— Видите, как хорошо, что вы рассказали мне эту историю, ваше сиятельство. Мало того, что я получила огромное удовольствие (рассказывать только ради этого, право, не стоило бы); главное, что теперь я настолько отчетливо представляю себе все детали этих ужасных подземных ходов, что никакой падле меня ни за что не прижучить, даже самой что ни на есть поганой-препоганой.
— Да уж, — отозвался князь.
— Одно только мне не совсем понятно, — продолжала Марина, — если говорить о деталях этого путешествия. Почему, спускаясь с высоты в сорок два метра, вы связали целых пять веревочных лестниц? Ведь и четырех за глаза хватило бы.
— Но четыре лестницы — это всего сорок метров, — возразил князь. — Как же остальные два?
— Но если вы поднимете руку, в вас как раз будет два метра, — не сдавалась Марина. — Это значит, от нижней ступеньки даже прыгать бы не пришлось. Вдобавок лестница должна была хоть немного вытянуться под собственным весом; коли так, она едва не достала бы земли.
— А если бы земля была ниже?
— Как ниже? ведь это прибор показал!
— А если прибор наврал, черт побери?
Марина раскрыла рот — да так и закрыла, не найдя уж что сказать на такой аргумент.
— Поразительная в тебе способность обламывать, — с досадой сказал князь. — Я весь выложился, рассказывая тебе по твоей же просьбе… эпитеты подбирал… Такие события! это достойно пера живописца — а ты о какой-то веревочной лестнице…
— Ваше сиятельство, — опешила Марина, — да разве вы не поняли, что я спросила о ней только затем, чтобы показать свою внимательность к спелеологическим подробностям, а не только к живописным картинам. Сказать по правде, мне до этой лестницы и дела нет… фу на нее! Конечно, самое огромное впечатление производят именно живописные картины; я же говорила вам, как на меня подействовала картина падающих камней. О, эти камни! я будто своими ушами слышала их грохот… а вам было очень больно, ваше сиятельство?
— Не помню, — буркнул князь. — Я был занят другим.
— Ну конечно, — вздохнула Марина, — это был шок… как я сразу не сообразила! Я смотрю, вы решительно не хотите говорить со мной о ваших ногах. Но все-таки вы легко отделались, ваше сиятельство! Если судить по темпам вашего выздоровления, у вас было несколько переломов, скорее всего закрытых; а я как представлю себе эти страшные камни, так сразу и возникает мысль о гангрене и ампутации. Глупо, не правда ли?
Князь молчал.
— Но что восхищает, — продолжала Марина, — так это ваше умение выстроить сюжет: каждое действие завершается катастрофой, притом тяжесть повреждений от раза к разу растет. Подумать только, горящая лава! Вначале, безусловно, глубокий ожог четвертой степени, хотя трудно сказать, «а» или «б»… да и что потом, понять трудно. Отчего же все-таки умер этот Иванов? — произнесла она задумчиво. — Вы, конечно, думаете, что от ожога… это логично, так как повреждено не менее шестидесяти процентов поверхности тела; однако не стоит пренебрегать и другими причинами: к примеру, при падении мог быть сломан шейный позвонок… во всяком случае, тот факт, что он не отполз в сторону, а корчился прямо под горячей струей, косвенно свидетельствует о нарушении функций опорно-двигательного аппарата. Наконец, будучи полностью, как вы говорите, поглощен лавой, он мог умереть от асфиксии, ваше сиятельство.
Князь продолжал молчать.
— Что бы я заведомо исключила, так это чисто механические повреждения, нанесенные лавой, поскольку она, по вашим словам, опускалась медленно, — заспешила закончить Марина свою мысль, — а также смерть от сдавления грудной клетки (а то и черепа) под весом лавы. Сдавление, конечно, могло наступить и в результате отвердевания лавы (если при отвердевании уменьшается ее объем), но вряд ли оно было причиной смерти, так как он к этому моменту наверняка умер по одной из уже перечисленных мною причин.
