Глава 9
Глава 9
Эва
Просыпаюсь ближе к вечеру. Снова принимаю душ. Переодеваюсь. Трачу довольно много времени, чтобы подобрать подходящую одежду, а после сооружаю макияж и причёску, выпустив несколько локонов в районе висков, создающих ощущение небрежности, скрывающей мою дотошность в подборе шпилек. Совсем не потому, что действительно хочется или существует такая необходимость. Простые, почти элементарные действия — тот якорь, за который стоит цепляться, чтоб не утонуть в просыпающейся эмоциональной войне. К тому же изумрудный цвет коротенького платья — один из мною любимых, да и отец одобрит, что я наконец выгляжу не как пацанка в подростковом периоде.
Мария колдует над будущим ужином. Отец так и не возвращается. Я начинаю беспокоиться, снова расспрашиваю её о том, знает ли она что-нибудь по поводу его отсутствия, а затем всё же решаюсь ему позвонить. Абонент недоступен. Благо, страдать новыми противоречиями не приходится. Ворота на территорию распахиваются и въезжает кортеж из четырёх машин, одна из которых принадлежит отцу. Появление его самого тоже не заставляет себя ждать. Уставший, явно не в духе, по старательно сдерживающий весь свой скопившийся негатив, родитель мягко улыбается, увидев меня.
— Идём, ангел мой, — зовёт с собой.
Собираюсь сказать ему о том, что наша былая ссора может и подождать. Пусть сперва умоется, поест и отдохнёт, как следует, уже потом расскажет, в чём дело, а там, глядишь и до моих проблем очередь дойдёт, однако старший нашей семьи меня совсем не слушает. Решительно направляется в сторону кабинета. Количество охраны по периметру дома между тем становится ещё больше, помножившись на количество тех, кто прибывает вместе с ним.
— Ну, ладно, — вздыхаю, плетясь следом за папой.
Тот, расположившись за рабочим столом, в широком кресле, первым делом тянется к припрятанной в одном из ящиков бутылке коньяка. Глотает прямо из горла. Развязывает галстук, оставляя тот болтаться на шее, и расстёгивает верхние пуговицы рубашки, давая горлу свободу. Я останавливаюсь напротив него, наблюдая за происходящим и не тороплю, терпеливо жду дальнейшего. Он открывает ещё один ящик. Оттуда достаёт увесистый конверт, который бросает на стол.
— Я тебе соврал, — сопровождают действия его слова. — Моя возникшая накануне проблема оказалась куда серьёзнее, нежели я тебе сказал, — добавляет на моё молчаливое недоумение. — Такое, как обычно, не решить. Не получается. Не уверен, что вообще удастся, — признаётся с тяжёлым вздохом.
Подхожу ближе. Подбираю конверт и открываю, вытаскивая содержимое. Внутри… фотографии. Незнакомых мужчин. Холёный брюнет в строгом фраке на фоне оперного зала смотрит в кадр с видимым пренебрежением, словно безнадёжно устаёт от всего мира. Ещё один похож на пижона, этакого папенького сыночка — на какой-то светской вечеринке, припивает из фигуристого бокала, улыбаясь во все свои искусственно выбеленные тридцать два зуба. Третий обвешан таким количеством побрякушек, что любой рэпер позавидует. Сомневаюсь, что у меня самой, даже если выпотрошить все шкатулки, столько всего соберётся. Фотографий много. Как и количество запечатлённых на них персон. Ассортимент и содержание, что называется, самое обширное. Хотя не все так уж и незнакомые. Парочка всё-таки мне известна: братья — Алтан и Эмре Моро, мы с ними учились вместе. Сыновья владельца нескольких офшорных банков за границей. И это наталкивает на определённую мысль, пока я перебираю изображения дальше. Может, выглядят мужчины и по-разному, даже национальностей разных, но у всех есть одно безусловное сходство: деньги и финансовое благополучие. Удостоверяюсь в последнем, как только просмотр заканчиваю.
— А чего сразу не принц арабский или иорданский? — выгибаю бровь, глядя на отца с откровенной насмешкой.
Тот едва уловимо морщится и снова к ящику тянется. Через секунду передо мной появляется ещё несколько фото. Там мужчины постарше. Как раз того самого сословия, о котором я спрашиваю.
— Подумал, эти тебе точно не подходят, — угрюмо комментирует свои действия, а заодно и на мой вопрос отвечает.
Обречённо вздыхаю. Обхожу стол и останавливаюсь рядом с мужчиной, сложив руки на груди.
— И как моё потенциальное замужество связано с этой твоей неразрешимой проблемой? — начинаю с малого.
Прежде чем заговорить, отец вспоминает о коньяке. Отпивает опять из горла, и опять морщится.
— Ты можешь выбрать любого из них. Я всё организую в самые кратчайшие сроки, — делает вид, будто не слышит предыдущее, сказанное мной, тоскливо уставившись на оставленные мной фотографии. — Хорошенько обдумай. Но не затягивай. Я даю тебе время. До утра. Если захочешь узнать о ком-то из них подробнее, на обороте каждого фото есть полное имя и дата рождения — в сети про них полно всего, а если этого мало, только скажи, и я найду для тебя всё, что заинтересует.
Повторно вздыхаю в полнейшей обречённости. И задумываюсь о том, чтоб коньяк у него отобрать. Мне бы сейчас тоже пригодилась парочка глоточков.
— То есть, рассказывать ты мне не собираешься, — выношу самое главное из всего происходящего.
Отец тоже вздыхает, упрямо поджимает губы и поднимается на ноги. Его телефон звонит, и он сосредотачивается на информации, которая светится на экране. Честно говоря, решаю, что на этом наш разговор окончен, и остальное из него каким-то образом выпытывать при другом удобном случае придётся. Но нет. Звук входящего он отключает. Ровняется со мной вплотную и приобнимает за плечи, уткнувшись носом мне в макушку. Некоторое время просто молчит. Проходит не меньше минуты, прежде чем я слышу тихое и отрешённое:
