— У тебя удивительная самоотдача, Радмила, — в который раз хвалила меня за досрочно выполненное задание Пелагея, — молодец! Тогда вот тебе еще задание.
И я летела на крылья вдохновения выполнять все то, что меня просят и не могла нарадоваться. Вы спросите чему? Ну, как минимум, потому что меня больше не обижают, в какой-то мере, ценят, я больше не пустое место в этом мире, я что-то, да могу и нет вокруг меня, разъедающего душу, страха. После всего того, что я пережила я научилась ценить вот это все тихое, мирское, но такое нужное мне спокойствие.
А в пятницу, спустя три рабочих дня, на мой телефон неожиданно пришло сообщение от Стаса. Да-да, я подписала его просто «Стас». Ну, могу себе позволить, между прочим. Да и никто не увидит, что я допустила себе такие вольности в своем гаджете.
«Спускайся на парковку через десять минут. Пелагея в курсе.»
В курсе чего? Зачем на парковку? Перевела взгляд на часы. Обед закончился, но до конца рабочего дня еще далеко. Что в этот раз меня ждет?
А сама, незаметно для себя, разволновалась, даже дыхание участилось от неожиданной перспективы опять встретиться с ним. Потрясла руками в воздухе, пытаясь успокоиться, но что-то как-то не выходило у меня, от слова «совсем».
Блин, я просто волнуюсь! Вот! А кто не волнуется, если начальство вызывает «на ковер»? Ну правильно же?
Ну все, Рада, встала и пошла. Походка от бедра, нога одна пишет, другая зачеркивает и отставить нервы, чай не кисейная барышня.
В лифт вошла и судорожно поправила растрепавшийся высокий хвост каштановых волос. Синие глаза смотрели на меня в отражении боязливо и недоверчиво. Расстегнула пару пуговиц поло, затем опять застегнула, а в итоге, разозлилась на себя еще больше и вообще отвернулась от зеркала. У-у-у, размазня!
Выйдя из лифта, я встретилась взглядом с карим прищуром его глаз, а предательское сердце тут же пропустило удар.
Ну почему так? Нельзя мне опять в это болото, ох, нельзя!
— Привет, — тихо, почти шёпотом поприветствовал меня Стас, когда я подошла ближе.
— Здравствуй, — обращение по имени намеренно опустила, ибо меня опять оплела дикая неловкость рядом с ним.
— Прыгай в машину, поедем на стройку, — сказал и открыл мне дверку авто.
Я послушна села, а сама стала гадать куда именно он намерен меня отвезти. Действующих-то строек у него ого-го сколько.
— Мы поедем центр, а потом в Раменки, — кинул мне подсказку Ярский.
— «Рикард» и «Жемчужина»? — быстро сориентировалась я в названиях текущих объектов.
— Смотрю, ты уже в теме? — удивленно поднял брови Стас.
— Так они на главном стенде мне целыми днями глаза мозолят. Конечно! — и улыбнулась.
И опять это ощущение, как мне с ним легко и свободно, пара слов и стеснение рассеялось, как дым.
— Ты сейчас работаешь над подобными объектами, хочу, чтобы ты напиталась духом стройки, увидела, как с бумаги и электронных носителей, сооружения прорастают и в Земле.
— Да ты поэт, — усмехнулась я.
— Не без этого, — рассмеялся мужчина.
Апартаменты «Рикард» представляли собой эдакий типичный парижский домик, с панорамными окнами и открытыми террасами. Красиво, дорого, элитарно.
— Отделочники здесь должны были приступить к чистовой еще на прошлой неделе, сейчас посмотрим, что у них получается, — мы запарковались за ограждением, затем получили свои защитные каски и зашагали в сторону основного входа.
Время пролетело незаметно, я удивленно смотрела по сторонам, замечая, как уважительно, с почтением работники обращаются к Ярскому. А еще я поняла, что никто из его коллег не таращится на его шрамы, не кривится и не отводит боязливо взгляда. Да, в первый раз тебя они шокируют, но потом ты напрочь забываешь об их существовании или просто игнорируешь их присутствие. И всему виной необыкновенное обаяние Ярского.
Он не был угрюмым или закрытым человеком, как описывала его мать. Наоборот, он выглядел довольным жизнью. Абсолютно.
Хотя, почему бы ему быть другим, если у него есть все, что он только может пожелать в этом мире?
