Итан такой?
— Там нет ничего интересного, но я оставил лестницу.
Он стоит в проеме напротив и ловит мой встревоженный взгляд. Отлично… Я не заметила его, когда выходила, и экстренно леплю на губы легкую улыбку и отворачиваюсь, благодаря Итана за подсказку. Да, лестница, лучше смотреть на нее.
— И свет тоже, — я замечаю желтоватое эхо, что спускается сверху.
— Что не так?
— Что? — приходится вновь поворачиваться к нему. — О чем ты?
— Тебя что-то беспокоит, я вижу. Если это из-за нас с Кириллом, то мы немного успокоились, больше глупостей не будет.
— Вы долго пробыли наверху.
— Он простучал каждую дощечку, — Итан грустно усмехается, — я уже думал, он там заночует. С ним трудно, когда он увлекается… Я начинаю понимать, как он дошел до такой жизни.
— Какой?
— Вчерашней. Хочешь честно? Он болен и ему нужна серьезная помощь.
Он говорит, а я смотрю на детали. Замечаю полустертую родинку над верхней губой, и два кольца на среднем и безымянном пальцах, они совершенно одинаковые и даже как будто размер один, потому что с безымянного кольцо хочет свалиться. А его рубашка застегнута через пуговицу, словно он торопился, когда собирался, или ему просто плевать.
И я могу продолжать, замечая новое и новое. Теперь почему-то замечаю… Хотя крупные ладони я отметила еще в кафе, пока сидела завороженная напротив Итана. Осталось только представить силу возможной пощечины.
— Его буквально перемкнуло, — продолжает он, — ничего не волнует, кроме расследования. Там наверху один мусор, но Кирилл мог бы копаться часами, перебирая каждую пылинку. Он боится остановиться и боится что-то упустить.
— Но он упустил, — я коротким жестом указываю на стол, который стоит в большой комнате как раз за спиной Итана.
— Да, он чертовски зол на себя за промах. Кирилл же из победителей, он не может ошибаться и проигрывать.
— Ты не такой?
— О, нет, я часто получал по носу.
Я молча киваю, хотя верю с трудом. И я хочу подняться наверх, посмотреть, как устроен чердак дома. Только мне мешает странное чувство, которое зародил во мне голос Ольги. Я вдруг вспоминаю, что это мертвый голос, что ее больше нет с нами, и записанные мысли как последний мостик в настоящее. Это так странно — слышать человека, который больше ничего не скажет. Поэтому мне страшно за оставшиеся страницы, успела ли она записать главный ответ? Хотя бы намек?
— Я прочитала пару записей Ольги, — бросаю, останавливаясь у лестницы.
— И что там?
— Много тебя, как ты и говорил.
— Я там плохой или хороший?
Он не смущен. Я выбью из равновесия скорее себя, чем его.
— А как ты думаешь? Ты же говорил об образе, который отыграл от и до, значит знаешь свою роль.
Итан приближается, я слышу тихие шаги за спиной и оборачиваюсь, заставляя его остановиться. Он замирает на месте и хмурится, не пряча замешательство. Да, он все же замечает мою перемену и хочет понять причину.
— Круто трахаю, отлично выгляжу и готов к экспериментам. Думаю, таково досье на меня.
Он бросает короткую улыбку как спасательную веревку, за которую я могу ухватиться. Перевести все в шутку и забыть острые интонации в голосе.
— Что-то определенно не так, — выдыхает Итан, когда я затягиваю паузу и не реагирую на его улыбку.
— Ольга упоминает Альбину, они были знакомы.
— Черт… Да? Значит она записала всё.
— Так ты знал? И молчал?
— Саша, послушай, я не знаю, как тебе объяснить, чтобы ты не начала смотреть на меня как на врага.
— Тогда пусть Ольга объяснит за тебя.
Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Итан ловит меня за локоть.
— Я солгал Кириллу, что не знал Альбину. Он бы зацепился и начал бы еще один виток расследования. С него уже достаточно… Я видел ее один раз, мы даже не разговаривали, провели в одной комнате десять минут и больше не пересекались.
— Откуда ты узнал Альбину?
— Ольга познакомила. Как раз щелкнула по носу.
— Что ты имеешь в виду?
