И все бы ничего, если бы я не нашел хозяйку… в свадебном платье. Я замер на пороге, не сводя глаз с ее сшитого по последней моде туалета, и пытаясь понять, что здесь происходит. Дана крутанулась вокруг своей оси и посмотрела мне в глаза.
— Ну как?
— Прекрасно.
Она хлопнула в ладоши и снова уставилась в зеркало.
— Меня не полнит? Такая ужасная мода сейчас в Париже. Вот бы оказаться в Древней Греции. Что скажешь?
Я осторожно поставил саквояж в кресло, скинул плащ и шляпу и закрыл за собой дверь.
— Скажу, что совсем без одежды тебе было бы еще лучше.
Она бросила на меня кокетливый взгляд, но через мгновение вернулась к зеркалу. Я скрестил руки перед собой. Возможно, чтобы заставить себя оставаться на месте.
— Я тоже так думаю. Но, увы, не в этом обществе. Не в это время. Убеждена, что когда-нибудь в моде будет минимум одежды.
— И наступит твоя эра.
Она рассмеялась и посмотрела мне в глаза.
— Ну, Киллиан, зачем пришел на этот раз?
Я нахмурился.
— По поручению Винсента. — Я достал письмо с портретом. — Он попросил передать тебе это.
Дана замерла. Взяла бумаги в руку. Положила портрет на туалетный столик, а письмо протянула мне, надув губы.
— Прочти.
— Что?!
— Я непонятно говорю? Или ты забыл французский? Киллиан, прочти письмо вслух. — Она протягивала мне конверт. — Ну, пожаааалуйста?
Я принял бумагу. Снова играет. Как всегда. Играет чувствами всех без исключения. Надо ли мне знать, что там?
— «Дана. Хочется верить, что ты до сих пор живешь в нашем парижском доме и это письмо. Хотя я не уверен, что хочу этого», — начал я, чувствуя себя более чем паршиво.
Знакомый каллиграфически аккуратный подчерк Винсента. Знакомые выражения. Я прочитал письмо до конца, стараясь не вникать в его суть, и поднял глаза на Дану. Она приводила волосы в порядок, внимательно глядя на себя в зеркало.
— Все?
— Да. — Я сложил бумагу и вложил ее обратно в конверт. Винсент был мудр. Еще очень молод. Но мудр. Он знал, что мог сказать ей сейчас, когда для него надежды не было. Или была?
— Оставишь себе письмо. Или отдашь обратно.
— Ты ответишь?
— Нет. Зачем мне это надо, по-твоему?
— Дана….
— Скажи, что у меня красивое платье!
Я бросил письмо в кресло и в два шага пресек комнату. Схватил ее за запястье и заставил посмотреть себе в глаза.
— Очень. Но оно свадебное.
Она рассмеялась, не пожелав отстраниться. Кокетливо наклонила голову набок, казалось, еще мгновение — и она подастся вперед, чтобы меня поцеловать. Чертовка.
— Потому что я выхожу замуж, дурачок.
Я отпустил ее и отвернулся.
— В таком случае, я точно не вовремя. Отвлекать счастливую невесту…
Дана рассмеялась и взяла меня за руку. Я вздрогнул. Лучше бы она меня не касалась. Держать себя в руках было сложно… очень сложно. Еще слишком живы воспоминания о пережитом.
— Счастливую невесту? Со смертным? Киллиан, о чем ты думаешь?
Я взял ее за плечи, освободив руку. Наклонился к ее уху, почувствовав, как уже знакомая дрожь бежит по ее телу, постепенно затапливая Амазонку с головой.
— О чем я думаю, Дана? О тебе.
Внутри поднималась волна. Казалось, что все, что я сдерживал в себе с момента, как уехал к Винсенту, прорвало плотину, и вырвалось наружу. Возможно, я вел себя не так, как всегда, но мне было плевать.
— Даже так, Киллиан? — Она опасно прищурилась. Уперлась руками мне в грудь. — И о чем же ты думаешь?
— О том, что ты обещала оторвать мне голову, если я скажу, что тебя не хочу.
Наконец-то! Ее дыхание сбилось. Дана немного отклонилась назад, открыв мне шею. А у меня закончились силы. Я сдался, приняв тот факт, что бороться с собой больше просто не могу. Я прикоснулся губами к ее коже, понимая, что безумно соскучился. По ней. По ее запаху. По этой дикой необузданности, по терпкому вкусу вседозволенности, свободы, которые окружали ее. И я хотел перейти еще одну грань. Я хотел быть еще ближе…
Дана запустила пальцы мне в волосы.
— Ты ведь для этого приехал, да? А письмо — предлог?
— Думай, как хочешь, — прошептал я, целуя мочку ее уха. Выпрямился. — Что скажешь мне, Амазонка?
Она улыбнулась.
— Ты знаешь…
Киллиан
1875 год
Италия, озеро Аверно, резиденция Магистра
Знакомые стены, книги и тьма. То, что называю домом. То, где чувствую себя спокойно. Место, которое всегда в моем сердце. Мой кабинет, стол, бумаги. Дела. Привычная суета и размеренность времени. Жизнь, которой было задано направление пять тысяч лет назад. Или раньше? Может быть, все было предопределено еще до моего рождения, до моего обращения. До того мгновения, когда я впервые открыл глаза и увидел небо? До того, когда ты вышла из пещеры, вся в крови, маленькая девочка, которая выжила? Амазонка. Любимая, уважаемая. Та, которую боятся. Та, которую любят. Дэйна. Одно из любимых созданий своего отца…
Я вернулся домой, сделал все, что должен был сделать, но так и не смог выкинуть из головы надежду. Ты не давала мне ее. Но… Я думаю о том, что произошло, что мы чувствовали и говорили. О чем молчали. Удивлен, что с тобой можно молчать. Шли дни, сменяя друг друга. Я смотрел на рассветные солнечные лучи, почти не морщась. Ночи и работа выбивали из головы все лишнее, заставляя сконцентрироваться на насущном. Но стоило мне вернуться в свой кабинет и успокоиться… Раньше мне удавалось контролировать мысли и желания полностью. Сейчас, после встреч с тобой и того, что между нами было, думать ни о чем я не мог. Стоило расслабиться — и перед мысленным взором снова твой взгляд, и мне кажется, что я чувствую твои прикосновения.
Многие говорили тебе, как ты хороша, Дэйна. Кто-то ждал от тебя ответа, кто-то — понимания. Я не ждал ничего. И не жду. Я знаю, что ты не можешь понять меня или любого, кто занимался бы тем, чем вынужден заниматься я. Но я знаю, что ты умеешь любить. Ты не смотришь в душу, но так мягко обволакиваешь сердце, что я забываю обо всем рядом с тобой. Но никто не заставит меня произнести фразу «мы никогда не будем вместе». Надежда жива, пока жива ты. И что бы ни было дальше, я буду рядом.
Стоило держать себя в руках столько веков, чтобы сдаться за две встречи. Правда, о второй я до сих пор вспоминаю с дрожью. Что ты делаешь со мной, Дэйна? Только с тобой я полностью, абсолютно теряю контроль! Я лишаюсь наработанных устоев, только оказавшись рядом, когда мною начинают руководить древние инстинкты. Когда я бессознательно бросаюсь с головой в этот омут и не могу найти в себе сил не просто, чтобы остановиться — во мне нет даже намека на возможность замедлиться и передохнуть. Дэйна…
