Ощутимо вздрагивая, Яна ведет плечами, словно это поможет ей как кошке смахнуть с тела густую влагу. Нет, это не противно. Просто как-то на грани самых острых чувств. Уж точно Янка не назвала бы подобные действия со стороны Рагнарина очаровательными или же восхитительными. Но в то же время… Немыслимым путем приходит к заключению, что это, в каком-то смысле, сближает и роднит их.
Услышь он такие мысли, уж точно бы рассмеялся. Но он, хвала Аллаху, не слышит. И вместо этого, снова нависая над ее спиной, целует в плечо.
— Доброе утро, солнце.
Чувственная нега размывается окончательно.
— Доброе…
Матрас мягко пружинит, когда Денис поднимается.
— Я в душ. Присоединяйся.
И вот тогда на Шахину, словно темная туча на небо, наползает стыд.
Она, конечно же, не решается идти за Рагнариным в ярко освещенное помещение. Поэтому еще несколько десятков минут делает вид, что досыпает. Но даже после прохладного душа, который ей удается урвать позже, в полном одиночестве, когда, казалось бы, эмоции от произошедшего немного стихают, Яна все еще чувствует себя смущенной.
Благо, Денис ведет себя так же, как обычно.
Яна усмехается, наблюдая с верха лестницы, как он, стоя возле барной стойки, криворуко сооружает себе бутерброд с сыром. Хоть что-то у великого Северного не получается. Ну, никак. Это она уже знает.
— Вчера забыла сказать… Письма оставила в твоем кабинете, — спускаясь, машинально взбивает руками наэлектризованные и распушенные после сушки феном волосы.
— Спасибо, — благодарит Рагнарин, поднимая взгляд. — Вечером, как? Заеду за тобой? Сегодня буду до семи, наверное.
Она краснеет. Он спокойно отслеживает этот процесс.
Упираясь ладонями в барную стойку, Яна бездумно покачивает бедрами. Смотрит ему в глаза, потому что ей так хочется. Невзирая на стыд, отворачиваться от Дениса не желает.
— Я обещала Марине сегодня у нее остаться. Мы ведь потом долго не увидимся.
Рагнарину, вроде как, и возразить нечего. Сощурив глаза, рассматривает девушку. Понимает ее желание побыть перед каникулами с сестрой. А с другой стороны — уже не представляет, что делать без нее вечерами. Когда думает о том, что она уезжает на две недели — и вовсе не по себе становится. Взрослый же мужик… А нутро скручивает. Да так, что трогать все это нет сил.
— Хорошо. Только давай я тебя отвезу в Барвиху. Сейчас трафик перегружен. Не хочу, чтобы ты в такси тряслась.
— А ты что, по каким-то особым дорогам ездишь? — смеется Шахина.
— По воздуху, да, — произносит, прежде чем отпить из чашки кофе. — Янка, не доверяю я таксистам. Зима, снег, вся эта предновогодняя суета, машин много… Сама понимаешь.
— А, ты об этом! — откусывает от его бутерброда. Морщится, прижимая к губам пальцы. Тост пережаренный и холодный, сыр кислый и сухой. Масло отсутствует. Дожевывает, конечно, глядя ему в глаза. — Так меня Марина заберет прямо из универа. Она так всегда делает, — легко целует Дениса в уголок губ. — Хорошо? Ты не обидишься?
— Хорошо. Не обижусь. Но завтра ты моя.
— Я все время твоя.
— Хочется верить.
— Верь.
— Раз ты сегодня будешь занята, я к другу после работы заеду.
Он, вроде как, не спрашивает. Однако ставит в известность, и Яне это нравится. На душе вмиг как-то тепло и светло становится. Тянется к Денису руками. Обнимая, целует. Нежно, даже лениво. После ночного и утреннего марафона сил не хватает на большее, а все равно хочется. Бесконечно хочется к нему прикасаться. Не открывалась бы. Простояла бы с ним в единении целую вечность.
— Не хочу никуда, — озвучивает свои мысли, прижимаясь к его груди. — Дома с тобой хочу.
— Остаемся? — смеется Рагнарин.
— А ты можешь?
— Нет. Но хотел бы, Ян.
— Буду по тебе скучать! Поэтому не ругайся, если напишу тебе тысячу сообщений. Со стикерами, — дерзко играет бровями.
