— Я помню ваше на глаз, но я не смогу отмерить сто восемьдесят грамм муки на глаз.
— Да сейчас будет просто в глаз. Тебе, Полина, в глаз. Вот этой самой картофелиной. Выбирай в левый или правый?
— Вы знаете, что мой папа сделает с вами, если вы хоть как-нибудь меня травмируете?
— Вот в этом и загвоздка, Полина, тебя не били в детстве. А надо бы. Вот меня бывало била по заднице мама, и за ухо таскала, и в угол ставила, — медленно проговариваю я, подходя к Полине. — И вот, как видишь, вышел толк.
— На самом деле это заблуждение, все можно решить разговорами без применения физической силы.
— Закрой рот и три масло. Быстро. Дальше сыпь все компоненты на глаз. Считаю до двадцати. Не сделаешь этого — я привяжу твои руки к изголовью кровати и трахну без справки и презерватива. И помечу всю. И не уриной, если ты не поняла. Потом трахну второй раз и третий, как только силушка богатырская вновь прибудет. И до утра ты будешь привязанная, чтобы все впиталось, и ванная с хлоргексидином тебя не спасет.
— Я часто читала, что мужчины любят таким образом метить женщину. Особенно на лицо. Вам тоже такое нравится? — быстро натерев на терку масло, с неподдельным любопытством интересуется Полина, чем, откровенно говоря, приводит меня в ступор.
— Узнаешь через несколько недель, — после секундной заминки выдаю я. — Хотя, скорее позже. Сей клинический случай требует тщательного медицинского обследования. Яйца.
— Яйца?
— Яйца. Думаю ты должна их вымыть. Точнее его, — Полина долго смотрит мне в глаза, а потом опускает голову вниз.
— Тьфу ты, вы о тесте что ли?
— А о чем еще?!
— Я думала вы про свои яйца. Вы их уж сами как-нибудь натирайте до блеска, а куриное яйцо я мыть не буду. Бессмысленно. Сальмонелла все равно уничтожится. Если мне не изменяет память, достаточно семидесяти градусов и шестидесяти секунд. Если таковая вообще имеется в нашем яичке, — секунда и Полина разбивает яйцо в миску.
Подходит к раковине, выбрасывает скорлупу в мусорное ведро и моет руки. Быстро возвращается к столу и продолжает закидывать оставшиеся ингредиенты. Правда на муке все же происходит заминка.
— Держи кружку. Здесь двести пятьдесят миллилитров. Насыпь на глаз двести.
— Сто восемьдесят.
— Да хоть двести пятьдесят.
Полина насыпает муку и начинает замешивать тесто.
— В принципе да — несложное тесто.
— Ага. Только ты его еще не вымесила. Так, чтобы оно стало мягким.
— А мягкое по десятибалльной шкале это сколько?
— Ммм… сейчас точно скажу.
Подношу ладонь к ее заднице и совершенно не боясь, что Полина двинет мне чем-то в ответ, начинаю мять ладонью ее ягодицу.
— Как твоя булочка, Полиночка. Да, точно, как твоя славная попа, — шепчу ей в ухо и отстраняюсь от нее.
Подливаю в ее бокал вино и сам подношу к ее губам. И, как ни странно, она отпивает глоток.
— Может хватит мять тесто? — смотря прямо мне в глаза, интересуется Полина.
— Думаю, да. Давай его быстренько раскатаем.
Вместо «раскатаем», получилось раскатай Алмазов. Но в целом, я был не против такого развития событий, учитывая то, что Полина ухватилась за бокал и, попивая оттуда вино, наблюдала за моими действиями.
— У вас хорошо получается. У моей мамы тоже хорошо получается.
— И у брата.
— Ну он повар, ему положено.
— И у сестер хорошо получается?
— Ага. Только у меня нет. Вы это хотели сказать?
— Это ты только что сказала.
— Вы думаете я не знаю, что вы делаете? — отпивая вино и, улыбаясь лучезарной улыбкой, выдает Полина.
— Я раскатываю тесто.
— У меня нет никакой патологии и озвученного вами ОКР. Я много о нем читала. Но у меня его нет. Каюсь, я даже приходила к сестре, чтобы никто не знал.
— Это которая психолог?
— Ага, Маша.
— И что она сказала?
— Подтвердила, что у меня его нет. А знаете почему?
