— Я ничего не замышляю! — Тамир шагнул вперёд, столкнувшись с Тамерланом грудь в грудь. Его лицо было перекошено от ярости. — Ты вообще понимаешь, о чём ты говоришь? Ты не имеешь права так со мной разговаривать. Я сказал, отвали! Она – не твое дело! Не лезь! Слышишь, не лезь! Я к тебе никогда не лез! В твое!
— Не имею права? — Тамерлан усмехнулся, но в его глазах сверкала опасная злость. — Я твой брат, Тамир. И если я вижу, что ты ведёшь себя, как идиот, как слабак, который не может справиться с собой, я имею право знать, что происходит. Она для тебя — кто? Ты можешь мне ответить? Или ты даже сам себе боишься признаться?
Тамир замер. Его лицо напряглось, как каменная маска, взгляд горел, но ответить он не мог. Он молчал. Его кулаки были сжаты так, что пальцы побелели, а вены вздулись. Но слова не выходили.
— Ты охренел, брат, — сказал Тамерлан, глядя на него долгим, пронизывающим взглядом. — Ты даже не можешь сказать правду. Не можешь признать, что влюблён в неё. Что, боишься? Боишься, что я скажу, какой ты жалкий? Какой ты ебучий слабак?
Эти слова ударили по Тамиру. Он рванул вперёд, схватил Тамерлана за воротник, притянул его к себе так резко, что тот даже не успел отреагировать.
— Заткнись! — прошипел Тамир, его лицо исказилось от гнева. — Заткни свой ебучий рот! Ты не понимаешь! Ты не знаешь, каково это, сука, жить с этим дерьмом! Ты даже не представляешь, что у меня внутри! Так что закрой рот и выметайся из моего дома!
Тамерлан смотрел на него, тяжело дыша, но не отстранялся. Его глаза были полны того, что Тамир ненавидел больше всего — разочарования. Не злости, не ненависти, а именно разочарования.
— Ты прав, — тихо сказал Тамерлан, оттолкнув его руки. — Я не понимаю. Но знаешь что, брат? Ты сам себя разрушаешь. И если ты потащишь её с собой в эту грёбаную пропасть, ты станешь ещё хуже, чем тот, кто сделал тебя таким. Ты этого хочешь?
Тамир не ответил. Он стоял, смотрел на брата, а внутри него всё разрывалось.
— Я вернусь, — бросил Тамерлан, подхватил свой пиджак и направился к двери. — Ты можешь меня ненавидеть, но я вернусь. Потому что, если ты потянешь её за собой…это будет самое большое скотство в твоей жизни!
Дверь хлопнула. Тишина накрыла комнату. Тамир стоял посреди неё, чувствуя, как его сердце стучит так громко, что заглушает всё вокруг. Потянуть её за собой? Эти слова, как яд, разливались в голове, и он не мог их вытеснить.
***
Я стоял посреди комнаты, как идиот. Дыхание сбивалось, в ушах гул, руки всё ещё дрожали. Это сука, Тамерлан, всегда знал, куда ударить, чтобы пробить меня насквозь. Он мог за пять минут вытянуть из меня всё дерьмо, которое я годами пытался закопать, и раскидать его по полу так, чтобы не осталось ни малейшего шанса его спрятать.
"Потянешь её за собой?" Эти слова, как гвозди, впились мне в мозг. Слышу их снова и снова, будто он ещё стоит здесь, у меня за спиной, и шепчет их мне на ухо. Потяну ли я её за собой? Чёрт побери, я уже тащу. Тащу с самого момента, как понял, что не могу жить без неё.
Я разжал кулаки, посмотрел на свои руки. Красные полосы на ладонях от ногтей. Всё тело напряглось, как будто меня готовили к бою. Но бою с кем? С ним? С самим собой? Или с этой грёбаной тьмой, которая годами жрёт меня изнутри?
Да, он прав. Чёрт его дери, он прав.
Я вижу, как она смотрит на меня. Как смотрела даже сегодня. Её взгляд, полный тепла, заботы. В нём нет страха. Она смотрит на меня так, будто я для неё всё. Так, как никто никогда не смотрел. И от этого мне хочется, чтобы она исчезла. Чтоб она выбежала из этой чёртовой комнаты, из моей жизни, чтобы уберегла себя от того, что я могу ей сделать.
Но нет. Она остаётся. Каждый раз остаётся. Смотрит на меня так, будто я достоин чего-то хорошего, хотя я уже давно доказал, что я только ломаю. Ломаю всё, к чему прикасаюсь.
