— Она стала моим талисманом. Я менял дома, квартиры, но эту фотографию везде таскал с собой. У меня всё наладилось. В какой-то момент мне стало интересно, что ещё делает этот фотограф. Нашёл тебя. Оказалось, все твои выставочные снимки изумительны. Я ещё тогда не знал, как ты выглядишь. Не знал, кто ты. Просто имя и фамилия на этикетке в углу рамки.
Адам усмехается.
— Я представлял тебя женщиной лет пятидесяти пяти с крутым мужем-банкиром, тремя взрослыми детьми, собакой лабрадором и дачей на берегу моря с целым садом пышных разноцветных роз. Что ты в соломенной шляпке ходишь, подрезаешь розы и планируешь новую поездку в горы, где можно будет встречать с фотоаппаратом рассветы.
Он резко встаёт, отходит к стене с другой фотографией — той самой, где горный рассвет. А ведь именно её я считаю самой крутой из всех своих.
Похоже, что Адам того же мнения.
— Фотографии твоего авторства появлялись крайне редко, — продолжает он более чётким голосом. — Мне стало интересно, почему. Явный талант. Я богатый человек. Захотел выяснить. Вдруг проблемы, и я смогу денежно помочь.
Он оборачивается и смотрит мне прямо в глаза.
— Год назад, Вика, я впервые увидел тебя на выставке, — говорит он, — и после этого ты стала моим наваждением. Ненавидел себя. Знал, что не имею права вмешиваться. Что ничего не могу тебе предложить толкового, нормального. И не мог справиться с собой.
На его лице появляется зловещая усмешка, и мне становится не по себе.
— Я же с информацией работаю, — медленно говорит он. — Я знал о тебе всё. Даже об отчиме, о том, что ты девственница, сторонишься мужчин. И работаешь как проклятая.
Я делаю глубокий вдох, обхватываю себя за плечи. Но не могу отвести взгляд от синих глаз, на дне которых плещется бездна.
— Для меня ты была ангелом, Вика, — тихо говорит он. — Ты стала смыслом. Тем, что хотелось беречь, оберегать. Я держался подальше, чтобы не разрушить твою жизнь, потому что ты как никто заслуживаешь нормальной жизни. И при этом не мог не следить. Надо было отступиться. Но уже всё. Точка невозврата была пройдена.
Не отрывая от меня взгляда, он продолжает, заставляя меня холодеть с каждым словом:
— Ты видела Григория в торговом центре. С Аней. Это мой старый деловой партнёр. Он меня предал, мы поделили бизнес, остались ключевые ресурсы, на которые он не смог положить лапу. Они ему нужны. И он нашёл способ меня прижать. Тобой.
Я растираю лицо ладонями, пытаясь совместить его слова с тем, что я знаю.
— Я не очень понимаю… — начинаю было я, но Адам перебивает.
— Вика. До нашей встречи на аукционе я полгода вывозил здоровущий контракт. Там была война не на жизнь, а на смерть. Международная. Короче, чудовищные ресурсы, влиятельнейшие люди и прочее. Не суть.
Адам не отрывает от меня взгляда, его лицо становится похожим на маску.
— В тот день я был в крайней степени задолбанности. Я побеждал в длинной войне, оставалось немного. И тут ко мне является Григорий. Мы до сих пор в некоторых сферах вынуждены сотрудничать. В общем, он показал мне твою фотографию со словами «смотри, какая девочка продала себя на аукцион, решила срубить бабла, ты таким не интересуешься, но я её для тебя забронировал, ты же любишь рыженьких, вдруг всё-таки понравится, если нет, себе оставлю».
Я ахаю и прижимаю пальцы к губам.
— Я не поверил, — также холодно и бесстрастно говорит он, — поэтому проверил. Много раз. По всем каналам. Всё говорило о том, что молодая и талантливая девушка почувствовала вкус к большим деньгам на премиум-заказах, и решила разом обеспечить себе достойную жизнь.
Адам оглядывает фотографии на стенах.
— Всё было сделано безупречно, Вика. Безупречно. Я повёлся. Решил, что ты и в самом деле так решила, — пожимает плечами. — Жизнь штука такая. В общем, я решил закончить все дела и свалить в отпуск. Ускорился. Победил в войне. Финальные сделки проходили в том клубе. Всё закончилось. Григорий сказал, что это была славная победа, и я имею право на трофей. Мы же были союзниками. И провёл меня по коридору клуба, показав на открытую дверь.
Адам подходит ко мне, садится на пол рядом со мной.
