30
Темно. Я остановилась посередине этого темного квадрата. То что комната квадратная я заметила, когда втолкнули. Белые стены сразу стали черными, когда дверь закрылась. Непроглядная темнота. Ощущение бесконечности пространства окружило меня.
Но стоит сделать шаг, протянуть руку и бесконечность заканчивается. Отделена холодной стеной и не пускает. Никуда не пускает. Если я хочу идти, то не могу. Закрыта. Оторвана от мира.
Что все это значит?
Наказание за побег?
Да какое он имеет право вообще позволять себе распоряжаться моей свободой?
Возмущению не было предела и, постояв с минуту я повернулась, бросилась к двери. Забарабанила кулаками.
— Откройте! Не имеете права! Селим, открой дверь! Это похищение! Это незаконно! Я заявлю в полицию!
Тишина.
Отсчёт времени пошел в тот момент, когда я устала стучать. Подошла к стене, оперлась на нее. Потом поняла, что стоять у стены придется долго. И опираясь на стену спиной, съехала и села. Просидела немного.
Захотелось лечь. И я легла.
Уснула довольно быстро. Сказывалась усталость и напряжение. Поэтому, как только закрыла глаза — все. Вырубилась почти мгновенно.
Не знаю, сколько прошло времени, но когда я открыла глаза — было всё ещё темно. Я уже выспалась. Тело ныло от неудобной позы. От жесткого пола. Никогда ещё я не спала вот так.
Встала на ноги и осознала — потеряла с какой стороны дверь. Прошла, прощупывал периметр, но так и не смогла определить — где дверь. Где зазоры? Кругом сплошная стена.
Сначала казалось, все это просто — меня попугать. Но чем больше проходило времени, тем больше я понимала всю серьёзность и зависимость своего положения.
Никто не идёт выпускать меня. Сколько бы ни стучала и не кричала. Ничего.
В конце концов, я снова устала. Присела на пол. Оперлась спиной о стену. Закрыла глаза. Что толку смотреть в темноту.
Как он может такое делать со мной? Почему, за что? Что я сделала?
Неожиданно свет резанул в глаза. Я зажмурилась. Прикрыла лицо ладонью. В проёме стройная фигура моего мужа.
Я не встаю. Не хочу. Не кидаюсь к нему. Не прошу. Обойдётся.
— Элиза, мне очень жаль, — голос строгий, но уже не такой, как ночью. В нём появились тёплые нотки.
Я молчу.
Селим вошел в комнату, присел передо мной на корточки. Взял мою ладонь, поднес к губам.
— Ты огорчаешь меня. Постарайся больше этого не делать. Я бы не хотел держать тебя здесь. Но если ты захочешь снова повторить свою попытку, я снова приведу тебя сюда. Пойми, отсюда невозможно убежать.
Я подняла на него взгляд. Пытаюсь понять, что у него на уме. Но на лице всё тоже безучастное выражение.
— Зачем ты меня здесь держишь?
— Чтобы ты поняла, от меня не нужно бежать. Я тебя люблю. И не хочу, чтобы ты уходила.
— Но так не любят. Это не любовь, — отчаяние накрывает.
— Я — так люблю.
— А как же мои чувства? Ты не думал что мне нужно что-то другое, а не твоё холодное отношение.
— Я не холоден. Тебе показалось. Ты не должна сопротивляться Элиза. Не нужно убегать. Я хочу, чтобы ты безропотно выполняла всё, что я скажу.
— Ты ошибся, Селим. Я не буду делать так, как ты хочешь, — говорю резко.
— Но мне казалась, что ты любишь меня и будешь послушной.
— Тебе казалось. А я, не приемлю такую любовь. Я за равноправие. Ты меня не понял.
— Хорошо, пусть я тебя не понял, но ради хорошего отношения ты можешь быть послушной?
— Нет, не могу. Я родилась свободным человеком и хочу таким оставаться. А если ты подумал по-другому, значит ты ошибся.
— Да, значит, я ошибся, — задумчиво сказал он.
Селим встал, пошел на выход.
— Ты выпустишь меня отсюда? — проговорила я в след.
— Нет. Ты должна подумать ещё немного. Возможно, поменяешь своё мнение, — снова в голосе жесткость.
