− Повернись, пожалуйста, − попросил он, вставая и стягивая с плеч опостылевший за день пиджак. Герман не спеша выполнил просьбу, являя взгляду Алекса красивый, чёткий до малейших деталей и штрихов рисунок сокола, раскрывшего крылья, кончики которых он и заметил. Осторожно коснувшись птицы, Гриневский провёл вдоль правого крыла и восхищённо выдохнул. — Великолепно! Самый красивый хищник среди птиц. Почему он?
− Мне нравилась ещё с детства легенда о боге Горе. Он через многое прошёл и выжил. Меня в школе прозвали Гором, из-за инициалов. Когда я решил сделать тату, это показалось символичным, − Герман повернулся и начал расстёгивать пуговицы на рубашке Гриневского. Алекс же занялся ремнём на своих брюках. Вот так, в четыре руки они закончили с раздеванием, и Герман тут же толкнул его на диван. Он изящно-захватническим движением скользнул на колени Алекса и приник к его губам поцелуем. Не жадным, не слишком страстным, а изучающим, осторожным, потихоньку сводящим с ума своей медлительностью. Кончик языка прошёлся по контуру губ, нырнул в гостеприимно приоткрытый рот, осторожно коснулся нёба. Алекс не атаковал, хотя безумно хотелось перехватить инициативу и зацеловать исследователя до звёзд в глазах. Он почему-то был уверен, что не стоит этого делать. Не стоит торопить Германа. Алекс лишь позволил своим ладоням коснуться гладкой упругой кожи на бёдрах, подняться к упругому подтянутому животу парня и легонько скользнуть вверх, туда, где кончики крыльев сокола почти касались горошин затвердевших сосков. Его пальцы вдруг нащупали тонкие шрамы, которые он не заметил под тату. Он хотел было отстраниться, и рассмотреть свою находку, но в этот момент Герман запустил свои пальцы в его волосы и медленный чувственный поцелуй перетёк в яростную атаку, туманящую мозг и разжигающую огонь в крови. Алекс забыл обо всём, отвечая и выпуская на волю собственную, сдерживаемую до этого страсть. Его руки скользнули на спину Германа, притянули к себе. Они гладили, скользили вверх и вниз, опускаясь с каждым разом всё ниже. Наконец, пальцы коснулись сжатого колечка между упругих ягодиц, Герман на мгновение замер и попросил:
− Алекс, подожди. Дай мне немного времени, − смущённая улыбка появилась на припухших губах.
− Не могу, − горячо прошептал Гриневский, лаская губами шею Германа. Он закрыл глаза и повернул голову, ещё больше открываясь для ласки.
− Поверь, я тоже не хочу от тебя отрываться, но кое-что необходимое нам лежит у меня в спальне. Я не рассчитывал сегодня оказаться снизу, точнее, вообще не планировал быть с кем-то. Мне нужно, пусти. Я быстро, − Герман подарил крепкий поцелуй и выскользнул из объятий Гриневского.
− Надеюсь, что быстро, − прошептал Алекс, глядя на свой донельзя возбуждённый член. Он откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Казалось, что он весь горел от макушки до кончиков пальцев на ногах, до такой степени у него была острая реакция на горячее тело Германа, на его осторожные прикосновения, на то медленные, то стремительно-жаркие ласки. Он не услышал тихих шагов, зато почувствовал горячее дыхание на своих губах.
− Я здесь. Ты всё ещё меня хочешь? — прошептал склонившийся к его уху Герман. Алекс открыл глаза и засмеялся, притягивая парня вновь к себе на колени.
− Ты шутишь? У меня яйца уже звенят от перевозбуждения!
− То-то я слышу, что к гитарным переборам прибавился странный звон, − задумчиво произнёс Герман, запуская руку между ног любовника и касаясь упомянутого «музыкального инструмента». Покатал в руке, слегка потянул вниз. Следя за реакцией Алекса, усмехнулся и провёл рукой вдоль напряжённого ствола до головки, аккуратно размазывая выступившую смазку. В другой руки мелькнул маленький пакетик, звук разрываемой зубами фольги и вот уже член Алекса готов к действию.