— Я, когда понял, что Ольга не собирается уходить от Кирилла, решил хотя бы оторваться. У меня столько грязи в голове было, я сам себя не узнавал, мог думать только как и где ее нагну. Она что-то будила во мне такое, нездоровое, жестокое… Я отыгрывался, трахая ее, выпускал злость ненадолго, пока опять не накроет.
Итан опускает голову и смотрит на ботинки, которые набились коричневой пылью.
— Кончилось тем, что я ударил ее. Сильно, до крови и толкнул, приложившись от всей души, она спиной разбила зеркало и упала на осколки. Я не помог, просто развернулся и ушел, и больше не бегал за ней. Мне так душно было тогда, чертовски жарко, рубашка липла к телу… И я мог сделать намного хуже, я потом и вспоминать не хотел, потому что чувствовал не раскаяние, а страх. Я сдержался, понимаешь? Я всего лишь ударил ее, когда хотел изувечить.
— Из-за чего вы поругались?
— Мы постоянно ругались. Как основа отношений, — Итан усмехается и рваным движением растирает подбородок ладонью. — В тот вечер Ольга написала мне сотню сообщений, я все же сдался, когда она не успокоилась к двум ночи и пробил название бара, которое она присылала. Нормальной женщине там делать нечего, общие кабинки в туалете и две дешевые гостишки напротив.
— Говоришь так, будто бывал там.
— Посмотрел по карте, у него говорящее название — «Золотая глотка». Думаю, Ольга этим и зацепилась, поэтому зашла внутрь. Она состояла из крайностей, была брезглива и по-настоящему высокомерна, но, если делала шаг в сторону, то сразу на другой конец доски. Без пересадок.
Он замолкает, уходя в себя. А я терпеливо жду, когда Итан продолжит, ведь он сам хочет говорить. Я чувствую его жажду выговориться, обнажив детали прошлого, которые засели в нем и от молчания лишь загоняются глубже и глубже, и скоро будет не вырвать.
— Я приехал в бар, — он просыпается толчком, будто кто-то невидимый тронул за плечо и заставил открыть глаза. — Ее трахал другой, когда я вошел, как раз в кабинке… Я нашел их по звонку сотового, она даже не выключила звук.
Я угадываю, что он говорит о том вечере, о котором я прочитала в дневнике. Только вот Ольга записала его по-другому. Там Итан успел в бар и увез ее к себе.
Я сперва не понимаю, как так, а потом ловлю себя на мысли, что Ольга могла записать в дневник что угодно. Могла смягчить правду и переписать ужасный день, когда Итан бросил ее в грязной кабинке, а с другим мужчиной случился секс. Я ничего толком не знаю о ней, но мне точно захотелось бы стереть такой день из памяти.
Вырвать. Как она вырвала “к черту страницу пустой болтовни”.
Наверное, это и есть ее пометка, что она соврала в этом месте дневника.
— Ты виделся с ней после?
— Один раз, в этом доме, она достала меня звонками и грозилась что-нибудь сделать с собой, если я не приеду, — Итан качает головой и слепо смотрит над моим плечом.
— О чем вы говорили здесь?
— Ни о чем, разговора не получилось, как такового… Она поняла, что я набегался за ней, и сникла, первой попрощалась и уехала. А я тогда тупо таблеток наглотался перед встречей, чтобы не реагировать на нее. Боялся что сорвусь, либо трахну, либо убью…
Итан на мгновение прикрывает глаза, запоздало понимая, что произнес вслух.
— Для меня всё кончилось в том баре, я избил того урода, задел Ольгу, разнес там всё к черту… Плохо помню, но вроде меня выводила охрана.
— Значит, ты оставил ее там.
— Да.
— И ты устроил целую потасовку в публичном месте? Там же были другие люди… Почему полиция не узнала? Ведь Ольга была там, а до ее гибели оставалось всего…
— Полтора месяца.
— Именно! Почему у тебя ничего не спрашивали, не просили разъяснений?
— Господи, Саша, да никто ничего не ищет! У нас слишком много связей, — Итан с трудом заставляет себя выдохнуть. — Никто не хочет, чтобы лишнее всплывало, я позвонил нужным людям, Кирилл позвонил, поверь, ему есть, что скрывать. И зачем ему, чтобы копались в грехах покойной жены? Там не расследование, а рисование штрихом, стирают строчку за строчкой.
