет. Кат не мог определить истинных чувств Алины. Она казалась слишком закрытой. Закованной в лед преподавательского дистанцирования от студентов и в броню уважительного равнодушия занятой женщины.
Кат и верил, и не верил в ее отношения с чернявым преподом. Что-то в их паре представлялось Вяземцеву неправильным. Не таким, как у влюбленных по-настоящему. Или ему только хотелось так думать, так видеть и так считать?
Может ему нравилось подвергать чувства Алины к ее преподишке сомнению?
Потому, что при взгляде на них кровь закипала в венах и желание по старинке выяснить кто достоин женщины почти лишало самообладания. Кулаки просто чесались…
Тем более, что всякий раз, когда Кат пытался поговорить с Алиной наедине, появлялся этот ее Ирек! Вяземцев прекрасно запомнил, как отреагировала физичка на его показательное выступление с букетом. Поэтому пытался сделать так, чтобы в следующий раз у Алины не было повода злиться и отказываться от общения из-за возможных кривотолков.
А вот именно это ему никак не удавалось.
Он заходил в кабинет Алины и там уже торчал Ирек или заскакивал следом. Кат ждал ее возле крыльца корпуса, и она непременно появлялась под руку со своим чернявым.
Он приезжал утром пораньше, чтобы поймать Алину на выходе из такси. Но ее привозил Ирек!
Однажды Вяземцеву почти удалось остаться с Алиной наедине. Та пришла пораньше в лабораторию, и Кат, который теперь являлся на физику раньше всех, зашел тоже. Однако почти сразу в аудиторию вернулась та самая лаборантка, которая косилась на них в коридоре. Поэтому Вяземцев солгал, будто зашел, чтобы сфотографировать методичку по работе, которую планировал сдавать. Получил тонкую белую книжицу и нехотя ретировался в коридор. Где для поддержания легенды усердно сфоткал все страницы под очередные подколки своей компании.
— Такими темпами наш Шаукат скоро станет академиком!
— Смотрите как парень полюбил физичку… ой, физику! Конечно же, физику!
— Надо же! Похоже, он проиграл не пари, а свое сердце этой физичке!
Малолетки из потока Ката посмеивались, но вслух высказываться не решались. Девушки косились с завистью. Им тоже хотелось бы стать предметом такой особой любви Вяземцева. Богатого, красивого, взрослого!
Мать твою, так почему Алина его не ценит!
Временами эта мысль вызывала бешенство. Хотелось схватить физичку, на глазах у всех, встряхнуть и потребовать объяснить — чем он хуже Ирека, чем ее не устраивает. Кат сам поражался этим мыслям и порывам. Между ним и Алиной ведь ничего еще не было. Так какое у него право требовать от нее объяснений?
