— По–другому попробуй, раз не хочешь и не можешь, как все. Поцелуй вот его.
Сашка сразу же стянул вниз по ногам брюки и трусы, уже мокрые от его соков. И вот он уже увидел как она с одной стороны с ужасом и каким–то неописуемым страхом, а с другой, с любопытством и закипающей страстью, чувствуя своим животом его наготу, смотрит ему прямо в глаза, словно не верит ему, не верит тому, о чем ведь догадывается…
— Сашенька я… Я не хочу, я… так не умею, не хочу….
— А как тогда? — Продолжает наседать Сашка. — Ты только присядь, посмотри на него.
— Не могу я, страшно мне…
— Ну что ты, глупенькая, им ведь я не убью и ничего даже не сделаю для тебя плохого… Просто я покажу его….
— Саша, Сашенька, сомлела я… не смогу… меня всю разрывает там…. я тоже… Потрогай, Сашенька, там. Нет, снаружи, только снаружи, в трусы я не дам залезть, так вот сделай… Ой, ой, ой! Ты видишь? Ты чувствуешь? Я …
Сашка поймал ее трясущуюся руку и, направляя, сунул ей свой вздыбленный и уже весь мокрый от соков ….
— Саша! Саша! — Чуть ли не в полный голос закричала Маруся. — Он твердый, он такой горячий! Что это он? О боже, что же ты делаешь, что это….
Теперь он обхватил, придавил ее тело, которое сопротивляясь еще несколько секунд его усилиям медленно, но все же, поддалось, и Маруся грузно и неизбежно осела у его ног, словно подкошенная.
Она плакала тихо, склонив голову на груди, рассыпав густые, темно–русые волосы, опустив плечи и не поднимая глаз, но прикрывая лицо, все равно, она не отпускала его и удерживала орган другой рукой. Он осторожно, слегка нагнувшись и чувствуя, что ее рука, так и не отпуская, продвинулась следом и по прежнему крепко сжимает его там, потянул, поглаживая волосы на ее голове, а потом поднял ей кверху лицо… Она закрыла глаза и боится открыть, только дышит прерывисто и сопит.
Эта картина, лицо с заплаканными глазами и то необыкновенное выражение какой–то жалкой покорности, словно подтолкнуло его, не затронув, наоборот, в этой ее покорности он почувствовал свое превосходство над ней. Потому подхватив за волосы, он сунул ей, а затем стал им тыкать по лицу мокрому от слез. Ткнул не сильно в скулу, провел по носу, рядом с зажмуренными глазами, затем, еще отодвинувшись тазом, ткнул им в губы.
— Открой рот! — Без всякого сострадания и жалости к ней, даже жестоко как–то проговорил тихо, но озлоблено.
Она ничего не успела, только слегка приоткрыла свои дрожащие пухлые губы, как он, глядя на эту покорность и податливость тут же…
— А, а., а! М…м…м! Застонал он и, закрыв глаза, понял, что выбрасывает ей на лицо то, что задумывал для другого места в ее теле. И тут словно чудо!
— Сашенька, Саша! Дай мне его я сама, сама, я знаю теперь как, я тебе все сделаю…
Следом он почувствовал, что с ней ему не будет поблажек, и ему надо будет по–другому и надолго с ней…
Потому, как только его взгляд уперся в нее на линейке школьного двора, то она, Маруся, словно почувствовала, зачем–то наклонила голову, а потом повернулась и безошибочно выхватила его тощую длинную фигуру, встретилась взглядом, а следом улыбнулась загадочно. Сашка различил, как шевельнулись ее такие волнительные губы, и она беззвучно прошептала ему: ….я хочу! Понял Сашка. Она подняла лицо и как бы в беззвучном крике, вся озаряясь лучами яркого света улицы, он только и видел ее шевелящиеся губы и как они, соединяясь и размыкаясь несколько раз подряд произнесли, беззвучно… хочу, хочу, хочу!
Все это мгновенно вспомнил Сашка, но, несмотря на равнодушие соседки, присел, положив рядом с ее книгой свои.
Так, что же она тут читает внимательно, эта красавица?
Ничего себе! Она что же в медицинском? Да нет же, у тех своя библиотека. Зачем ей, если она учится на медика в общем зале и с таким атласом? Да, что это она там штудирует? Мельком только увидел что нарисованные кости таза и…
Девушка встала и, не обращая на него никакого внимания, отошла, предварительно захлопнув медицинский атлас.
Сашка посидел, нелепо почувствовал себя словно лишним, а следом, как это делал всегда, бросил взгляд на ее фигуру сзади.
Да, считай Сашка, что тебе повезло! И ножки и попка что надо, и сама она, а как идет? Да она не идет, ступает уверенно, твердо и в то же время плавно как кошка. Ну что же, кошка так кошка! Одной кошечкой больше, одной…Ах, аппетитная девочка какая… Нет, я ей…. обязательно вдую….. — сказал себе, хамски подбадривая.
Задуманное с книгой пришлось отложить на следующий раз, к тому же он ничего не мог осознать из того, что читал. Эта кошечка всецело поглощала его внимание, и оно заострилось именно на ней. Она поначалу показалось ему обычной пацанкой, которых он для разнообразия соблазнял и имел. При этом все они были угловатыми и немного грубоватыми, но отдавались так хорошо! И если ему удавалось, то он получал от них все, что хотел, и с любой стороны их полумальчишеских, полудевичьих тел.
И тут такое же вроде бы тело, но в нем уже что–то не так. И за грубостью, резкостью ее движений он видел женственность и какую–то даже загадочность. А какую? Вот это и предстояло узнать.
К черту того Винера кибернетика, вот расколоть женщину, это почище кодов двоичных, это ведь математика высшая с неизвестными уравнениями. А он как никак математик и высший! Потому одновременно работая в лаборатории, он и на кафедре преуспел, вел практические занятия, подменял даже преподавателей по курсу, и вообще все у него было о кей!
Ну и постель его не пустовала! Изрядно там баб всяких и девочек перебывало из института, даже продавили матрац толстож….. Он по–прежнему так был настроен ко всем им. Потому что ему только стоило… Стоило до сих пор, а теперь вдруг — никак. Странно ведь? Ну что же применим свой интеллект!
Он уже целый час, три раза выходил курить, но все так и оставалось, может быть только раз этот взгляд ее таких серых внимательных и спокойных глаз упал на него
Но, он был бы не Сашкой, которого звали все — Казанова, если бы не подкатил к ней ближе!
Он уже потерял всякую надежду, когда она вдруг и внезапно вошла в курилку читалки.
— Пожалуйста, огоньку, разрешите за вами поухаживать…А вы знаете… и дальше пошло, словно полилось из него.
И что ведь интересно, он и сам не заметил как потянулся к ней…Нет, в ней точно какая–то загадка: больше молчит, а потом его шутке слегка улыбнется и только, но так красиво и такими губками? От общения с ней у него словно ветерком повеяло теплым, мягким и свежим.
Кроме того, когда он сидел с ней, то чувствовал, как ощущает в ней то напряжение, которое он чувствовал хорошо в созревающей молодой женщине. Вот он вроде бы как будто потягиваясь назад, отклонился и быстро, словно сфотографировал ее тело глазами. Особенно его задело то тело, что на стуле сидело. А она в меру полна, бедра ее и колени слегка полноваты, но так, что сводят с ума. О груди даже не буду, то бомбы…