— Слушая столь дурацкие реплики, я начинаю задумываться о многом, — сказал князь. — Признайся, что ты шутишь; я понимаю, чувство юмора у медсестры может быть своеобразно… да и закончим этот дурной разговор.
— Отнюдь, ваше сиятельство, — сказала Марина, проявляя недоумение и некоторый даже испуг, — я просто пытаюсь воссоздать ход мысли патологоанатома. Ведь это не хухры-мухры… это, что ни говорите, труп! а раз так… Скажите, а его вообще-то нашли? откопали?
— Хм, — сказал князь. — Насколько я знаю, нет.
— А вас вызывали в милицию? Поймите правильно, ваше сиятельство, — опять заторопилась Марина, — всем нам будет не очень-то хорошо, если придет участковый (терпеть не могу участковых, кстати говоря), и выяснится, что я заняла квартиру человека, умершего в день своего завещания. Впрочем, — заметила она, как бы раздумывая вслух, — если не пришли до этого, то теперь уж вряд ли придут… значит, и впрямь не откопали. Однако чтобы переоформить квартиру на клуб, нужно дать ход завещанию; а чтоб дать ход завещанию, нужна справка о смерти; а поскольку смерти как таковой не зарегистрировано, ее можно лишь признать в судебном порядке по факту пропажи без вести. Это я точно знаю, ваше сиятельство! было время, я немножко изучала законы…
— Мария, — спросил князь, прямо глядя на нее, — что ты хочешь сказать? Ты можешь выражаться человеческим языком, без околичностей?
— Могу, ваше сиятельство, — сконфуженно кивнула Марина головой и потупилась. — На основании чего я буду проживать в этой квартире? У меня даже прописка в Москве временная… дали, можно сказать, в порядке исключения, и то потому что дефицит медсестер.
— Хм, — сказал князь.
— А если совсем честно, то на личном контакте моей коллеги, старшей медсестры, — добавила Марина совсем уж жалким тоном. — А вы говорите, уйти из больницы! Значит, потерять прописку по общежитию; и даже если мне на какое-то время ее сохранят, все равно я не имею право фактически проживать в другом месте.
— Чушь какая-то, — буркнул князь.
— Вовсе не чушь, ваше сиятельство! я своими глазами читала правила регистрации, даже и исправленные по решению Конституционного Суда. Вот если б я была москвичкой, то да, где хочешь, там фактически и живи; но я, к сожалению, из Китежской области… уж не знаю, как Жанна д’Арк устраивалась в Париже, а насчет меня сомнений не может быть. Раньше, изволите видеть, было два режима существования: постоянная прописка и временная прописка; с постоянной все понятно, а временная давалась на разные сроки в зависимости от обстоятельств. Теперь же постоянную прописку переименовали в регистрацию по месту жительства, а временную прописку — в регистрацию по месту пребывания; и ежели бы просто переименовали, страху бы не было; да только ее не просто переименовали, а этак незаметно добавили еще один вид, а именно временную регистрацию по месту жительства. На первый взгляд это словесный абсурд: с одной стороны, как регистрация по месту жительства, она лишь переименованная постоянная прописка, а с другой стороны добавлено слово «временная»; вот и не понять — временная она или постоянная? К моему несчастью, именно так регистрируют тех, кто в том же положении, что и я, то есть обитателей общежитий; про нас в правилах написано самым мутным языком. Уж конечно, такое неопределенное положение не по мне; потому-то я, посещая эту квартиру в Крылатском и иногда даже оставаясь там ночевать, не могла не пойти в милицию и не выяснить фактического порядка. Там-то мне и сказали (по-дружески, между прочим), что в случаях временной регистрации, уж не важно, по месту пребывания или жительства, разрешается проживать только по адресу этой самой регистрации. А теперь представьте, если меня и из общежития выпишут… ну и что же, что приняли на работу в клуб? Кстати, клубу тоже не поздоровится; принимать на работу без какой-никакой регистрации запрещено… а еще я слышала (правда, не проверяла), что за право оформить иногороднего спеца тоже нужно заплатить в мэрию, и немалую сумму.
