Почему я не помню ни одной? Как делались это фото?
Почему я не помню эту улыбающуюся девушку?
Я с тревогой поглаживаю живот. Такой большой малыш уже. Роды должны быть только в марте, а мне уже очень тяжело.
На карточках Данияр обнимает меня. Данияр целует меня. Данияр говорит мне на ухо что-то, а я смеюсь. И кто-то нас фотографирует. Потом общая фотография, там его друзья. Эльман Шах и Вяземский. И я между ними.
Они ведь приходили в дом и смотрели мне в лицо, а я не помнила. А они тем временем все знали обо мне. Они издевались надо мной. Все издевались.
Бросаю взгляд на стол, цепляясь за него руками. На безымянном светится кольцо как символ принадлежности жестокому мужчине. Он обманывал меня, скрывал, что мы были знакомы.
Мы были не просто знакомы.
Сегодня все было не в первый раз. Иначе ведь на камеру не целуются так жарко, так пошло… между нами в той жизни было многое.
Глаза уже хорошо ориентируются в лунном свете, поэтому темный пакет с красными пятнами сильно бросается мне в глаза. Одной рукой удерживая фотографии, я достаю из пакета содержимое.
Белоснежная рубашка была в чьей-то крови.
Боже.
Этой ночью я отдалась жестокому мужчине. Я крепко стиснула челюсти: я ведь до сих пор чувствовала его член в своей ладони и слышала его тягучее дыхание со словами «Быстрее, Настя. Быстрее». До сих пор.
Зажмурившись, я глубоко вздохнула.
Вместе с возникшим напряжением в низу живота я услышала, как назвали мое имя.
– Настя?
Рубашка выпала из моих рук, а фотографии я отпустить не смогла. Хотела бросить Багрову их в лицо, но сил не было.
– Что ты тут делаешь? – его голос становится строже, страшнее.
Низ живота стало неприятно потягивать. Малыш, подожди, тебе и семи месяцев нет, ты не можешь родиться. Рано рождаться, давай мама здесь сама разберется сначала?
– Объясни! – крикнула я из последних сил. – Объясни, что все это значит?!
Громкий голос эхом разнесся по пустому дому. Данияр подошел ко мне и мягко изъял из моих рук фотографии. Так мягко, словно они имели для него высокую ценность. Он уже успел надеть домашние штаны и, вероятно, обыскать весь дом в поисках меня.
– Это не первая наша близость? – спрашиваю первое, что приходит в голову, но очевидно не первое по важности.
– Я надеялся, ты вспомнишь сама, – раздалось мрачно сверху. – Не первая, Настя.
– Объясни же мне! – процедила я.
Я схватилась за низ живота, стараясь дышать реже, но глубже, как смотрела на курсах, что для меня оплачивал Данияр. Надо было успокоиться и взять себя в руки, но было так плохо и страшно, что малыш, кажется, решительно взбунтовался.
– Что с тобой?
– Я не знаю, – отвечаю я непослушными губами.
Багров усаживает меня на свое кресло, и перед моими глазами снова возникает пакет. И кровавые пятна на белой рубашке. Данияр сжимает мое запястье и не отпускает, не замечая следов, что забыл убрать от меня.
– Ты убил человека? – шепчу я. – Ты убил?..
– Не об этом думаешь, Настя, – жестко отчеканил Данияр. – Ты бледная, пульс большой.
Данияр нервничает, будто что-то осознает. Словно чего-то опасается. Фотографии стали спусковым крючком, а белая рубашка – выстрелом.
Я начинаю дрожать, потому что неожиданно для себя ощущаю много влаги между ног. Разведя ноги шире, вижу мокрое пятно на сорочке. Данияр тоже это видит, но он хорошо овладевает своими эмоциями и хватает телефон, который совсем недавно бросал в стену. Он звонит охране и велит прогреть машину, направление – роддом.
Закончив разговор, он неожиданно хватает мое лицо и убеждает посмотреть ему в глаза:
– Это нормально. Ты рожаешь, Настя.
– Срок… маленький. Данияр, я, кажется, теряю ребенка. Я его теряю.
– Нет уж, родная. Послушай меня, все немного иначе.
Данияр начинает нервничать, на его лбу выступили капельки пота, а руки были очень-очень горячими. Перед моими глазами все еще стоят наши счастливые фотокарточки и рубашка в крови. И моя намокшая сорочка.