— Нет, Селим прошу тебя, не оставляй меня здесь, — я уже умоляла.
Провести день в этой комнате мне казалось чем-то страшным. Чем дольше я здесь находилась, тем сильнее хотелось выйти и возможно даже подчиниться его требованиям. Понимаю, зачем я здесь. Это попытка показать мне, что будет всякий раз, когда я вздумаю не подчиняться. И от страха попасть сюда, я стану покладистой и не дерзкой. Он хочет сломать меня. И я начинаю подозревать, что у него может получиться.
— Подумай Элиза и когда решишь, что ты достаточно хорошо подумала, постучи в эту дверь.
Он развернулся и вышел.
Дверь закрылась и я снова осталась в темноте со своими мыслями и страхами.
31
Темнота давит. Она действует растворяюще.
Растворяет мысли о свободе, превращает их в нечто подобное на согласие принижения, на отказ от самой себя. Ведь если я до сих пор мирилась с таким к себе отношением, что мешает мириться с этим дальше.
Нужно просто согласиться и всё.
И вроде соглашалась и подходила туда, где должна быть дверь. Заносила руку, чтобы стукнуть, но почему-то снова её опускала.
Согласиться, значит отказаться от собственного я. Стать мягкой глиной в его властных руках. Позволить лепить из себя всё что угодно. Оказаться подчинённой.
Эти мысли не давали сделать спасительный жест. Стукнуть в дверь и стать глиной. И я снова отходила от двери. Возмущённая. Почему я должна это делать, если не хочу?
Не могу поверить, что он будет держать меня здесь так долго. Неужели будет? Потом ложилась на пол. И засыпала.
Не знаю, сколько я лежала в той комнате.
Сквозь полусон полуявь почувствовала, как сильные руки коснулись талии, подхватили, приподняли с пола. Я оказалась на руках мужчины. Не знаю, кто это — Селим или кто-то из охраны.
Наверное Селим. Он. Это его руки, его сила. Я старалась обхватить его тоже. Прильнуть. Хоть и не было сил, но я жалась. Потом почувствовала мягкий шелк простыней. Пальцы на моём теле и движения. С меня стягивали одежду, но я не сопротивлялась.
Неужели, стоило мне побыть в той комнате, я сама собой изменилась. Может быть, я просто устала сопротивляться?
— Селим, зачем ты делаешь это со мной? Ты не любишь меня.
— Я тебя люблю Элиза, но ты не хочешь делать так, как я прошу. Поэтому сейчас я уйду.
Я резко открыла глаза.
Он нависал надо мной. Упёрся обеими руками в кровать. Я слышала и чувствовала его дыхание. Дыхание мужчины. Сильного, волевого. Моего. Но такого холодного.
Захотелось схватить, прижаться. Не отпускать. Чтобы он обнял меня, пожалел. Сказал, что больше никогда не закроет в той комнате. Никогда не уйдёт. Не оставит. И не будет таким холодным.
— Прошу тебя, не уходи. Не оставляй меня. Мне страшно. Я хочу твоей нежности Селим.
Я не врала. Мне нужна его нежность, даже жалость. Чтобы он наконец сжалился. Я протянула руки. Моё голое тело уже расслабленное и ждущее. Неужели он этого не видит, не понимает? Неужели ему важны только его желания?
— Прошу тебя, я хочу только немного нежности, — повторяю и ласково касаюсь его лица.
Он смотрит на меня задумчиво. Рассматривает. Лицо, шею, грудь, а потом снова лицо. Смотрит и только. И вроде уже видно его желание расслабиться, уже блеснула искра, слабая далёкая искра тепла.
Смотрит, как будто не может переступить через что-то внутри себя. Но через что, я не понимаю. Возможно, где-то в его голове кроется разгадка его холодности.
В чём она заключается, я хочу знать, очень хочу.
В чём я виновата и за что он мстит именно мне?
— В чём я виновата, Селим?
Он понял, что я поняла.
Взгляд, на несколько секунд потеплевший, снова стал холодным. Селим выпрямился и отошел от кровати. Остановился у стены. Ему трудно, очень трудно. Но мне ещё труднее. Он борется с чем-то внутри себя, а я получаю все удары этой жестокой борьбы.