Герман встал, быстро развернулся к любовнику спиной и, широко расставив ноги и оперевшись рукой на бедро Алекса, осторожно насадился до самого конца. Выдохнул, и сделал первое движение. Заскользил вверх, плавно опустился вниз. Гриневский провёл рукой по его позвоночнику, погладил сокола. Его ладони легли на бёдра Германа, придерживая и помогая двигаться. Ему нравилось смотреть на натянутые мышцы спины, откинутую назад голову. Слышать тихие, едва слышные стоны и чувствовать тугую тесноту внутри горячего тела. Гриневский всегда спокойно относился к тому, что у его любовников был опыт. Ему неважно было, сколько перебывало в постели до него и уж тем более после, но с Германом было иначе. Алекс был счастлив от того, что попал в мизерное число мужчин, с которыми этот парень позволил себе близость. Теперь для него это было ценно. Алекс, двигаясь в теле парня, наслаждаясь его чувственностью и эротичностью, не хотел, чтобы был после кто-то ещё. Он хотел остаться навсегда рядом, вместе. Алекс хотел приручить эту свободную птицу. Ни в коем случае не посадить в клетку, а заставить возвращаться к нему всегда по собственной воле.
Герман упёрся одной рукой в диван и Алекс, крепче ухватившись за его стройные бёдра, резко ускорился, с удовольствием слушая прерывистое дыхание любовника, перемешанное со сладкими стонами. Он сбросил темп, позволил Герману откинуться на свою грудь и медленно насаживаться, растягивая их общее удовольствие. Алекс повернул голову парня к себе, насладился возбуждённым блеском его глаз, прилипшими к вискам влажными завитками волос. Он накрыл искусанные губы своими, продолжая размеренно двигаться. Насладившись поцелуями, он заставил Германа привстать и аккуратно уложил его грудью на спинку дивана. Вновь проник внутрь и начал быстро и энергично вбиваться, доводя их до яркого сумасшедшего финала. Он кончил вслед за Германом, опоздав лишь на пару мгновений, поцеловал затылок, прошёлся дорожкой поцелуев по плечам. Аккуратно вышел и помог парню лечь.
− Ванная там, − сонный и расслабленный Герман указал рукой направление и прикрыл глаза, устраиваясь удобнее.
− Не засыпай без меня, − попросил Алекс и ушёл. Когда он вернулся, парень тихо сопел, отодвинувшись к спинке дивана. Гриневский вытер кожаную обивку прихваченным из ванной влажным полотенцем, отбросил его подальше. Он заметил на кресле тёплый плед и укрыл им Германа, устроившись рядом. Алекс притянул к себе спящего парня, обнял его и вскоре уснул, прислушиваясь к тихому дыханию рядом.
Герман проснулся поздно, укутанный со всех сторон клетчатым пледом. Он был расслабленным и выспавшимся. Он не помнил, как заснул, но присутствия Алекса рядом не ощущалось. Он ушёл, не став будить его и, наверное, это к лучшему. Герман ведь на самом деле так и не решил, стоит ли подпускать Гриневского ближе, но… вчерашний вечер перевернул всё с ног на голову. У него в голове словно что-то замкнуло, выбивая все предохранители и заставляя забыть об осторожности, собственных опасениях, оставляя лишь надежду на то, что этот человек изгонит его одиночество. Герман не был пьян, и списать свой поступок на алкоголь никак не получилось бы. Следовало признать, что его притяжение к Алексу сильнее, чем ему показалось в их первые встречи. На столике белел лист бумаги. Герман протянул руку и подхватил его. Записка от Гриневского. Оказывается, ему показалось, что Герману захочется побыть одному и обдумать случившееся. Алекс не прочь повторить то, что случилось вчера, но он не будет торопить Германа. Он согласен ждать.
− Гриневский, твоя деликатность меня добьёт, − тихо засмеялся Герман, соглашаясь с тем, что Алекс правильно сделал, слиняв поутру по-английски. Так действительно было лучше. Жизнь менялась, и нужно было понять, хочет ли он этих перемен. Осознание, что он больше не хочет быть один — это уже шаг вперёд, но… Согласиться ли на присутствие рядом Гриневского, имея от него тайны за плечами дело совершенно другое. Герман прикрыл глаза и вдруг вспомнил когда-то прочитанные строки безымянного автора, так зацепившие его когда-то:
«… Во мраке просыпаясь, звуки шлю тому, кого не знаю и люблю, кого люблю за то, что не познаю. Ты слышишь?.. Мы живём на сквозняке. Рука во тьме спешит к другой руке, и между ними нить горит на сквозняке. Ты чувствуешь?.. Душа летит к душе. Как близко Ты, но мгла на стороже. Закрытых окон нет, глаза закрыты. Во мраке просыпаясь, звуки шлю тому, кого не знаю и люблю, и ищу, как знак забытый…»
