Феликс Аксельруд - Испанский сон

Куснуть — кого? Зайку? Сашеньку?

А если не оса, но и не музыкантик? Что-нибудь третье, да еще более страшное, чем оса? Какой-нибудь дрейфующий обломок спецслужб, который знает много чего, но о котором не знают люди Эскуратова?

Маловероятно. Времена меняются, это да… но те всегда знают друг друга. Вывод: с Эскуратовым разговор все же не лишний.

Еще три входящих. Рожи в «Империале». Вальдов господин Ли. Ужас Цыпленка. Выберите лишнее. Конечно, господин Ли. Это хоть что-то конкретное, а все остальное просто черт знает что. Связан ли звонок с господином Ли? Невероятно. Он не сказал бы «Цельный Бензин». Вообще звонили бы не ему, а Вальду.

Почему же звонят не Вальду, а ему? Вопрос некорректен. Во-первых, Вальду тоже могли позвонить, и Вальд точно так же раздумывает, как и он, Филипп. Щадит покамест партнера. Во-вторых, если это не связано с господином Ли — а это, скорее всего, не связано с господином Ли, — то с точки зрения Ивана Иваныча Вальд и Филипп плоть едина, а значит, просто удобнее начинать с того, у кого есть жена да еще и дочь.

Филипп невесело улыбнулся своим мыслям. Когда-то он верил, что в Испании как за каменной стеной. Время действительно другое. Ничего не мешает парнишке в очках прилететь в Барселону откуда-нибудь из Берлина. Ничего не мешает другому, загорелому, приехать откуда-нибудь с Коста-Бланки и на выходе из аэропорта передать из рук в руки небольшой, продолговатый, весомый пакет. Ничего не мешает первому сесть в такси и без проблем доехать до назначенной улицы, выждать момент… а потом… а потом спокойно бросить пакет в бак для мусора, вернуться в аэропорт и улететь в Лиссабон, или Нью-Йорк, или куда угодно. Так просто…

Просто, но тоже смотря для кого. Может, те, кто лазает по сетям, не любят тех, что с Коста-Бланки. Во всяком случае, если упомянуты и жена и дочь, почему бы им не побыть вместе… да где-нибудь подальше… Запомнили. Отметили. На чем остановились? Ага: если начали с него, то это прием чисто технический; Вальд узнает в любом случае — ну, немного позже. Хорошо ли говорить с Эскуратовым без Вальда? А почему нет. Эскуратов это поймет. Кто не поймет, так это Вальд. Нарушение партнерства… формальной субординации… Черт бы побрал эту детскую амбицию. Но это факт, никуда от него не денешься. Можно прикинуться дурачком: у тебя поджилки трясутся от рож в кабаке, а у меня от звонков телефонных. Пожалуй, это лучшее. Я ведь должен испугаться, верно? Они ведь упомянули не Вальда, а членов моей семьи?

О’кей. Филипп нажал кнопку автонабора.

— Борис, это я, *ов. Нужно потолковать.

— Что-нибудь по проекту?

— Нет. Желательно побыстрей.

— Давай я перезвоню минут через…

— Нет. Я лучше приеду — ты будешь на месте?

— Хм. Приезжай.

— Еду.

— Какие лю-юди! Как оно, что новенького? Что будем… как обычно, чаек-кофеек? или, может…

Филипп махнул рукой.

— Не до того.

— В чем дело? Какой-то ты… нервный, я бы сказал.

— Правильно бы сказал.

Эскуратов нахмурился.

— Во-первых, садись — в ногах правды нет.

— Я знаю, у тебя не курят, но…

— Но тебе можно, учитывая твой внешний вид.

— А что, здорово заметно?

— Не здорово, но заметно. То есть, э-э… как будто в штаны наложил. Не слишком, но наложил.

Филипп поморщился.

— Тебе когда-нибудь говорили по телефону примерно так: «Борис Эдуардович, дайте денег, не то будут проблемки с семьей»?

— Я должен отвечать? — осведомился Эскуратов.

— Необязательно, — буркнул Филипп. — Я просто думаю, что если тебе так звонили, то ты наверняка клал в штаны — пусть даже вовсе чуть-чуть.

— Понял, — угукнул Эскуратов и нажал телефонную кнопку. — Эллочка? Никого ко мне.

Филипп закурил. Эскуратов вышел из-за стола, подошел к сверкающему серванту, достал бутылку и пару хрустальных рюмочек, булькнул пробкой, плеснул — побольше Филиппу, поменьше себе.

— Успокойся. За нас… Теперь рассказывай.

— Пока что как бы особенно нечего, — развел руками Филипп. — Может, просто псих… Но когда поминают жену в контексте с «Цельным Бензином», то…

Он выразительно замялся.

— Сумму называли? — быстро спросил Эскуратов.

— Я не спрашивал.

— А звонили только тебе — или…

— Домой, насколько я понимаю, не звонили… — вслух Филипп додумал, о чем раньше не успел, — а что касается Вальда, то… ты уж извини, но чего я его буду дергать раньше времени? Тебе же без разницы, один я приехал или с ним…

— Это да, — ухмыльнулся Эскуратов. — Вообще ты правильно сделал, что приехал.

— Надеюсь.

— Что могу сказать? Будем разбираться…

— Тогда все.

— Все так все. Как проект?

— Нормально, — сказал Филипп. — Вот только…

— Что такое? — насторожился Эскуратов.

Филипп подумал — не сказать ли ему про страшного ламера? Может, быстрей заворочается… А что сказать? Он и сам толком не знает.

— Все то же, — сказал он, мысленно махнув на ламера рукой. — Если эта вонь откуда-то из наших дружных рядов… я имею в виду, из наших с вашими…

— Но в своих ты уверен?

— Как-нибудь, — ухмыльнулся Филипп. — Что делают с бензином, это для меня темный лес… но когда касается информации…

— Намек понял, — проворчал Эскуратов, — сказал, займусь… Может, еще по пять капель?

— Символически? О’кей… Знаешь, общение с тобой хорошо действует мне на нервы.

— Не врешь?

— Ей-ей. Ты излучаешь надежность, спокойствие.

— Это моя работа, — хрюкнул Эскуратов. — За нас!

Когда Вероника впервые предложила Марине сделаться ее психоаналитиком, это показалось последней не более чем минутной прихотью, вызванной скорее всего необычными событиями того памятного дня. Однако после беседы в кафе и особенно после того, как Марина устроила собственное наказание, столь взволновавшее всех троих, Вероника возвращалась к этой теме все чаще и чаще — и настал, наконец, момент, когда она впрямую поговорила об этом с Госпожой.

Она понимала, что Зайка может отказать, а то и обусловить свое согласие чем-нибудь обременительным для Вероники — ну, например, обещанием избавить ее от сцен ревности. Поэтому она хитро завела разговор издалека, прицепилась к какой-то незначащей ерунде, довела Зайку до точки кипения (ежесекундно казня себя за это и оправдываясь перед собой тем, что согласие Зайки, в конечном счете, пойдет на пользу ей же самой), а потом, когда после бурного, примиряющего акта они обсуждали этот пизод, Вероника впрямую сказала, что неплохо бы ей заняться чем-то вроде психоанализа.