— Одевайся, парень, пойдешь с нами. Приказ командира крепости.
За их спинами Дэнна видит капитана, и лицо у него странное — как будто он подумывает, не затеять ли ссору. Поймав его взгляд, Дэнна еле заметно качает головой. Он выбирается из постели и начинает одеваться. Солдаты беззастенчиво его разглядывают и даже, кажется, отпускают какой-то похабный комментарий вполголоса. У Дэнны кровь так стучит в ушах от волнения, что он не может разобрать слов. Лицо у него пылает, и руки чуть дрожат.
— Заковывать будете? — угрюмо спрашивает он.
— Ну, я бы тебя заковал… пару раз, — глумится один из солдат. — Жаль, не велено.
Хорошо, что темно и никто из знакомых не видит, как Дэнну ведут под конвоем через плац. Он еле переставляет ноги, придавленный стыдом и чувством вины. «Она знала. Она все это время знала», — стучит у него в голове.
Его приводят на гауптвахту и сажают под замок. Близкий к отчаянию, Дэнна бросается на узкую койку, уткнувшись в подушку. В камере горит свеча, отбрасывая неверные, колеблющиеся тени. Тепло, но Дэнну бьет дрожь. Мечты о леди Лизандер с плеткой в руках вот-вот грозят осуществиться. По крайней мере, по щекам она его точно отхлещет. Или… прикажет выпороть на плацу? От этой мысли Дэнне чуть не становится дурно. И совершенно не к месту вспоминается нашумевший трагический случай времен Степного передела. Лэйтис Лизандер, тогда еще лейтенант, приказала бить плетьми дезертира, бросившего свой пост: «по законам военного времени». А он возьми да и скончайся — сердце не выдержало. Трибунал обнаружил, что несчастный парень принят был в гарнизон за взятку, в обход установленных правил, чтобы избежать тюрьмы, и медкомиссию не проходил, а то бы его попросту не допустили до службы. Лэйтис оправдали, капитана, ведавшего набором новобранцев, разжаловали, матери погибшего назначили пенсию, как будто он погиб на боевом посту…
Единый боже, ну о чем он думал, когда собрался изменять Хазарат?
Услышав какой-то шорох, Дэнна вздрогнул, вскинул голову — и застыл, глядя на леди-капитан. Только человек, несколько лет имевший дело со степняками, умеет ходить так неслышно, даже в подбитых железом сапогах. Сколько уже времени она вот так вот стоит, прислонившись к стене?
Дэнна и не подозревает, как хорош в этот момент: растрепавшийся, в расстегнутой рубашке, лицо раскраснелось, ресницы слиплись, губы полуоткрыты в безмолвном «о!». Глаза ее зажигаются хищным огнем. Не успев пошевелиться, он схвачен в кольцо сильных рук, привычных к мечу и копью, и опрокинут на койку. Инстинктивно он делает попытку вырваться — где там, железные пальцы стискивают ему подбородок, причиняя боль, не давая отвернуть голову. Она заглушает своим ртом его протестующий вскрик и не выпускает, пока он совершенно не прекращает сопротивление.
— Сколько раз ты кончил сегодня? — она сует ему руку в штаны.
— Два, — отвечает механически Дэнна, все еще слишком ошеломленный, чтобы соображать.
— Ничего, в твоем возрасте должно хватать на больше, — сквозь зубы говорит она, работая ладонью.
— Обязательно разыгрывать со мной Ашурран? — выдыхает он, чувствуя, как напряжение в паху усиливается под ее грубой лаской.
— Ашурран бы тебя убила, щенок, — и она впивается в его рот, больно прикусив губу.
Скинув штаны, оседлав его бедра, она выжимает его досуха в такой яростной скачке, что хилая деревянная койка чуть не разлетается на куски. Как будто бы вернулись прежние дни и прежняя страсть.
— Помнишь, как я приходил к тебе на «губу»? Чуть ли не в эту же самую камеру.
— Нет, дальше по коридору, — говорит она рассеянно, начиная одеваться.
Нет, ничего не вернулось.
— Могла бы и не посылать солдат, если просто хотела потрахаться, — говорит он угрюмо.
— Я два раза за тобой посылала, и тебя не было там, где ты должен быть. Ты все еще мой оруженосец, забыл? — холодно говорит она, застегивая ремень.
— И больше ты мне ничего не скажешь? — вскидывается он.
Не ответив, она уходит. С лязгом захлопывается тяжелая дверь. Дэнна плачет, уткнувшись в подушку. Постель все еще хранит ее запах, и его охватывает беспредельная тоска. Как случилось, что они стали друг другу чужими?
Весь следующий день он слоняется по камере без дела. Посетителей нет — то ли никому нет дела, то ли леди-капитан распорядилась никого не пускать. Он находит какую-то старую хронику, забытую прежним обитателем камеры, бездумно листает страницы, не в силах сосредоточиться на чтении, чувствуя себя попеременно то невинной жертвой, то изменником и предателем. Измученный бессонницей, он засыпает беспокойным сном только к рассвету. Проснувшись, лежит и смотрит в стену безучастным взором, не умывшись, не притронувшись к еде.
И когда она приходит вечером и садится на койку, молча утыкается ей лбом в колени. Она прижимает к себе его голову, гладит по волосам.
— Прости меня, — твердит он. — Лэй, что ты со мной делаешь! Я больше не буду с ним встречаться, это все из-за того, что ты бросила меня, ты на меня вообще плевать хотела, я ведь тоже не железный…
Она раздевается и ложится к нему под одеяло, прижимаясь к его нагретому телу, и они занимаются любовью, медленно, нежно, исступленно. У Дэнны слезы текут из глаз, он прячет лицо на ее груди и шепчет еле слышно:
— Не уходи.
И она остается до утра, дышит во сне ровно, неслышно, и сердце ее бьется под ухом Дэнны, убаюкивая, усыпляя. Сколько они не спали вместе? Месяц, два?
Утром она уходит без него. Трое суток, выписанных ему в наказание, истекают в полночь. Выпускают его уже в темноте, и за воротами гауптвахты он вдруг попадает в лапы десятка солдат из сотни Ньярры, и его самого. Они хлопают его по плечам, улюлюкают; обливают яблочной шипучкой. Старинный гарнизонный обычай, и с облегчением Дэнна вспоминает, что среди раздолбаев-кавалеристов пребывание на «губе» считается не позором, а чуть ли не честью.
— Это, парень, как девственность потерять, — смеется Ньярра, ставя его на ноги и вручая бутылку.
Дэнну вскидывают на плечи и тащат в казарму. В общей комнате накрыт стол, и леди-капитан Лизандер разливает вино. Под общий хохот и приветственные крики Дэнну скидывают прямо ей на руки, и она поит его вином изо рта в рот. Немного погодя, возбужденные и пьяные, они запираются в комнате Ньярры, не в силах добраться до дома, и предаются безудержной любви. Тактичный Ньярра даже не пытается ломиться в дверь. Где он ночует — неизвестно.
* * *
«Второе дыхание любви» — так это, наверное, называется. Теперь она всегда приходит ночевать домой, правда, иногда прихватывая какие-нибудь бумаги. Дэнна снова делает ей массаж и варит по утрам кофе. И иногда она позволяет ему прокрадываться к ней в кабинет во время обеденного перерыва — там такой удобный диванчик.
