Бет часто задумывалась, все ли с ней в порядке, особенно, когда встречала на улице держащиеся за руки парочки. Большинство ее сверстников активно пытались отыскать подходящую кандидатуру для похода к алтарю. Но только не она. Бет была попросту лишена пламенного желания быть с мужчиной. Порой в ее голову даже закрадывалась мысль, уж не лесбиянка ли она, но загвоздка тут была только в том, что женщины ее не привлекали.
Так что прошедшая ночь стала настоящим откровением.
Бет потянулась всем телом, ощутив в районе бедер восхитительную напряженность.
Закрывая глаза, она все еще ощущала его в себе. Его толщину, то пронзающую, то отступающую до тех пор, пока, наконец, сделав мощный рывок, его тело не содрогнулось внутри нее, а руки плотно не прижали ее к себе.
Ее тело невольно выгнулось. Фантазия казалась настолько реальной, что местечко между ее ногами запульсировало. Отголоски тех оргазмов заставили Бет прикусить губу.
Застонав, она поднялась и направилась в ванную. Увидев в мусорной корзине рубашку, которую он сорвал с себя, она вытащила ее и поднесла к носу. Черная ткань была вся пропитана его запахом.
Отчего пульсация усилилась.
Откуда они с Батчем знали друг друга?
Он служит в полиции? Бет никогда его раньше не встречала, но там работало немало людей, которых она не знала.
Отдел нравов, решила она. Должно быть, он коп из отдела нравов. Или глава полицейского спецназа.
Потому что Роф явно принадлежал к тому типу мужчин, которые ищут неприятностей, а найдя их, надирают чужие задницы.
Чувствуя себя шестнадцатилетней девчонкой, Бет запихнула рубашку под подушку. А потом заметила на полу бюстгальтер, который он с нее снял. Боже милостивый, спереди тот был разорван, а не расстегнут, перерезан чем-то острым.
Как странно.
Наскоро приняв душ и еще быстрее расправившись с завтраком, состоящим из двух овсяных печений, горсточки золотых рыбок «Пепперидж фарм»[58] и упаковки сока, она направилась в офис.
Бет уже полчаса сидела в своем закутке, пялясь на заставку компьютера, когда зазвонил телефон. Хосе.
— У нас была еще одна тяжелая ночка, — протянул он, подавляя зевок.
— Бомба?
— Нет. Труп. Нашли проститутку с перерезанным горлом на пересечении Третьей и Трейд. Если придешь в участок, сможешь взглянуть на фото и почитать отчеты. Не официально, само собой.
Через две минуты после окончания разговора Бет уже стояла на улице. Она решила, что сначала заедет в участок, а затем отправится по адресу на Уоллес-Авеню.
Бессмысленно притворяться, что она не жаждет вновь увидеть своего полуночного гостя.
По дороге к участку утреннее солнце немилосердно жалило ей глаза. Бет порылась в сумочке в поисках солнечных очков. А когда и их оказалось недостаточно, чтобы унять жжение, прикрылась рукой. Добравшись, наконец, до прохладного, слабоосвещенного отделения полиции, она почувствовала настоящее облегчение.
Хосе не оказалось на месте, но Бет столкнулась с Батчем, выходящим из кабинета.
Он сухо ей улыбнулся, и в уголках карих глаз появилась паутинка морщинок.
— Нам следует прекратить встречаться вот так.
— Слышала, у вас новое дело.
— Не сомневаюсь.
— Желаете прокомментировать, детектив?
— Мы опубликовали заявление этим утром.
— Которое, конечно же, абсолютно ничего не прояснило. Да брось, неужели ты не припас для меня парочку слов?
— Официально нет.
— А если не для печати?
Батч вынул из кармана жвачку. Аккуратно развернув ее, согнул бледную пластинку и прикусил. Бет припомнила, что он когда-то курил, но в последнее время она не замечала за ним подобного. Чем, вероятно, и объясняются все эти «Ригли»[59].
— Не для печати, О’Нил, — поднажала она. — Клянусь.
Батч кивнул через плечо. — Тогда нам стоит закрыть дверь.
Его офис не превышал размерами ее кабинку в газете, но, по крайней мере, здесь были дверь и окно. Однако мебель у него оказалась похуже. Старый стол был из настоящего дерева, но выглядел скорее как верстак из столярной мастерской. Столешница вся изрезана, а лак местами так ободран, что поглощал флуоресцентный свет, словно путник, умирающий от жажды в пустыне.
Батч бросил ей папку и сел.
— Ее нашли за мусорными контейнерами. Почти вся кровь стекла в канализацию, но коронер[60] обнаружил в организме следы героина. Тем вечером она занималась сексом, что, в общем, не новость.
— О, Боже мой, это же Мэри, — воскликнула Бет. Не отрывая глаз от жуткой фотографии, девушка опустилась на стул.
— Двадцать один год, — Батч выдохнул проклятье. — Какая гребаная потеря.
— Я ее знаю.
— По полицейскому участку?
— Росли вместе. Не так долго мы жили в одном приюте. И позже я иногда сталкивалась с ней. Чаще всего здесь.
Мэри Мулкахи была красивой маленькой девочкой. Она жила вместе с Бет всего где-то около года, а потом ее отправили обратно к родной матери. Два года спустя она вновь вернулась под опеку государства, когда в семилетнем возрасте ее на целую неделю бросили одну. Мэри рассказывала, что жила на сырой муке после того, как остальная еда закончилась.
— Я слышал, что ты прошла через систему усыновления, — сказал Батч, задумчиво изучая ее. — Не возражаешь, если я спрошу почему?
— А как ты думаешь? Нет родителей, — Бет захлопнула папку и положила ее на стол. — Вы нашли оружие?
Он прищурился, но в глазах не было недовольства. Казалось, он решал, позволить ли ей сменить тему.
— Оружие? — подсказала она.
— Еще одна метательная звездочка. Со следами крови, но не принадлежащей жертве. Мы также нашли остатки пороха в двух разных местах, как будто кто-то поджег сигнальные ракеты и положил их на землю. Хотя трудно представить убийцу, желающего привлечь внимание к трупу.
— Ты думаешь, преступление против Мэри и бомба в машине связаны между собой?
Батч пожал широкими плечами.
— Возможно. Но если бы кто-то действительно хотел отомстить Большому Папочке, они бы подыскали себе жертву, стоящую повыше в пищевой цепи, чем Мэри. Они занялись бы самим сутенером.
Бет закрыла глаза, представив себе пятилетнюю Мэри, держащую подмышкой безголовую Барби в оборванном платье.
— Но с другой стороны, — добавил Батч, — может, это лишь начало.
Она услышала, как сдвинулся стул, и подняв взгляд, увидела, что он обогнул стол и направился к ней.
— У тебя есть какие-нибудь планы на сегодняшний ужин? — спросил он.
— Ужин?
— Да. Ты и я.