– Блядь, родная, я думал, у меня еще много времени, – признается Данияр.
Я хватаюсь за живот, пытаясь настроить себя на лучшее.
Но все хорошее осталось позади. Впереди маячила тонна горечи и лжи.
– Срок больше, чем тебе озвучил врач, – сообщают мне.
– Что?
– Сейчас у тебя 34 недели. Не 28, как ты думаешь. Я думал, у меня еще месяц в запасе, Насть. Думал, успею рассказать.
Губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Вот же глупости, я бы заметила, не так ли? Хотя я отмечала несколько раз, что живот большой не по сроку.
Меня обманывали.
Вцепляюсь в рукава Данияра, но не могу его оттолкнуть.
– Мы были вместе. Но в конце мая тебя у меня забрали. Ты была беременная. Беременная моим ребенком.
Живот твердеет под пальцами.
Я сижу с застывшим лицом и хочу успеть переосмыслить жизнь, но сорочка становится совсем мокрой.
– Господин Данияр, машина подана! Готовы ехать в больницу, – оповещает охрана, я хорошо слышу.
По дороге в машину я немного прихожу в себя. Даже говорю Данияру, что нужно взять с собой, я ведь готовилась к родам… к марту. А у меня 34 недели. Это на месяц меньше, чем вынашивают обычно.
Данияр надел на меня шубу и вывел на снежную улицу. В машине Данияр касается меня, а я отшатываюсь от него и пристаю к двери. Не могу его видеть. Не могу слышать. Я бы сочла это все бредом вовсе, если бы не фотокарточки.
– Насть, ты не должна была увидеть фотографии. Хотел, чтобы доносила как положено.
– Замолчи, – прохрипела я. – Замолчи. Я ненавижу тебя.
Мы прибыли в больницу в считанные минуты. Данияр все спланировал: быстрое прибытие, подготовленных врачей. Все… ради своего ребенка.
– Раньше на месяц, – недовольно сказала доктор, что вела мою беременность и лгала о сроке. – Ну ничего, 34 недельки – это тоже хорошо.
Если раньше я не верила, то вот сейчас до меня окончательно дошло.
Данияр забрал меня себе, потому что я все это время вынашивала его ребенка.
– Все пройдет, – пообещал Данияр, передавая меня в руки врачам.
Его жесткие ладони напоследок обхватили мое лицо, и он пообещал мне несладкую участь:
– Сосредоточься на родах. Я буду рядом, потом мы с нашим ребенком поедем домой. Все пройдет, Насть. Я помогу вспомнить.
– Я не хочу тебя вспоминать… – сказала я, испытывая ураган эмоций.
Данияр сцепил челюсти и с трудом отпустил меня. Если бы не рождение ребенка, он бы ни за что не расцепил от меня свои руки.
Глава 19
Данияр
– Начались схватки, – оповестила врач, спешно выйдя из палаты, в которой сейчас находилась Настя.
Она огляделась на охрану, раскиданную по этажу, и подошла ко мне ближе.
– Хорошо, – я удовлетворенно кивнул.
– Роды будут тяжелыми, Данияр Ленарович. Вы должны знать.
– Ваша задача – максимально их упростить. Мне нужен здоровый ребенок, – я смотрю в глаза врачу, которая будет принимать роды, и добавляю, – и здоровая жена.
– Данияр Ленарович, я ведь говорила вам, что ложь до добра не доведет! Зачем мы тогда соврали девочке, что у нее 24 недели? Для чего?
– Лиана Руслановна! – я повысил голос. – Вас это не касается. Делайте свою работу. Приведите к Настей психолога, на схватках с ней должен быть доверенный человек.
– Может быть, этим человеком будете вы? – предлагает женщина тихо.
Я поднялся с кресла, начиная ходить по коридору туда-сюда. Руки дрожали, но в душе клокотала ярость. Не хочет она меня вспоминать. А она, блядь, пыталась вообще?!
– Моя правда уже и так вызвала преждевременные роды. Сейчас будет только хуже, – выдавил я. – Идите и делайте свою работу. Даже если она двое суток будет рожать, вы должны быть рядом. Никаких смен акушерок. Только вы, только одна доверенная акушерка и один психолог! Персонал не должен меняться.
Поджав губы, врач кивнула. Знаю, что она не ослушается. Я хорошо ей заплатил и плотно связан с ее родными, ее брат – мой надежный партнер по бизнесу.