— Почему?
— Потому что любопытной Варваре на базаре член оторвали.
— Вообще-то нос, — улыбаясь, произношу я.
— Вообще-то и вы не Варвара, Сергей Александрович. Хватит уже раскатывать тесто.
— Точно, — подтверждаю я. — Теперь бери обрезанные головки сыра, самым нижним клади тот, у которого осталась корочка с одной стороны. Складывай горкой и заворачивай сыр в тесто.
— Ааа… у нас будет фондю, а макать мы туда будем запеченный картофель?
— Точно.
— Мне это нравится.
— Я рад, что тебе хоть что-то нравится.
Уступаю место Полине, которая усердно принимается заворачивать сыр в тесто.
— Полин, а ты всегда была такой?
— Какой?
— Ну хотя бы помешанной на чистоте.
— Я не помешана на ней. Я просто люблю чистые руки.
— И все же. Всегда?
— Нет, не всегда. Ну все, я завернула? Кладем картофель на противень? — смотря на меня в упор, интересуется Полина, при этот отпивает очередной глоток вина. И что самое удивительное — руки после теста не вымыла. И да, ей понадобится значительно меньше алкоголя, чтобы развязать язык.
— Да. И поливаем оливковым маслом. Ну и посыпь прованскими травами. Специи в полке над вытяжкой. Ну так что там, когда тебя переклинило? — после незначительной паузы, во время которой Полина без труда нашла нужные специи, совсем неделикатно продолжил я.
— Меня не клинило. Просто однажды я сделала не очень хорошую вещь.
— Какую?
— На сколько ставить градусов? — убью сейчас на хрен! — Ну?
— Сто двадцать. Ну?!
— На какой уровень?
— На любой. Пусть будет средний, — несдержанно бросаю я.
— Лет в пятнадцать я впервые осталась одна дома и… пошла в Макдональдс.
— И?
— Купила картошки фри и несколько гамбургеров. Ну и съела их по пути домой… грязными руками. Но тогда я об этом не думала. А потом слегла… думала, что умру. Так плохо мне никогда не было. Вот, — задумчиво произносит Полина. — Поэтому надо тщательнее мыть руки. Вот и все.
Понимаю, что не все, но выпила Полина мало, чтобы рассказать все. Поэтому, недолго думая, беру наши бокалы и бутылку с вином и подгоняю Полину в гостиную.
Глава 19
Еще пару часов назад, я не мог представить, что мы будем спокойно сидеть на диване с бокалом вина в полной тишине, при этом рассматривая друг друга совершенно не стесняясь. Я видел Полину столь близко не один раз, ничего нового по сути в ее внешности я не замечаю. Все такое же хорошенькое кукольное лицо, как и при первой встрече в баре, правда, в данный момент, к счастью, на ее глазах нет тех жутких стрелок. Да и вообще в целом сейчас на ней почти нет штукатурки. На это как минимум указывают порозовевшие щеки и чуть красный кончик носа, который Полина постоянно норовит потрогать. Смешная она при всей своей строгости и занудности. Я бы сказал забавная. И уже под градусом, что в принципе немудрено, учитывая ее вес и то, что последний раз она ела на пляже, о чем сама и проболталась. Ну и не надо забывать про то, что с моей помощью ее бокал не пустует. И я понимаю, что еще немного и открою вторую бутылку… просто, потому что случай тяжелый. Совесть? Не страшно, я пришел с ней к компромиссу.
И несмотря на то, что ничего нового в ее внешности сейчас я не замечаю, наблюдать за Полиной очень приятно, в особенности смотреть за тем, как она облизывает губы после вина.
— Вы странный, — неожиданно нарушает затянувшееся, но вполне себе приятное молчание.
— Я странный? Ты местоимение не перепутала?
— Вы, — уверенно произносит Полина. Допивает вино и аккуратно ставит бокал на столик. — Можно у вас вымыть ноги? — было бы у меня во рту вино — подавился. — В смысле ступни. Мне бы хотелось забраться на диван с ногами. Люблю под попу ноги подкладывать. Знаю, что это вредно, но частенько позволяю себе эту нехорошую привычку.
— Можно не мыть ноги, разрешаю так, — впервые за весь вечер и я выпиваю залпом содержимое бокала. Хоть стой, хоть падай. Ноги, блин, она мыть собралась.