— Пожалуйста, только не стикеры, — притворно стонет Денис. — Не очень удобно, когда я открываю при подчиненных или посетителях сообщение, а там какие-то безумные коты и зайцы с сердечками.
— Ты открывай без них.
— Тогда твои сообщения долго будут висеть непрочитанными. Я же работаю, Ян.
— Ну, ладно. Постараюсь больше изъясняться словами.
Забывая о кофе и еде, стоят какое-то время неподвижно.
— Раг?
— Что, котенок?
— Ты же меня очень любишь?
— Понятное дело.
— Почему тогда так редко говоришь? Точнее, не говоришь, пока я не спрошу.
Денис хмурится. Оглаживая ее плечи ладонями, прижимается губами к виску.
— Не знаю, Ян. Наверное, не научен. Мне кажется, отношением больше сказать можно.
— Да… Но ты хоть иногда говори, — просит она. — Мне хочется, чтобы ты говорил. Я же женщина. Накручиваю себя.
— Интересно, как? — хмыкает.
— Думаю, может, мне показалось? Вдруг Денис меня не любит? Вдруг я сама к нему прилипла, а ему неудобно отлепить? Вдруг надоела?
— Сумасшедшая, — мягко выдыхает, касаясь губами ее переносицы.
— Любишь? — отстраняясь, снова заглядывает ему в глаза.
— Люблю, конечно.
— Очень сильно?
— Очень сильно.
— А я тебя вообще… — округляя глаза, набирает побольше воздуха. — Так сильно люблю, как никто и никогда!
— Приму к сведению.
Янка смеется, глядя ему в глаза. А он легонько ведет ладонью по ее щеке, трогает пальцами губы. Следит за тем, как она высовывает язык и шутливо проходится по подушечке его большого пальца.
Расширяет в изумлении глаза, когда Денис вздрагивает и прижимает ее бедрами к столешнице, но не комментирует.
— Пора выдвигаться, султанша. Не то опоздаем.
Возле университета, при толпе посторонних, она все еще стесняется его целовать. Сжимая крепкую мужскую ладонь, мягко ему улыбается.
Долго не может отвести взгляд.
Хотя еще не знает, что завтра между ними все будет разрушено.
Глава 20
Земля разбивается пополам…
© Земфира «Мы разбиваемся»
После занятий Яне неожиданно звонит по мессенджеру мать. Вещает так взбудоражено, что девушка не может разобрать содержание и найти в нем какой-то смысл. А родительница продолжает, мешая русский язык с турецким и даже вставляя несколько слов из английского.
— Мам, мам, помедленнее, пожалуйста. И на одном языке, — едва находит возможность вклиниться Яна.
Отходит к окну, подальше от потока валящей к выходу толпы.
— Узнаешь? Айна, ты понимаешь, где я нахожусь? — улыбка матери пропадает, она выводит изображение на основную камеру.
Люди. Очень много людей. Они перемещаются по обширному помещению, облицованному стеклом и хромированным металлом, в разных направлениях с чемоданами.
— Ты в аэропорту?
— Да!
— Что ты там делаешь?
Ответ матери вызывает у девушки конкретный ступор:
— Мы с Йигитом и тетей Барчин летим к тебе!
Этот радостный визг застревает в ее черепной коробке. Протяжным звоном бьет по стенкам. Простые и понятные слова не усваиваются.
— В каком смысле летите ко мне?
— Мы с отцом так решили, — тараторит Наталья, не замечая потерянности дочери. — Тетя Барчин никогда не видела Россию. Йигиту интересно посмотреть, как устроилась ты. А я просто соскучилась по дочерям и Москве! Проведем вместе время, погуляем, будем смотреть фильмы, болтать… Ну и все вместе полетим назад в Турцию. Так безопаснее для тебя.
— Но… Когда вы успели с билетами?
— А мы еще в начале октябре заказали. Очень выгодно взяли в обе стороны.
— Почему мне не говорили?
— Так это же сюрприз!
Сюрприз — так сюрприз. Янка от ужаса едва не теряет сознание. По голове ходят мысли и домыслы, картинки жуткого разоблачения… Искаженная яростью физиономия Йигита, убитое лицо отца, разочарование и боль в глазах матери…
Реакцию Дениса прочувствовать не удается. Сознание заполняет его красивое мужественное лицо, неотразимая улыбка, проницательный взгляд. Представляет его таким, каким привыкла лицезреть каждый день. Не может предугадать ничего сверх того, что уже видела.
