Этот юноша, безусловно, был в таком же затруднительном положении, но он имел отца, который должен был помочь ему пройти этот путь.
_ Удачи тебе, Дариус, – сказал Агони, когда королевская семья смешалась с толпой и начала прощаться с Братьями, пожимая всем руки и готовясь покинуть пещеру. – Я сопровождаю короля и принца.
– И тебе удачи, брат мой. – Они быстро обнялись, а затем Агони присоединился к Рофам и вместе с ними покинул пещеру.
Когда Торчер стал распределять территории для ночных вылазок, и начали формироваться пары, Дариус посмотрел через головы на сына Харма. Мальчик ушел в тень, и неподвижно стоял у стены, все еще держа руки за спиной. Харма, казалось, интересовало лишь распределение позиций.
Торчер вложил два пальца в рот и свистнул.
– Братья мои! Внимание! – В пещере повисло каменное молчание. – Спасибо. Все ясно по поводу территорий?
Послышалось коллективное подтверждение, и Братья начали расходиться. Харм даже не оглянулся на своего сына. Он просто пошел к выходу.
Словно очнувшись, мальчик протянул вперед руки и сложил ладони вместе. Шагнув вперед, он позвал отца по имени... затем еще раз.
Брат обернулся с таким выражением на лице, как будто ему только что наполнили о какой-то неприятной обязанности. – Ну, давай же, пошли…
– Если позволите, – произнес Дариус, вставая между ними. – Я с удовольствием взял бы его себе в помощь. Если вас это не оскорбит.
Правда его совершенно не заботило, обидит Харма эта просьба или нет. Мальчику требовалась больше, чем мог дать ему его отец, и Дариус был не из тех, кто остается в стороне, наблюдая за несправедливостью.
– Ты думаешь, я не в силах позаботиться о собственном отпрыске? – рявкнул Харм.
Дариус подошел к мужчине близко – нос к носу. Он предпочитал мирные переговоры, когда дело доходило до конфликта, но с Хармом здравый смысл не работал. А Дариус умел отвечать силой на силу.
Когда Братство застыло вокруг них, Дариус понизил голос, хотя все собравшиеся могли слышать каждое слово:
– Дай мне мальчика, и я верну его целым и невредимым на рассвете.
Харм зарычал, и звук напоминал тот, что издает волк, почуяв свежую кровь.
– Как и я, брат.
Дариус придвинулся ближе.
– Если ты отправишь его в бой, и он умрет, ты накличешь позор на всю свою кровную линию до скончания веков. – Хотя, сложно было понять, затронет ли мужчину этот факт. – Отдай его мне, и я спасу тебя от этого бремени.
– Ты никогда мне не нравился, Дариус.
– И все же там, в лагере, ты был более чем готов обслужить тех, кого я обошел. – Дариус сверкнул клыками. – Учитывая то, насколько ты этим наслаждался, я думаю, ты в какой-то мере мой должник. И знай, что если ты не позволишь мне присмотреть за мальчиком, я повалю тебя на пол, всем под ноги и буду бить, пока ты не согласишься выполнить мою просьбу.
Харм прервал зрительный контакт, и его взгляд застыл где-то над плечом Дариуса, как будто в этот момент его засосало прошлое. Дариус знал, что именно он вспоминает. Ту ночь, когда Дариус победил его там, в лагере и то, как Дариус отказался исполнить наказание, и это сделал Бладлеттер. Жестокость была не тем словом, коим можно было описать произошедшее, и хотя Дариус брезговал подобными приемами, безопасность мальчика была достойна этих недостойных средств.
Харм знал, кто из них победит в кулачном бою.
– Забирай его, – сказал мужчина безразличным тоном. – И делай с ним, что захочешь. Прямо сейчас я отрекаюсь от него как от своего сына.
Брат развернулся и вышел.
И забрал с собой из пещеры весь воздух.
Воины смотрели ему вслед, и их молчание было громче, чем боевой клич. Отказ от собственного потомства противоречил природе расы, словно дневной свет, он нес разрушение.
Дариус подошел к юноше. Это лицо... Дева Дражайшая. Застывшее серое лицо мальчика не было грустным. Не было горестным. Не было даже пристыженным.
Оно было безжизненной маской.
Протянув ладонь, Дариус сказал:
– Привет, сынок. Я Дариус, и я буду твоим боевым уордом[20].
Юноша моргнул.
– Сынок? Нам пора идти в скалы.
Внезапно, Дариуса пронзил острый взгляд: мальчик явно искал признаки обязательства и жалости. Но, однако, ничего не нашел. И также как Дариус понимал, насколько суха и тверда земля, на которой стоял мальчишка, он осознавал, что любое проявление жалости приведет лишь к большему бесчестью.
– Зачем? – спросил юноша хрипло.
– Мы в скором времени отправляемся в скалы, чтобы отыскать женщину, – спокойно сказал Дариус. – Вот зачем.
Мальчик сверлил Дариуса взглядом. Потом положил руку на грудь и, поклонившись, сказал:
– Я постараюсь приносить пользу, а не быть обузой.
Как же тяжело быть нежеланным. Еще тяжелее держать голову после такого оскорбления.
– Как тебя зовут? – спросил Дариус.
– Тормент. Я Тормент, сын... – Он откашлялся. – Я Тормент.
Дариус встал за спиной юноши и положил ладонь на плечо, которому еще предстояло стать крепким.
– Пошли со мной.
Мальчик последовал за ним с готовностью... из зала, где собралось все Братство... из Святилища... из пещеры... в ночь.
Что-то шевельнулось в груди Дариуса в тот короткий момент, когда он шагнул вперед и перед тем, как они вместе дематериализовались.
Воистину, впервые Дариус почувствовал, как будто у него есть семья... и хоть мальчик и не был его кровью, он взял на себя заботу о нем.
Следовательно, он, не задумываясь, бросится на лезвие кинжала, направленного на мальчишку, и если до этого дойдет, пожертвует собой. Таков был кодекс Братства, но только по отношению к своим братьям. Тормент еще не входил в их число, его вела лишь сила родословной, она открывала ему доступ в Гробницу, но не более того. Если он не сможет проявить себя, вход в нее ему будет заказан.
И что бы ни гласил кодекс, мальчик мог пострадать на поле боя и его могли оставить там умирать.
Но Дариус не позволит этому случиться.
Ведь он всегда так хотел иметь сына.