Я в полном шоке, не знаю, что думать, как реагировать.
Просто смотрю на него.
— Я когда увидел тебя там… — усмехается он. — В подранной одежде. Эти твои глазищи на весь экран, и бугай руки распускает, у меня просто крышу сорвало. Подумал всё. Плевать, какая ты продажная и потенциальная дрянь, если решила продать свою девственность, прошла все эти проверки, значит, пусть так. Заберу себе. Если кто и тронет тебя, то это буду я.
45. Разрешение
Я в полной прострации.
В который уже раз.
Поднимаю глаза на Адама. Сидит рядом. Здоровенный такой. Красивый. Губы поджаты, желваки катаются, сам в пол смотрит.
Молчу. Рассматриваю его.
Он протягивает руку, подносит к моим пальцам, задерживает её над моей рукой, не касаясь. Вскидывает взгляд на меня.
Молчу. Но и руку не одёргиваю.
Берёт мои пальцы, они утопают в двух его широких ладонях. Поглаживает мою руку, рассматривает.
Глубоко дышу.
Молчу.
И он молчит.
Не знаю, сколько мы так просидели.
Но… как бы мне не хотелось, я не нашла в себе сил убрать свою руку из его ладоней.
Не нашла. Потому что… Да ладно, Вика, признайся себе уже наконец, ты хочешь, чтобы он и дальше вот так же трепетно держал твою руку в своей руке, осторожно поглаживая пальцы.
— А дальше? — севшим изломанным голосом спрашиваю я.
Адам вскидывает на меня взгляд. Приподнимает брови, пожимая плечом.
— После аукциона? Смотрел на тебя в моей машине, — отвечает он. — Пытался совместить в голове две реальности: моего рыжеволосого ангела и продажную девку.
Меня передёрнуло, и он крепче сжал мою руку.
— А потом, в машине, ты заговорила со мной, — Адам смотрит мне прямо в глаза. — Реальности никак не совмещались. Но ты уже была рядом. Такая близкая. Такая желанная…
От тона его голоса закусываю губу, он опускает на мои губы взгляд, я краснею ещё больше. Адам целует мои пальцы и, явно успокоившись, продолжает говорить.
— Я снова запустил целый каскад проверок с упором на твоё окружение, — говорит он. — Пока ты спала. Смотрел на тебя спящую. Сам дико хотел спать, но мне было нельзя, дела были ещё не закончены, в общем…
Смотрит на меня пристально.
— Я не снимаю с себя вины за то, как поступал с тобой поначалу. Мне нужно было дождаться проверок этой твоей Аньки, собственно, нужно было бы и подождать всего-то полчаса или час. В машине… меня сорвало с катушек нахрен. Ты позволила себя потрогать. Ты смотрела на меня с желанием, я видел, я явно тебе нравился. А потом я тебя ещё и поцеловал…
На его лице появляется мечтательное выражение.
— Нежная рыжеволосая красавица в подранной одежде, с умопомрачительной обнажённой грудью, испуганно и страстно отвечающая на поцелуй. У меня просто крышу сорвало. С корнем. Напрочь. Насовсем. И я до сих пор её не вернул на место. И вряд ли когда-нибудь верну.
— Поэтому нагнул меня на багажнике? — почему-то вдруг улыбаюсь я.
Адам внезапно отвечает мне широкой мальчишеской улыбкой.
— Ага, — кивает он довольно. — Какая ты отзывчивая, жесть просто. Перепуганная, но всё равно течёшь и откликаешься. Да я тебе сразу, с первого взгляда до одури понравился, это было очевидно.
Он разводит руками.
— Возможно, будь я в меньшей степени задолбанности и бешенства от всего происходящего… у нас началось бы помягче, — усмехается Адам, — возможно, даже, по-нормальному. Но я всё равно ни о чём не жалею, Вика. Слишком велик был бы шанс, что я так бы и ходил вокруг, не решаясь тебя, такую неземную, тронуть. Мне, конечно, жаль, что у тебя, по твоему выражению, мозги всмятку, но мои мозги от тебя всмятку совершенно определённо давно и прочно, причём без шансов на восстановление. Не знаю как, но с этим придётся нам как-то теперь жить.
Я прикрываю глаза. Всё это слишком. Значит, стечение обстоятельств. Меня закрутило в водоворот, потому что когда-то одному опасному синеглазому богатею понравилась сделанная мною фотография, а затем и я. А потом другой опасный богатей решил использовать меня против синеглазого. Свезло так свезло.
