Надия торопливо кивает, а Федю прошибает судорога удовольствия, потому что пальцы малышки вдруг приходя в движение. Сначала несмело и медленно они гладят его по всей длине, а потом берут член в кольцо у основания. И опять возвращаются выше, ласкают головку, смазывая капли.
Федя срывается, набрасывается на нежные губы, сминает их, целуя. Белого рвет в клочья, потому что тело стремится подмять любимую, присвоить, заклеймить своим запахом.
– Нравится? – тихонько уточняет Надия, а Федя со стоном откидывает голову на подушки.
– Я кончу сейчас к херам, – шипит он, а малышка негромко хихикает.
Федя приглушенно ругается, пытается заставить себя ослабить хватку, выпутать кулак, на который успел намотать пряди темных волос. Он и от этого шелка кайфует. От запаха ее. От звука дыхания. От нее самой.
Белый рвано дышит, замирает, задыхается.
Его девочка приподнимается, смотрит в его глаза. Он чувствует, как член упирается во влажные и горячие складочки.
Очень медленно, с протяжным стоном, малышка опускается на него. Тугой и тесный вход плотно обхватывает член, а Федя не может даже моргнуть.
Он тонет в ее удивлении, в ее жажде, в ее желании. Обеими руками пытается удержаться, схватить свое кареглазое счастье.
Он слышит ее негромкий стон, видит, как в немом удивлении округляются полноватые, слегка припухшие от поцелуев губы.
Откуда у Белого берутся силы – он и сам не знает. Но у него получается подхватить любимую и опустить, вонзаясь в нее еще раз.
Руками малышка упирается в его грудь, разводит пальцы, слегка царапает кожу. И вновь двигается вверх, прогибается в спине, и опять вниз. Каждое проникновение получается глубже, острее. Девочка впускает Федю в себя до самого основания, до чертовых звезд перед Федиными глазами. До чертового звездопада!
Белый жадно хватает ртом острый сосок, облизывает, поигрывает. Малышка стонет громче и двигается на нем... двигается так, словно чувствует Федю, интуитивно знает, как ему нужно.
Он улетает. Срывается. Рвет темп. Насаживает девочку на себя. Рычит, точно дикий зверь.
Тело взрывается удовольствием, и через гул, стоящий в ушах, он умудряется разобрать сиплый шепот своей девочки:
– Мой Феденька...
Одним рывком Белый переворачивается. В последний раз толкается в тесное лоно. Замирает.
Он все еще смотрит в карие глаза. И малышка смотрит на него.
Что ты видишь во мне, родная? Ты же все видишь? Меня видишь? Мои чувства? Да?
– Люблю!
Он шепчет в ее губы. Припечатывает. Ставит свое клеймо на этой хрупкой и невероятно любимой девочке.
Все. Не отдаст. Никому. Никогда. И раньше не собирался, а сейчас – и подавно. Скорее сдохнет.
Прикрывает веки. Утыкается лбом в хрупкое плечо.
Так, нужно освободить малышку от тяжести тела. Но у Белого словно все тело парализовано эйфорией. Не может он сдвинуться.
Надия тянется к его виску. Целует. Он чувствует ее губы. Чувствует ее улыбку.
– Мне очень понравилось, – слышит он ее шепот.
Теперь и Федя тоже улыбается. Широко, как пацан, получивший охеренный подарок.
Впрочем, так оно и есть. Надия – его подарок.
***
Он помнит о своем обещании. Внимательно смотрит на свою девочку. Плавно поднимается с постели, берет Надию на руки.
И вновь не справляется с эмоциями. Не может, не понимает как, скрыть пацанскую улыбку.
Несколько шагов до ванной комнаты Федя делает под звонкий смех малышки. Он и сам готов смеяться в голос. Все внимание отдано девочке, ее глазам, губам, водопаду темных, цвета молочного шоколада, волос.
Уже в ванной Белый слегка хмурится. Ищет подтверждения тому, что малышке если не больно, то дискомфортно. Он ведь совсем не мелкий. Уж чем-чем, а природа габаритами его не обделила.
Всматривается, пытается прочитать эмоции по лицу.
– Я в порядке, – шепчет малышка, улыбаясь, радуя Белого ямочками на щеках.
Он верит ей. Пожалуй, его девочка одна из немногих во всем мире, кому Федя безоговорочно верит.