В Раменках строился целый новый микрорайон: несколько жилых высоток, детский сад, школа, торговые площади и внутренний парк для прогулок и детских площадок.
Здесь мы задержались, а поднявшись на шестой, недостроенной этаж «свечки», молча уставились на оранжевые лучи заходящего солнца. Это потом я буду анализировать происходящее, а в эту самую минуту могла думать только о красоте заката и мужчине, что стоял за моей спиной.
— Зачем мы здесь? — спросила я и обернулась к Ярскому.
Он долго и пристально смотрел на меня, будто что-то решал для себя в своей буйной голове и хмурился. А еще я заметила, что мужчина был взволнован, он тяжело и часто дышал, переводил взгляд на свои, сжатые в кулаки, руки и даже, кажется, вздыхал.
— Стас? — я начала уже немного нервничать в ответ на его странное поведение, но тут начальник вдруг широко улыбнулся и взял меня за руку.
— Пойдем, Рада, я сюда забрался просто посмотреть и покайфовать. Это же все мое, родное, — и не отпуская меня из захвата двинулся в сторону лестничного пролета. Так мы и спустились рука об руку вниз, так же дошли и до автомобиля. Меня напрягала эта близость, но я, в который раз, постеснялась сказать ему об этом.
Мы сели в автомобиль и синхронно посмотрели друг другу в глаза, я тут же смутилась и отвернулась. Но Ярский, выехав за ограждение строительной площадки, вдруг снова остановился и замолчал.
— Почему мы не едем? — спросила я, не выдержав непонятного напряжения между нами.
— Ждем, — сухо ответил Стас.
— Ясно, — не нашлась я что ответить.
— Ну, ты же не согласилась бы пойти со мной в ресторан на ужин, пришлось вот импровизировать на ходу, — и опять эта его мальчишеская, белозубая улыбка.
На мой недоуменный взгляд, Ярский только поиграл бровями и вышел из авто, а я обернулась посмотреть куда он направился и увидела, что Стас получает большие картонные коробки от курьера, облаченного во все желтое и с огромным рюкзаком за спиной. Ах вот оно что! Пицца!
Я не смогла скрыть улыбки и продолжала это делать даже когда Стас вернулся в салон со своим заказом.
— Ну, что скажешь? Годится ужин?
— Годится, — и тут же захлебнулась слюной, так как коробки источали просто восхитительный аромат выпечки и поджаристой начинки.
Не сговариваясь, мы принялись тут же, в салоне, поедать безумно вкусную пиццу.
— М-м-м…, — прикрыл в блаженстве глаза Стас, — это моя любимая, обожаю остроту и жгучий красный перец. Уф!
— А я люблю с грибами, — с набитым ртом прошамкала я.
— Я знаю, — тепло улыбнулся Ярский.
— Что? — удивилась и напряглась я.
— Теперь знаю, вон как уплетаешь, за ушами аж трещит, — то ли выкрутился мужчина, то ли правду сказал. Ай, ладно, я подумаю над этим завтра.
— А это что? — спросила я, указывая на оранжевую жидкость в маленькой баночке.
— Острое масло.
— С ума сойти, там, и халапеньо, и чили, еще и острое масло сверху? — в ужасе уставилась я на мужчину, — Как ты это ешь?
— Попробуй! — протянул он мне баночку.
— Да не буду я…
— Попробуй, — настаивал Стас и я сдалась. Макнула кусочек в масло и осторожно откусила.
— М-м-м, — закивала я головой.
— Я ж говорил, — самодовольно выдал Ярский.
Покончив с едой, мы отправились в сторону моего дома. И опять было так спокойно и хорошо, так правильно рядом с ним. Музыка, ветер в окно, последние лучики небесного светила, теплый летний вечер. Такой идеальный конец дня для меня. Только вот от чего так? Неужели ли от того, что этот вечер я провела рядом с ним? Ну, ерунда же!
И вот он мой обшарпанный подъезд, забитая урна и раскуроченная лавочка, а я не хочу выходить. Я хочу еще колесить по Москве и смотреть на его крепкие, красивые руки и длинные ухоженные пальцы и гадать, как здорово бы было, если…
Так стоп! А ну угомонись, несчастная!
— Спасибо за экскурсию и ужин, Стас, было здорово, — выпалила я, хватаясь рукой за ручку открывания двери.
