— Я… я не знаю о чем ты, — честно призналась я. — Мы с Анькой не общаемся с тех пор, как ты мне запретил с ней общаться.
Макс немного помолчал, как будто что-то обдумывая.
— Ну, наверно, я что-то перепутал, — отмахнулся он. — Вернёмся к нашим баранам. Итак, какого хера ты себя так ведёшь?
— Как хочу, так и веду, я не должна перед тобой отчитываться!
Теперь разозлилась я. Мне было непонятно, с чего вдруг Макс начал качать права. Макс резко подскочил ко мне и, схватив в охапку, поцеловал. Всё произошло так неожиданно, что я растерялась и ответила на поцелуй.
— Скажи, что ты ничего не чувствуешь? — горячо прошептал Макс мне в лицо.
Я не отвечала. Из-под моих опущенных ресниц снова потекли слёзы. Мое сердце разрывалось на части. Макс легонько подтолкнул меня, и я оказалась прижатой к стене. Макс начал целовать меня в шею, а его руки, тем временем, задирали моё платье. Он, что, хочет заняться сексом? Прямо здесь и сейчас? С минуты на минуту должен был уже зайти отец. Что он, чёрт возьми, творит?
— Макс, прекрати! — задыхаясь, потребовала я, взывая к его разуму.
— Заткнись! — прорычал Макс и закрыл мне рот поцелуем.
Он даже не снял с меня трусики. Просто отодвинул в сторону тонкую полоску ткани и, подняв мои бедра вверх, насадил меня на себя. Я обвила его талию ногами, задыхаясь от удовольствия. Вся страсть Макса обрушилась на меня, и я совсем потеряла голову. Дикое желание вперемежку с адреналином, от страха быть застуканными отцом или кем бы то ни было за этим занятием, полностью поглотило меня. Я так стонала, что Максу пришлось зажать мне рот рукой. Всё закончилось стремительно быстро. Макс поставил меня на пол и поправил на мне одежду. Затем застегнул свои джинсы и отошёл к середине кабинета. Отдышавшись, он показал мне рукой на дверь.
— Проваливай! — сказал он мне. Я непонимающе уставилась на него. Минуту назад он целовал меня, а сейчас прогоняет? Я не двигалась с места, пребывая в полной растерянности. — Уёбывай! Я не хочу тебя больше видеть. Никогда!
— Макс, я…
— Конвойный! — заорал Макс во всё горло, не дав мне договорить.
Дверь открылась, и в кабинет тут же вошел отец и конвойный, который надел на Макса наручники и вывел его из кабинета. Макс бросил мне прощальный взгляд полный ненависти. На его губах играла дьявольская полуулыбка. Он был очень доволен собой.
Мы остались с отцом наедине.
— Что произошло? Макс так орал! — забеспокоился он. — Ты плакала?
— Всё в порядке, — соврала я. — Просто расстроилась из-за этой истории. Папа, а как именно Макса арестовали? — Меня не покидала мысль, что Анька каким-то образом к этому причастна.
Отец на секунду замялся думая, что ответить.
— Это секретная информация, — сообщил он. — Даже для тебя.
— Папа, я юрист как-никак! — воскликнула я.
— Будущий юрист! — раздражённо поправил меня отец, вскинув вверх указательный палец. — А я начальник этого ёбаного отдела, а Глинский всё ещё подозреваемый. Так что не суй нос в это дело и держись от него подальше. Утром он поедет домой.
— Я же обещала! — взмолилась я. Мне не хотелось, чтобы Макс провел эту ночь в камере. Но отец был непреклонен.
— Ничего страшного. Пусть ночку в камере посидит, подумает о своей жизни. — Он прошёл за стол и сел в своё кресло. — Поезжай домой. У меня ещё дела, — смягчившись, видя моё состояние, добавил он.
Без лишних церемоний, отец поднял трубку стационарного телефона и предупредил дежурного, что я спускаюсь к выходу.
Дома от безысходности, я наревелась вдоволь. Я долго не могла прийти в себя, после всего случившегося. До сих пор я не нашла логического объяснения тому, что такой ярый противник наркотиков, как Макс, сам же с ними и попался. И что он там говорил про какую-то книгу? Что за хуйня?
Повинуясь какому-то внутреннему чутью, я зашла во VK. До сих пор мои сообщения Артёму оставались без ответа. Я попыталась написать Аньке, но не смогла — я была у неё в чёрном списке. Это был мой последний шанс прояснить ситуацию.
