День за днём мои картины собираются воедино, и я третирую Ронни, чтобы он смог доделать свои скульптуры. Но чем более усталой и напряжённой я себя чувствую, тем больше жажду снять этот стресс с Логаном.
Мы проводим уже второе воскресенье в захудалом мотеле. Секс — это здорово, но эмоциональная связь отсутствует, потому что Логан все ещё обеспокоен тем, что Лоуэлл до сих пор молчит о главах.
В начале следующей недели я уже понимаю, что мне трудно ждать целых семь дней, чтобы увидеть его снова, поэтому заглядываю к нему в офис на обратном пути с урока истории искусств.
Через приоткрытую дверь вижу, как он расхаживает взад-вперёд по небольшому пространству перед своим столом. Я наблюдаю за ним примерно минуту.
Моя реакция, когда вижу Логана, такая же, как и всегда — становится жарко, влажно и покалывает тело, оно полностью готово к сексу.
— Привет. — Я улыбаюсь ему, стараясь сохранять хладнокровие.
Он смотрит на меня и говорит:
— О. Привет.
На его губах появляется запоздалая улыбка. Я не думаю, что его сегодняшняя реакция на встречу со мной является нормальной.
Его лицо снова становится серьёзным, и он отступает за свой стол.
— Наверное, я не вовремя... — начинаю говорить.
— Нет-нет. Закрой дверь и сядь. — Он продолжает смотреть на экран компьютера, полностью поглощённый своими мыслями.
Поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь. Запираю её, надеясь, что его настроение может измениться. Сажусь в кожаное кресло его деда, слегка раздвигая колени. Я расстёгиваю лишнюю пуговицу на блузке.
— Я получил ответ от Лоуэлла, — говорит он.
Вот это облегчение. Может, теперь он не будет таким отстранённым и озабоченным, хотя в данный момент всё ещё кажется таким.
— И что он сказал? Ему понравились главы?
Логан проводит пальцами по волосам, озадаченно глядя на сообщение на экране.
— В том-то и дело. Да. Он говорит, что это «художественный скачок».
По какой-то причине Логан выглядит несчастным.
— Разве это не хорошо?
— Он говорит, это самая романтичная вещь, которую я когда-либо писал.
Чувствую лёгкое волнение в животе. Всё, что он сейчас пишет, продиктовано моим влиянием. Я обдумываю слова «художественный скачок» и «романтичная». Слова звучат приятно.
— Это отличная новость, — говорю я, наклоняясь вперёд и пытаясь привлечь его внимание к своему декольте.
Он этого не замечает. Только хмурится и потирает подбородок. Я тоже хмурюсь и откидываюсь на спинку стула.
— Вообще-то, это не очень хорошая новость, — говорит он.
— Почему?
Он встаёт и снова начинает расхаживать по комнате.
— Я не занимаюсь романтикой. А создаю резкий, сексуальный, грубый и мужской роман.
Он уже порядком разозлился из-за этого.
— В твоей книге, которую я читала, «Пробуждение жизни», была романтическая сцена, — говорю я.
Он поворачивается ко мне.
— Какая именно?
— Когда Изабелла возвращается домой из своей поездки, где ее ждет Томас. Эта сцена заставила меня плакать.
Он делает паузу, раздумывая.
— Это была просто сцена возвращения домой. Ничего особенного.
— Но так и было. Это была сцена, где ты знаешь, что, несмотря на всё пережитое, они всё еще любили друг друга больше, чем что-либо или кого-либо ещё. Они прошли через ад и обратно и поняли, что у них всё ещё есть друг к другу чувства, чтобы вернуться домой, и что между ними была настоящая любовь.
Логан перестаёт расхаживать и прислоняется к краю стола.
— Ладно, может это была сильная сцена. Но, по-твоему, это романтика?
Я пожимаю плечами.
— Всё, что трогает сердце, для меня романтично.
— И ты думаешь, что Лоуэлл имеет в виду именно это?
— Понятия не имею. Я не читала твою книгу. Но ты сам сказал, что чувствуешь, что почерк сильнее и немного отличается от того, что делал раньше. Это то, чего ты хотел, не так ли?
