— Ты сводишь меня с ума. — Говоря это, он касается губами моего уха. Он слегка прорычал это слово, и я не уверена, хорошо это или плохо. — Сумасшедшая. — Это слово используют для описания страсти, возбуждения и увлечения. Но это также слово, используемое для описания того, каково это — застрять в пробке или быть настоящим сумасшедшим. — Я не совершаю безумств, Пэйтон. Никогда. Я соблюдаю порядок, логику и здравый смысл, а ты не являешься ни тем, ни другим.
— Я могла бы подстроиться под тебя.
Я почти уверена, что чувствую, как его губы изгибаются в улыбке на моей шее, прежде чем он отпускает мои волосы и толкает меня вниз, пока мои локти снова не оказываются на кровати. Он скользит руками вверх и вниз по моему позвоночнику, задерживаясь на пояснице, чтобы провести большими пальцами по моей коже успокаивающими твердыми круговыми движениями. Затем он продолжает ласкать мои бедра, его руки скользят вниз по моим бедрам, прежде чем он использует их, чтобы еще больше раздвинуть мои согнутые колени.
Затем он… срань господня, он лижет меня. Сзади. Сверху вниз, прежде чем накрыть меня своим ртом. О… мой… Боже. Я думаю, что мой новый муж мог бы стать главой Международного олимпийского комитета. Я всегда считала себя довольно общительной в сексуальном плане, но, честно говоря, мне это даже в голову не приходило как вариант. Слава богу, черт возьми, я лежу лицом к матрасу, потому что знаю, что мой рот приоткрыт, как у золотой рыбки, и, возможно, у меня косоглазие.
Святой. Ад.
Я опускаю свою грудь на кровать, потому что никак не могу удержаться на ногах. Он смеется, и, о Боже милостивый, его покрытый щетиной подбородок трется прямо о мой клитор, и я могу умереть. Он трахает меня своим языком, в то время как его подбородок трется о мой клитор, и все: я мертва. Я — не что иное, как жар, давление и пульсация, и все это в одном месте. Каждое нервное окончание в моем теле прямо сейчас переместилось между бедер, именно туда. Я могла бы прижать палец дверью и не почувствовать ничего, кроме удовольствия между ног, потому что больше нет места для других чувств.
Мне следовало бы думать о чем-то прямо сейчас, например, о том, что его нос буквально прижат к моей заднице в этой позе, но, черт возьми, он так увлечен этим, что мне все равно. Или о том, что я такая мокрая, что его лицо, должно быть, покрыто мной, но опять же, мне все равно. Все, что меня волнует — это нарастающий внутри меня оргазм. Ощущение его губ, когда он посасывает мой клитор. Движение его языка вокруг моего входа. Прикосновение его шершавой челюсти к моим самым чувствительным местам. Скольжение его языка между моей киской и попой. Прикосновение его зубов к моему… о, Боже мой. Вот и все, прямо здесь. Прямо здесь. Я дрожу и издаю странные звуки, и мне кажется, что из моих глаз потекут слезы. Рада, что лежу лицом вниз на кровати, потому что у меня так кружится голова, что я могу потерять сознание. Это как взрыв удовольствия внутри меня. Как оргазмическая бомба.
Он щиплет меня за задницу, когда встает, и просто так я снова воспламеняюсь и нуждаюсь в нем. Насытившаяся, но в то же время возбужденная. Хм, это крутое название для группы. Или магазина секс-игрушек. Затем он говорит мне подвинуться к центру кровати, что я и делаю, проползая вперед на несколько сантиметров, прежде чем перевернуться на спину, чтобы наблюдать за ним.
Он спускает нижнее белье ниже колен, и выпрямляясь, его член встает вместе с ним. Прямой и покачивающийся, привлекающий внимание. Пенисы вообще немного нелепы, но его — просто великолепен. Я видела его прошлой ночью в душе — черт возьми, я обхватывала его руками, но, увидев его снова, горю от желания. Я уже упоминала, что он большой? Он. Большой. Я подумала, что гипертрофировала воспоминание о нем с помощью рюмок текилы, но нет, это впечатляет.
