— Ну этот, который здоровенный, безмозглый и хамит постоянно, словно его в детстве то ли высекли плохо, то ли наоборот, слишком старательно, все последние остатки мозгов отшибли, — показательно кривится Нина в своём пояснении. — Светлый такой. Качок. Размером со шкаф. И интеллектом, как у планктона, — добавляет и машет руками, обрисовывая ладонями в воздухе невидимый силуэт, предположительно того самого “светлого шкафа с интеллектом, как у планктона”.
Не настолько хорошо я знакома с отправленным в сопровождение для Нины другом Кая, чтоб сверить озвученную ей характеристику, но одно из обозначений точно совпадает.
— Айзек, — улыбаюсь виновато. — Его зовут Айзек.
Мне действительно очень жаль, если их случайное мимолётное знакомство выдаётся из разряда неприятных, тем более, что в этом есть доля и моей вины. Правда, всё своё сожаление по данному поводу я быстренько подзабываю. Сразу, как только слышу всё такое же недовольное, хмурое, но почему-то обречённое и чуточку смущённое:
— Да знаю я, как его зовут, — бурчит задумчиво Нина, отворачиваясь от меня, а её лицо заметно краснеет.
Замолкает. Что совсем на неё не похоже.
— Он что-то тебе сделал? — интересуюсь осторожно.
Почти снова чувствую себя виноватой. Ровно на мгновение.
— Да что он мне может сделать? — презрительно фыркает Нина. — Если только в его мечтах, — снова фыркает и показательно закатывает глаза.
— То есть, вы просто не поладили, и всё? — уточняю.
Девушка вновь презрительно фыркает.
— Как вообще можно поладить с безмозглым шкафом, который вместо того, чтобы пояснить кто он и зачем ко мне подкатывает, перекидывает через плечо и банально утаскивает из толпы в неизвестном направлении? — опять начинает злиться, взмахнув руками, как если с ней нечто подобное происходит прямо сейчас.
А мне сразу Марк — её жених, вспоминается…
Кажется, список тех, кому точно о наших ночных приключениях не стоит знать, всё растёт и ширится.
М-да уж…
— Прости? — предлагаю, вспомнив о своей вине за случившееся.
Собеседница тоскливо вздыхает.
— Да нормально всё, забей, — отмахивается от моих извинений. — Потом разобрались и он меня домой отвёз. Ну, после того, как вытащил из багажника, — снова вздыхает.
Разобрались, так разобрались, ничего не скажешь!
У меня аж челюсть от таких разбирательств отвисает…
Правда, озвучить вслух всё сопутствующее не успеваю.
— Но ты б хоть предупреждала что ли, раз уж у тебя теперь такая занятная партия нарисовалась и всех нас ждут новые жизненные сюрпризы, — возвращает себе свою ворчливость Нина, пусть и беззлобно на этот раз. — Особенно, твоего папочку, — добавляет ехидно, сосредоточившись на мне.
В последнем я с ней совершенно точно согласна. У него, по всей видимости, и без моих закидонов, проблем хватает. К тому же…
— Никакая он мне не партия, — настаёт моя очередь недовольно кривиться.
Не столько из-за собственных слов, сколько из-за воспоминания о том, чем всё в итоге заканчивается. Ничем. Обломом. По всем параметрам. А я не в меру близко это воспринимаю, раз уж меня до такой степени до сих пор волнует. Вот так и бывает, если ты наивная дурочка, а у него таких как ты…
Дерьмо.
Ещё и об этом думать точно не стоит!
Так и в самом деле сойти с ума можно.
— Да? Совсем-совсем не партия? — дразнится Нина. — Он поэтому у нас под окнами в семь утра стоял, как вкопанный? Когда ты сама только в пять утра заявилась и вообще непонятно где предыдущие шесть часов провела… — добавляет многозначительно.
Вот именно!
— Может и не с ним я эти шесть часов провела? — защищаю свой окончательно падший моральный облик, как могу.
Ответом служит скептический хмык со стороны подруги и новый обречённый вздох — мой.
— И вообще, я думала, ты спишь… — предпринимаю последнюю свою попытку оправдаться.
Хотя то и бессмысленно.
Особенно, если учесть, как лукаво на это усмехается Нина.
— Ты очень громко хлопаешь дверью, — деловитым тоном принимается перечислять она, показательно отставляя указательный палец, пока лично я вспоминаю ещё и том, что не только хлопаю, как оказывается, но и топаю тоже громко. — К тому же, когда твой отец до тебя не дозвонился, то решил набрать мне. Вам же обоим с утра пораньше не спится, ранние вы наши неугомонные пташки, — отставляет средний палец, изображая двойку. — Ну и, раз уж, поспать мне не дали, пришлось вставать, тащиться на кухню за кофе, а та-а-ам… — протягивает торжественно, отставляя третий палец, — такой милый вид из окна на парковку открывается: где ты, охренительный мужик на охренительной тачке с тобой рядом, так охренительно пикантно обнимает тебя и всё такое… — старательно изображает умиление с мечтательным видом, хотя то и выходит жутко фальшиво. — Вот я и решила дать тебе немного времени, прикрыла тебя перед твоим отцом, — заканчивает с наглой ухмылочкой.