Он смотрит на меня сверху вниз, сидя в своем потёртом кожаном кресле. Это продолжается в течение неловко долгого времени. Я поворачиваюсь, и моя блузка сползает на одну сторону, открывая холмик моей левой груди. Теперь чувствую себя глупо из-за того, что пришла с надеждой украсть пару поцелуев. Я должна собрать свои вещи и уйти, чтобы позволить Логану вернуться к работе. Очевидно, он всё ещё занят.
Теперь он скрещивает руки на груди. Его зелёные глаза сужаются, когда он говорит:
— Я не хочу меняться, Ава. И не хочу, чтобы стиль моего письма изменился.
Я подтягиваю колени ближе друг к другу и начинаю застегивать блузку. Впервые чувствую, что моё присутствие не доставляет ему удовольствия и совсем не возбуждает. Это больно. Может быть, я потеряла место музы. Его работа пошла в направлении, которое ему не нравится. Скорее всего, он хочет «уволить» меня. Я чувствую напряжение в груди, глубокую боль при мысли о том, что меня отвергнут.
Заставляю себя посмотреть на него. Его глаза тёмные и угрюмые. Его тело выглядит напряжённым, взвинченным и нуждающимся в разрядке. И всё же он закрыт для меня.
Я набираюсь смелости и говорю:
— Однажды ты сказал мне, мы все должны доверять тому, что возникает глубоко внутри нас, даже если это поначалу не нравится, даже если это кажется отталкивающим или нежелательным. Ты сказал, что в этих уродливых, тёмных местах больше правды, чем в светлых, ясных и красивых.
Он отвечает не сразу. Просто смотрит на меня, а потом на экран своего компьютера. Когда снова встречается со мной взглядом, то говорит:
— Я был в порядке, пока не встретил тебя. Мой почерк был прекрасен. Я приехал сюда, чтобы написать роман. Но не просил перемен. И не хочу этого теперь.
— Ты просил музу.…
Он качает головой.
— Это была ошибка. Я не должен был этого допустить.
Под «этим» он, должно быть, имеет в виду нас. Моё горло сжимается от рыданий, которые не могу издать. Он собирается покончить с этим.
Именно тогда, когда я так уверена в нас.
— Ты не должен этого делать, — говорю я, чувствуя дрожь по во всем теле.
— У меня нет выбора.
На грани слёз я встаю, чтобы уйти.
— Мне жаль, что ты не получил от меня того, чего хотел, — говорю я. — Вини меня, если хочешь. Но невозможно жить без перемен. Твой почерк не может оставаться неизменным вечно. Он должен развиваться. Я думала, ты этого хочешь.
Я борюсь с желанием броситься к нему, зарыдать в его плечо, сказать: «нет, не бросай меня, останься со мной». Я пришла сюда, желая, чтобы он обнял меня, а я бы обняла его в ответ. Теперь он хочет меня отпустить.
Он наблюдает, как я иду к двери.
— Куда ты?
— Ты хочешь, чтобы я ушла, не так ли?
Он вскакивает из-за стола.
— Нет.
Логан обнимает меня одной рукой за талию и притягивает к себе. Несмотря на шероховатость, я смакую прикосновение, запечатлеваю его в памяти. Его хватка крепкая и напряжённая. Второй рукой он скользит вверх по моей спине, шее, пока его пальцы не запутываются в моих волосах.
— Я не хочу меняться, Ава, — снова говорит он, на этот раз сквозь стиснутые зубы. — Мне кажется, что ты изменила меня. — Он откидывает мои волосы назад, заставляя э посмотреть на него. — Мне это не нравится, — добавляет он.
— Тогда не меняйся, Логан. Никто тебя к этому не принуждал. Вернись к тому, каким был раньше, если ты этого хочешь.
— Уже слишком поздно, разве ты не видишь? У меня нет выбора.
Так вот что он имеет в виду? Нет выбора, кроме как измениться?
Он ещё сильнее дёргает меня за волосы. Заводит мою руку за спину.
— Отпусти меня, Логан. — Но он не ослабляет хватку.
— Это ты, Ава. Я изменился из-за тебя…
— Я тоже изменилась, — говорю я и нежно добавляю: — Меня это тоже пугает... — потому что чувствую страх под его гневом, чувствую, как под ним сдвигается фундамент, потому что я тоже всё это испытываю. Все изменилось и не может вернуться к тому, как было раньше.