— Мне нравится твой пенис, — упоминаю я на случай, если это даст мне очко в мою пользу в его бухгалтерской книге, которую он, возможно, ведет. Одно очко в колонке «Веселое сумасшествие» за то, что мне понравился его пенис. Десять баллов в колонке «Плохое сумасшествие» за этот брачный провал. Дерьмо. Эта математика складывается не в мою пользу. Интересно, сколько баллов будет стоить анальный секс?
— Я знаю.
К черту мою жизнь, если прошлой ночью я спела песню о пенисе, он никогда не воспримет меня всерьез.
— Так, откуда ты знаешь? — Я поворачиваюсь на бок и провожу кончиком пальца по покрывалу.
— Ты упоминала об этом несколько раз. — Говоря это, он вытягивает руку во всю длину, поглаживая себя кулаком. Мне чертовски нравится, когда мужчины так делают, как будто им наплевать, что они накачиваются прямо у тебя на глазах. Он крутит запястьем на кончике, прежде чем вернуться к основанию, и его движения не слишком нежны. — Мне нравится твой пенис, — начинает он петь тем голосом, который он использует, изображая меня. Мои глаза в тревоге расширяются и устремляются к нему, но он уже смеется и качает головой. — Просто шучу.
Этот мужчина.
Он улыбается, поглаживает свой огромный член и смотрит на меня так, словно находит меня интересной, делая все это одновременно. Все не просто так, но, возможно, у меня особый дар выбирать в мужья почти незнакомых людей. Как шестое чувство. За исключением того, что я думаю, что шестое чувство — это экстрасенсорное восприятие, поэтому не уверена, что правильно использую эту идею. Или, может быть, так оно и есть? Как бы то ни было, вы уловили суть.
Винс хватает презерватив с кровати и разрывает его зубами, прежде чем натянуть по всей длине. Мое сердце бешено колотится, когда он ползет по мне, устраиваясь между моих раздвинутых ног, когда целует меня, его тяжелый член прижимается к моему животу. Я страдаю оттого, что хочу его. Желая, чтобы он был внутри меня, растягивал меня, заявлял на меня права, использовал меня для своего удовольствия. Я двигаю бедрами под ним, дергая за кончики его волос, пытаясь притянуть его ближе. Но потом он отступает. Опускаясь на колени между моих бедер, начиная с моего влажного, нуждающегося центра.
Затем он поднимает одну из моих ног и отводит ее назад, мое согнутое колено покоится на сгибе его локтя, когда он раздвигает меня шире.
— Где ты хочешь, чтобы я был, Пэйтон? — Он шлепает кончиком своего члена по моему холмику, спрашивая. — Ты не сказала точно, где именно ты меня хочешь. Должен ли я войти сюда? — Он прижимается к моей заднице кончиком своего члена, и я рефлекторно сжимаюсь.
— Ты можешь, — предлагаю я.
— Ты думаешь, что я смог бы взять тебя таким образом? — Он с вызовом приподнимает бровь, прижимая кончик пальца ровно настолько, чтобы почувствовать легкий ожог, но недостаточно, чтобы добиться какого-либо реального прогресса.
— На самом деле я так не думаю. Ты действительно большой, и, наверное, для этого нам понадобится нечто большее, чем пакетик смазки. Но думаю, ты знаешь лучше, чем я.
Его глаза вспыхивают, два озера тепла, желания и предупреждения.
— Я традиционный ублюдок, Пэйтон. Мне нравится начинать с киски. — Он поднимает головку своего члена вверх, и я чувствую, как он раздвигает меня кончиком, толкаясь внутрь ровно настолько, чтобы я почувствовала его давление. Его жар, тяжесть и массивность.
— Это так ты называешь то, что ты только что сделал своим ртом? — Бросаю вызов. — Традиционный? — Я покачиваю бедрами, пытаясь впустить его побольше в себя. Не знаю, почему пытаюсь его ускорить, потому что к члену такого размера следует относиться с должным уважением. Просто я не самая уравновешенная из девушек при самых благоприятных обстоятельствах, и у нас было двадцать четыре часа прелюдии. Я готова сменить название своей группы с «Насытившейся и возбужденной» на «Внезапно стала мокрой».
Он качает головой и бормочет что-то о моем психическом здоровье, прежде чем согнуть бедра для быстрого толчка. Это был не просто удар, скорее идеально нацеленный девятый мяч в угловую лузу. Если девятый мяч был немного широковат для лузы, то луза обладала способностью растягиваться, и ей нравился вызов.
