Вяземцев стиснул ее и рывком прижал к одному из стеллажей. Он чуть не кончил, когда вжался в теплое, упругое тело. Боль в паху смешивалась с удовольствием. Кат двинул бедрами и почувствовал, что вот-вот просто-напросто спустит в штаны, как мальчишка рядом с любимой девочкой.
— Отпустите меня, Вяземцев! Немедленно! — зашипела Алина, вырываясь.
Он почти отпустил, а потом она приоткрыла губы и Кат не удержался — впился в них поцелуем. Так что у самого в голове помутилось. Нежные, теплые губы Алины были такими сладкими… Он еще никогда ничего подобного не испытывал. Наверное, так смакует масло человек, что всю жизнь питался маргарином.
Кат снова потерся о нее торчащим колом членом. Не думая, как отсюда выйдет, как будет объяснять, если сейчас кончит. Он вообще ни о чем в эту минуту не думал. Соображалка окончательно отключилась.
Но Алина вдруг жалобно всхлипнула. Так, что у Ката ком подкатился к горлу.
Он сразу же выпустил физичку и увидел, что та плачет.
Мать твою! Что же он наделал?
Кат ощутил жгучее раскаяние. Такое, что хоть лезь в петлю. А главное, Вяземцев не понимал — что нашло на него в подсобке. Разве он хоть раз что-то делал против желания женщины? Разве хотел взять Алину против ее воли? Совсем нет! Он желал доставить ей удовольствие!
Да, сбросить, наконец-то, напряжение, что мучило не один месяц. Но не так!
— Ты — урод! Последние пару месяцев я еще сомневалась. Думала, может ты нормальный мужчина. Только с деньгами. Вдруг среди ваших… Толстосумов… Есть еще мужики… Но ты… Ты просто мразь, которой нужно только одно. Насильник! Козел!
Едкие, как кислота слова, летели в лицо Вяземцева, и он принимал их все, пил до последней капли.
Они разъедали, плавили внутренности, отзывались во всем теле болью…
Кат чувствовал себя виноватым. До такой степени, что готов был просить прощения на коленях. Да, прямо тут, в подсобке. Как последний придурок.
— Алина Хаматовна. Простите меня, ради бога! — вырвалось у Ката. — Простите меня. Даю слово, этого не повторится.
Она поджала губы, прищурилась так зло, что у Ката сперло дыхание. И с размаху влепила ему пощечину. А затем бочком протиснулась на выход.
Дверь хлопнула. Кат поправил брюки и уперся лбом в холодный стеллаж.
Да что ж он такое творит-то?
Это, что, сперматоксикоз?
Он же любит ее. Хочет защитить, утешить, поддержать в любой ситуации. И что он только что натворил? А самое главное, что теперь стена между ними только вырастет и станет в разы крепче прежнего.
В ушах Ката звучали слова Алины.
«Последние пару месяцев я думала, что, может, ты нормальный мужик…»
Она о нем думала. Хорошо. Во всяком случае, неплохо. Возможно, еще и решилась бы все же преодолеть ту пропасть, которую видела между студентом и преподавательницей…
А теперь? Теперь она считает его полным му…?
Мать твою! Он столько хотел ей сказать! Столько всего объяснить! У него было столько слов и столько эмоций! А вылилось все во что?
В буйство гормонов и полное отключение мозга! Стоило лишь приблизиться к ней, коснуться, оказаться наедине!
Кат чувствовал себя полным подонком. И вполне понимал эмоции Алины. Вот только единственное, чего он совсем теперь не понимал — как действовать дальше.
И еще, выходя из подсобки, так и не дождавшись завхоза, Вяземцев все думал: почудилось ему, или, действительно, когда Алина от него сбежала, за дверью послышалось:
— Осторожней! У вас там, что, место для свиданий? Надо быть скромнее, Алина Хаматовна!
Фразы прозвучали едва слышно. И будто бы голосом лаборантки… как там ее… Светлана Митрофановна? Светлана Максимовна? В общем, той самой, что застукала Ката, когда тот заскочил за Алиной в лабораторию. Той самой, что видела, как Вяземцев несся с букетом за физичкой!
