Скалюсь… Не надо по больному. Я бы не отпустил, если б баба хотя бы обозначила свои намерения. Может, тут та же самая херня.
— Ну вот… А он мало того, что отпустил, так еще и не подстраховал никак… Или косвенно подстраховал. Все же, очень быстро они прошли таможню, очень быстро… Не просто так, понимаешь же?
— Понимаю.
— Ну, раз понимаешь, то должен понять и все остальное.
— Что именно?
— То, о чем я тебе говорил. Отвали от этой бабы. Она не для тебя.
— Не твое дело, Бур.
— Не мое, да. Мое дело — сторона. Но будет жаль, если тебя пришьют, дебила… Ты — не самый вонючий кусок говна в моей жизни.
— Ну спасибо…
— Да вот вообще не за что. Все, выпить нечего больше? Тогда я пошел. И совет мой запомни, Конь. Потом спасибо скажешь.
— Ага…
Бурин уходит, а я еще долго сижу за столиком, попивая бесконечный бокал пива и изучая фотки моей Эвиты.
Пытаясь найти в этой роскошной, холодной бабе ту самую удивленную, испуганную и растерянную девчонку, с глазами дьяволенка, которая доверчиво побежала со мной в яркость сиесты Аргентины. И потом, ночью, за руку взяла. Сама.
Ищу — и не могу найти.
Ощущаю себя редкостным дебилом при этом, вспоминаю, как ржал над выражениями физиономий Коня и Егеря, когда они смотрели на Масю, когда говорили о ней… Мне казалось, что это все — наигранное. Правда, я и сам свою морду не сильно контролировал, как выяснилось потом, после просмотра видосов с крещения малого… Но все равно это было не то.
И мне казалось, что я-то до такой степени маразма не дойду.
И вот теперь, Коник, у меня для тебя плохие новости…
За одну неделю… Хотя, какую, нахер, неделю? За одни блядские сутки! Я сошел с ума. Просто свихнулся.
Самое прикольное, что отчет в этом полностью себе отдаю. От этого хочется одновременно ржать и кого-нибудь прибить.
Отчетливо чешутся кулаки, ловлю себя в полете и переобуваюсь.
Нет уж, и без того рожа битая. А мне надо быть красавчиком, когда к Эвите поеду.
Завтра.
Завтра поеду к ней.
И похер на предупреждения и советы. Сумасшедшие мыслят другими категориями.
Глава 19
Я, вообще-то, парень ни разу не терпеливый, и темперамент не меняется с течением времени. Зато острые углы сглаживаются из-за разных обстоятельств жизненных. Например, в засаде мне сидеть — привычное дело.
Позабытое, конечно, но привычное. Руки, как говорится, помнят…
Разглядываю эти самые руки, рассеянно почесываю сбитые костяшки, потом пялюсь в очередной раз на изрядно побитую морду в зеркало заднего вида… Да уж… Вид, конечно, не для первой встречи после разлуки… Недолгой, но все же.
Хотя, с другой стороны, Эвита меня только с битой рожей и видела… Может в нормальном виде и не узнать, а так хоть какие-то шансы…
Так, стоп, Коник, как обзывает меня Мася постоянно… Стоп. Что значит «какие-то шансы»?
Не какие-то! Охеренные! Охеренные у меня шансы! И не шансы даже, а полная, мать его, уверенность в том, что все будет хорошо!
В родных березках она от меня не убежит. Пока сам не отпущу. Вот. А отпускать я ее не планирую… Не для того ловил.
Аутотренинг прерывает здравая мысль, что еще нихера не поймал. И что вообще-то моя Эвита — чужая невеста, как поет какой-то сладкоголосый мужик из времен моего детства… Так что пока рано думать о том, что не отпущу. Надо поймать для начала.
Закуриваю, наплевав на ограничения и на то, что, вроде как, бросаю периодически. Попробуй тут бросить, когда такое…
И успеваю сделать один вдох, как во дворике, самом обычном, кстати, нихера не элитном, хотя и недалеко от центра столицы, намечается шевеление.
Вползает здоровенная иностранная дура, не удивлюсь, если еще и бронированная. Ну а что? Я, хоть и не Бурин, но по фамилиям и первым цифрам паспорта умею наводить справки. Этот адвокат, сын олигарха, судя по всему — параноик со стажем. Живет в охраняемой зоне, такой, что даже спутники, наверно, не пролетают сверху, чего уж говорить о том, что внизу происходит.