Я сел на кровать, чувствуя, как внутри всё сжимается. Ненависть к себе колет, как осколки стекла. Он сказал правду. Я слабак. Я жалкий ебучий слабак, который даже не может ей сказать, что он чувствует. Не может признаться самому себе. Не может признаться в том, что я хочу её больше, чем могу себе позволить. Что она для меня больше, чем просто девушка, больше, чем просто семья.
Она мой грёбаный запретный плод.
Я смотрю на неё, и у меня внутри всё разрывается. Она — свет. Тёплый, чистый, недостижимый. Она — всё, чего я не достоин. И поэтому я стараюсь её оттолкнуть. Снова и снова. Брошу ей пару резких слов, накричу, отвернусь. А потом, когда она уходит, сижу вот так, в этой проклятой тишине, и чувствую, как пустота разрывает меня изнутри.
Я хочу её. Чёрт, как я её хочу. Когда она рядом, я задыхаюсь от её тепла, от её запаха, от её чёртового взгляда, который словно проникает в самые тёмные углы моей души. Я хочу быть с ней. Хочу держать её, прижать к себе, чувствовать её кожу, её дыхание.
Но я не могу. Я не имею права.
Всё, что я могу ей дать, — это боль. Только боль. Я знаю это, чёрт бы меня побрал. Моё прошлое уже разъело меня до основания. Там нет ничего, что можно было бы спасти. И если я позволю себе взять её, впустить её в свою жизнь… эта тьма сожрёт нас обоих. Она разрушит её так же, как разрушила меня.
И вот, что хуже всего: он прав. Тамерлан прав. Я потяну её за собой. Уже тяну. И она это чувствует, я вижу это в её глазах. Но она упрямая. Слишком упрямая. Она думает, что сможет меня спасти. Что сможет вернуть меня к жизни.
А я знаю, что она ошибается.
Я сижу здесь, и у меня перед глазами только её лицо. Её улыбка. Её взгляд, который я не заслуживаю. И я понимаю, что чем больше я её люблю, тем дальше я должен её держать. Потому что чем ближе она будет, тем сильнее я её сломаю. А я не смогу жить с тем, что причинил ей боль.
Мне кажется, я сейчас разнесу к чертям эту комнату. Просто чтобы хоть как-то заглушить это грёбаное чувство, которое душит меня. Тамерлан ушёл, но его слова остались. Они не дают мне покоя. Он вернётся, конечно. Этот упрямый сукин сын всегда возвращается. Но он уже сказал мне то, что я и так знал.
Я должен выбрать: оттолкнуть её раз и навсегда или уничтожить её вместе с собой.
Глава 19
Иногда мне кажется, что я знаю Тамира лучше, чем он сам. Слишком много времени мы проводим вместе. Слишком часто я ловлю себя на том, что смотрю на него дольше, чем нужно. Слишком часто я запоминаю каждую мелочь: как он хмурит брови, как чуть наклоняет голову, когда внимательно слушает, как напряжённо сжимает кулаки, когда злится.
Наши тренировки стали для меня чем-то большим, чем просто уроки. Каждый раз, когда он ставит мне руку для удара, его пальцы лишь на секунду задерживаются на моей коже, но мне кажется, что это длится вечно. Его голос — низкий, жёсткий, почти равнодушный — даёт мне команды, а внутри я слышу в нём что-то ещё. Он хочет, чтобы я выжила. Чтобы я была сильной. Чтобы я не повторила его ошибок, его боли. И эта забота, скрытая за стенами его ледяного самообладания, сводит меня с ума.
«Локоть выше, Диана», — говорит он, и я тут же поднимаю руку, стараясь сделать всё идеально. Мне важно, чтобы он увидел, что я могу. Что я не слабая. Что я слушаю его.
Но я не могу просто слушать. Не могу просто делать, что он говорит, как послушная ученица. Всё моё тело реагирует на его присутствие. Моё сердце начинает бешено стучать, как только он оказывается рядом. Когда он поправляет мою стойку, обходит вокруг меня, чтобы показать, как держать баланс, я буквально чувствую, как его дыхание касается моей кожи. Это так мучительно. И так прекрасно.
Я знаю, что для него всё это другое. Для него это просто тренировка. Урок, необходимость, инструмент, чтобы убедиться, что я не сломаюсь в этом мире. Он строг, почти бесчувствен. Словно я просто обязанность для него. Но я вижу, что это ложь. Я вижу это в том, как его взгляд иногда задерживается на мне чуть дольше, чем нужно. В том, как он иногда задерживает дыхание, прежде чем сказать мне что-то резкое.