Что-то было не так в этой истории, но выяснить правду у меня возможности не было. Отец информацию скрывал, Макс ясно дал понять, что не хочет больше меня знать, а общаться с Анькой я сама не хотела, да и она сама, судя по блокировке, желанием не горела.
Я вспомнила нашу безумную близость с Максом в кабинете отца и снова расплакалась. Больше этого никогда не повторится. Я и подумать не могла, что Макс затаил на меня такую сильную обиду. Моё сердце разрывалось от любви к человеку, которого я больше никогда не увижу. Я не знала, как мне жить дальше, да и был ли в этом смысл? Я впала в затяжной период депрессии и беспробудного пьянства.
Уже пару недель я не посещала в универ. Я выходила из дома только в магазин за выпивкой и сигаретами. Бледная, с немытыми волосами и трясущимися руками, я шла утром в ближайший «Алкомаркет», брала там пачку «Парламента», пару бутылок пива и бутылку чего-нибудь покрепче. Рассчитавшись на кассе с продавцом, которого я знала уже по имени, я похмелялась пивом прямо на ступеньках магазина. Затем шла домой уже в хорошем настроении и дегустировала очередной напиток. Напиваясь с самого утра в умат, я спала до самого вечера, затем снова напивалась и так по кругу… Бабушка плакала. Отец молчал.
В одно такое похмельное утро он пригласил меня к себе в кабинет. У отца был, судя по всему, выходной, потому что он ходил по дому в спортивном костюме. Я стояла в библиотеке, силясь вспомнить какое сегодня число и день недели, но у меня не получилось. Только сильнее разболелась голова. Я была готова выслушать лекцию от отца, потому что мне на всё было кромешно похуй.
На столе у отца стояла бутылка коньяка, два стакана и блюдце с порезанным лимоном. Он разлил коньяк и к моему изумлению, протянул мне стакан. У меня сжался желудок от его вида. Вероятно, это было видно по моему болезненному выражению лица, потому что отец усмехнулся.
— Выпей залпом, полегчает, — дал он мне совет. Мы выпили не чокаясь. Отец закусил лимоном. Я такую закуску проигнорировала. — Как дела? — Я пожала плечами в ответ, не глядя отцу в глаза. Он налил ещё. Мы молча повторили. Отец подошел к окну, поставив на подоконник пепельницу, и приоткрыл его. Он достал пачку «Мальборо» из кармана и протянул мне, угощая. Я осторожно подняла на отца глаза. — Не стесняйся, думаешь, я такой кретин, что не догадался, что ты куришь, причем давно? — с усмешкой спросил он. Я несмело взяла сигарету, и мы закурили. Некоторое время отец молчал, глядя куда-то вдаль за окном. — Когда твоей матери не стало, я не знал, как мне жить дальше, — с горечью произнес отец, разглядывая унылую осень. — Я упивался своим горем, день за днем, месяц за месяцем. У меня тоже была возможность забухать, — намекнул отец на меня. Я слушала, не перебивая. Такой разговор по душам был у нас впервые. — И мне было плевать на маленькую дочку, у которой было тоже горе, мне было плевать на мать, на тестя с тёщей, в общем, на всех. — Мы докурили и присели за стол. Отец налил еще коньяк. Даже для меня, желавшей поскорее напиться — это был слишком быстрый темп. — Я жаждал только одного — убить. УБИТЬ. — У отца непроизвольно сжались кулаки. — Прикончить этого отморозка. Я много работал, я не видел и не хотел видеть ничего вокруг. И вот я нашел его. — Отец выпил, я воздержалась. Он устало закрыл лицо руками и сидел так некоторое время. Я ждала продолжения истории, но исповедь давалась ему нелегко. Наконец, он убрал руки от лица. — Я убил его вот этими руками. — Отец поднял руки передо мной, сделав страшное лицо. — Я подождал пару месяцев, пока у него не пройдет ломка. Я хотел, чтобы он ещё помучался перед смертью. Всё это время я мысленно представлял, как я его убиваю. Что я только с ним не делал в своих фантазиях: я стрелял в него, резал, жег огнём… В итоге я просто задушил его, прямо в камере, а потом его выставили висельником. — Отец выпил еще. Я сидела, как громом пораженная, моментально протрезвев. — Я убил человека, — тихо произнес отец. — И чего я добился? Я не вернул Катеньку и сам стал преступником. Каждую ночь он снился мне, каждую ночь просил не делать этого. Но разве могу я всё вернуть назад?