– Ну если в порядке, то..., – Федя намеренно не договаривает. Включает воду, собираясь помочь малышке принять душ.
Белый видит, что Надия смутилась еще больше, слегка румяные щеки выдают девочку. А вот взгляд говорит о любопытстве, указывает на интерес. Карие глазки скользят по телу Феди, пробуждая мгновенный отклик.
– Ой..., – шепчет девочка, а Белый усмехается.
Тянет руки к стройным бедрам, накрывает ладонями упругие ягодицы, легко сжимает.
Между их телами льются теплые струи воды. Белый знает, что долго нельзя торчать в ванной. Потому купание завершается за считанные минуты. А после Федя легко подхватывает девочку на руки и несет обратно в спальню.
Тонкие ладони, нежные поцелуи, его имя шепотом на выдохе – все это дает Белому полный карт-бланш.
Несмотря на то, что за окном день, шторы в спальню закрыты. Но даже в приятном глазу полумраке Федя видит каждый идеальный изгиб стройной фигурки своей девочки.
Он дуреет от нее. От ее запаха. От шелка ее волос между пальцами. От вкуса ее кожи.
Белый четко понимает, что обязан притормозить. Ну или хотя бы тихонько приласкать девочку. Но нет, его накрывает жаждой, потребностью вновь оказаться в ней.
– Феденька..., – смущенно шепчет малышка, когда Белый не выпускает ее из рук. Обнимает, уткнувшись носом в затылок. А руки уже там, под полотенцем. Сжимают, гладят, стискивают.
Нет, он честно пытается вспомнить парочку аргументов в пользу того, чтобы не лезть к девочке. Но ничего не выходит. Федя уже завелся. Член натянул полотенце, замотанное вокруг бедер.
Белый улыбается. Так и хочет заурчать по-кошачьи, потому что Надия вдруг вскидывает тонкую ладонь вверх, накрывает его затылок пальцами, гладит шею.
– Значит, сейчас ты никуда не поедешь? – негромко мурлычет девочка и подается назад, доверчиво расслабляется в его медвежьих объятиях.
– Утром смотаюсь. Сейчас у нас по плану кое-что поважнее, родная, – усмехается Белый, цепляет ртом мочку любимого ушка.
Малышка поворачивает голову откидывается затылком на его плечо. Федя перехватывает томный затянутый желанием взгляд.
Твою ж мать! Предполагаемая передышка благополучно забывается. Федя тонет в карем взоре, теряет способность мыслить здраво и логично. Белого хватает лишь на то, чтобы нащупать рукой точку опоры.
Он заводится моментально настолько, что не пытается даже сделать последний шаг до постели.
***
Я перестаю узнавать саму себя. Мне кажется, что здесь и сейчас – совсем другая Надия Варгинова. Раскрепощенная, без комплексов, опытная в любовных делах. Мое тело живет на одной единственной потребности: принадлежать Феде Белому.
Я и сама не понимаю, как так выходит. Но стоит нам выйти из душа, а я уже вновь сгораю от страсти. Бедра охвачены огнем, соски напряжены, при каждом соприкосновении с тканью полотенца я с трудом сдерживаю стон. Мне больно, жарко, невыносимо хорошо.
Я бесстыже прижимаюсь попой к бедрам любимого. Чувствую, как усиливается давление его возбужденной плоти.
Прикусываю губу, чтобы сдержать стон. Федя обжигает мой висок поцелуем, скользит ниже к щеке.
– Ничего не бойся, – слышу его хриплый шепот.
Хочу ответить, что с ним мне ничего не страшно. Но вместо слов с моих губ срывается стон.
Мои глаза закрываются от удовольствия, когда я чувствую большую и сильную ладонь на моей груди. Федя ласково сжимает вершинки, а в мои бедра будто плеснули кипятком.
Я завожу руки за голову, цепляюсь пальцами за крепкую шею.
Господи, разве можно пережить все это? Настолько яркое и чистое удовольствие, что я забываю свое имя. Забываю, как дышать.
Полотенца улетают в сторону. И теперь разгоряченное тело Феденьки мягко прижимается ко мне сзади уже без всяких преград.
Чувствую, как Федя перехватывает мою ладонь и заставляет упереться во что-то прохладное. На секунду приподнимаю тяжелые веки.