Ездит на бронированном дерьме, с двумя охранниками. Вход в офис по персональным пропускам. Пиздец, важная персона.
То ли слишком много пафоса, то ли я чего-то не знаю.
У меня тачка тонированная, к тому же правила засады помню, так что обзор — отличный, а вот я — невидимка.
Наблюдаю с расстояния пятидесяти метров высадку белокурого десанта в московский хрущевский дворик.
Сердце бьет два раза сильно, а потом замирает. Впиваюсь взглядом в высокую тонкую фигурку, выскочившую из недр черного монстра.
Эвита… Она хороша. Даже на расстоянии.
Стройная, волосы короткие — облаком, в каком-то охерительном мини, от которого скулы слюной сводит и зубы ноют все разом просто от одной тупой мысли, как она сейчас в таком виде сидела рядом с этим вот здоровенным мужиком, что стоит рядом возле подъезда. И смотрит на нее. Взгляд его — даже отсюда видать — мерзкий. Жадный. Похотливый. Ну еще бы, рядом королева стоит!
И осанка у нее — королевская. Как раньше не замечал? Или замечал, но не придавал значения? Плохо быть с бодуна, вот что я вам скажу. Теряется резкость восприятия мира. Она рядом со мной была в Аргентине, в штанах безразмерных и майке страшной… А потом еще и в шляпе — тоже не сильно красивой. Ну и, к тому же, мы все время бегали там, некогда было приглядываться…
У Родриго на асадо она, конечно, была пиздецки хороша, в этом пестром не-пойми-в-чем. Но я тогда слюнями, помнится, захлебывался, да ревностью давился, так что тоже не рассмотрел…
А ночью… Ночью я больше на осязание налегал. Вкус, запах, звуки…
От одних воспоминаний все внутри напрягается, приходится поправлять и угоманивать стояк.
Не сильно я, похоже, от ее женишка отличаюсь. Такой же озабоченный кретин, в мозгах уже разложивший во всех позах и поимевший свою белокурую красотку…
Она стоит, ровненько так, не дергается, не улыбается, слушает, чуть приподняв подбородок, потому что мужик выше ее на голову. Вообще, здоровенный на редкость лоб. Смазливый, бабы любят таких…
А она, интересно? Любит?
Если любит, какого хера тогда в Аргентине…
Душу приступ ярости холодным трезвым расчетом. Спрошу. Это у нее спрошу обязательно.
И не только это. Вообще… Спрошу. Разъясню ситуацию.
Парочка у подъезда, похоже, ссорится, потому что Эвита в какой-то момент резко разворачивается и идет к дверям.
Громила ее перехватывает за руку, дергает на себя, что-то коротко говорит и… И целует! Целует, сука такая, в губы мою Эвиту!
Я в это мгновение разве что оплетку руля грызть могу. И собираюсь именно этим заняться, если… Если Эвита ему ответит. Если обнимет… Тогда, похоже, только руль мне и останется…
Но Эвита толкает его, а затем жестко бьет по коленной чашечке, заставляя согнуться.
Что-то отрывисто говорит, разворачивается и гордо уходит прочь в подъезд.
Из машины выскакивают два лба, начинают суетиться вокруг своего хозяина, пока тот кроет их отборным матом.
Я слушаю его полный боли голос, наблюдаю, как хромает к машине, по пути набирая что-то на телефоне, и лицо мое растягивает довольная улыбка. Не любит его Эвита моя, ангелочек фальшивый мой, не любит… И злится. Наверно, мечтает избавиться?
Ох, я в этом помогу…
Монстрятина уезжает, а я выкурив для храбрости еще сигаретку, бодро топаю в сторону подъезда.
Что буду говорить, как буду попадать в дом, вообще не думаю.
Попаду, не привыкать.
И сказать что, найду, на язык никогда не жаловался… Во всех смыслах этого слова.
Главное, чтоб впустила.
И одна была.
Перед дверью я контрольно выдыхаю, успокаивая дико бьющееся сердце.
Где-то на подсознании давится паническая мысль, что раньше как-то такого не было… И вообще… Но я про это старательно не думаю.
Провожу чуть дрожащими пальцами по растрепавшимся лохмам, и твердо жму звонок на двери.