Если это так… Твою ж… так растак… Кат несколько раз забористо выругался. Так старался все эти месяцы не компрометировать Алину. Показать ей, что уважает, понимает положение преподавателя в окружении ханжей старой советской закалки. Для которых секс — это то, после чего жена рыдает в ванной. А прилюдный поцелуй — как прилюдное соитие для людей поколения Ката.
Во всем напортачил! Во всем! И как у него так получается? С самыми лучшими намерениями, чувствами, которых Вяземцев никогда не испытывал иначе, как к родной матери… И так все время лажать?
* * *
Алина
Мне хотелось убить этого плейбоя! Оживить и еще раз от души укокошить!
Вот же засранец! Нашел время клеиться!
Совсем не понимает, что такое отказ! Лапал и целовал без разрешения! Даже почти против моей воли… Плейбой чертов! Думает, каждая доступна, каждая упадет в его объятия!
Еще ни один мужчина со мной так не обращался!
Однако, как ни поразительно, я гораздо больше злилась не на приставания Шауката, а совсем на другое. Чего греха таить, от его поцелуя я на миг утратила чувство реальности. Перестала дышать нормально и кажется, сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Впервые в жизни от поцелуя мужчины!
Потом, конечно, внутри зародился протест. Возмущение тем, что плейбой Вяземцев даже не удосужился разобраться: нужны ли мне сейчас его домогательства… Мое мнение и желания его, похоже, совсем не интересовали…
Но гораздо сильнее меня бесило то, что нас двоих в одной подсобке застукала Светлана Максимовна. Эта женщина не была особенной сплетницей. Однако она непременно поделится с дочерью — секретаршей заведующего кафедры. А уж та разнесет по всей кафедре…
Я понятия не имела, как подаст все Светлана Максимовна. Тем более, что видела она только как мы с Вяземцевым по очереди зашли в подсобку. Затем я выскочила, а через какое-то время, думаю, вышел и Шаукат.
Однако для многих на нашей кафедре этого достаточно, чтобы меня скомпрометировать.
А тут еще завтрашнее заседание кафедры! Ну прямо как нарочно! Сразу после этого события. Чтобы никто ничего не забыл!
Я все следующие занятия только и думала, что о злосчастном происшествии.
Нет. В современном мире роман на работе не считался чем-то постыдным или предосудительным. Об этом писались книги, это обсуждали восторженно. Да и разница в возрасте между мужчиной и женщиной уже не воспринималась как нечто из ряда вон выходящее. Главное, чтобы пара хорошо смотрелась вместе и могла иметь общих детей…
И даже в этом подобным парам помогали. Эко, усыновление, суррогатное материнство. Все, что хочешь за твои деньги.
Но ВУЗы еще оставались последним оплотом старых традиций, морали и правил. В особенности, тот, где я работала.
Пожилые профессора обожали смущать студенток брелоками с мужскими гениталиями или скабрезными анекдотами, после которых самые невинные девочки краснели и хихикали, опустив глаза.
И, тем не менее, настоящие романы здесь порицались. Имели место. Куда же деваться. Все мы люди, и никто не застрахован. Ни от влюбленности, ни от любви…
Но смотрели на преподавательниц, что крутили романы со студентами всегда косо. Так, что тем хотелось зарыться под землю и там окопаться до лучших времен.
Я это уже не раз видела. И очень не хотела подобного в свой адрес.
Конечно, Вяземцев — не малолетка и даже не «заушник», как прозвали мы студентов заочной формы обучения. Мол, мы их не обучаем — вытягиваем за уши из пучины незнания и глупости.
Вяземцев — мужчина. Он и вел себя также. Не глупо и пошло, как малолетки, что пытались за мной ухлестывать из-за буйства гормонов. Он действовал по-мужски.
Даже сейчас, в подсобке. Подхватил и не дал упасть… А потом… потом лапал и целовал словно имеет на это полное право. Не торопливо и жадно, скорее властно. Страстно и одновременно по-хозяйски. Так может вести себя со взрослой женщиной только мужчина, сильный, властный и уверенный в себе до чертиков.
Но для преподавателей нашего Вуза — Вяземцев — студент. Неважно сколько ему лет, неважно, что он уже бизнесмен и состоявшийся человек. Студент. И этим все сказано. И любая связь между преподавательницей и ее студентом — это мовентон.
