— Да… так… — я нервно сглотнула, не понимая, куда может привести этот разговор. — И в мыслях не было предавать страну, которая для меня столько сделала, повелитель.
— Тайный советник Мирт уверяет, что вы хвастались, будто у вас и ваших людей есть… как вы сказали?.. Много интересного? Про него и про короля? Вопрос первый: что вам известно? — мужчина подался чуть вперед, — Вопрос второй: кому еще вы передавали эти сведения?
Очень сложные вопросы, потому что ответов на них у меня нет. Зато теперь понятна истинная причина, по которой меня посадили в тюрьму, а теперь и притащили сюда. Мирт отчего-то поверил в мой спонтанный блеф. Король теперь считает, что я переметнулась на сторону Грира и теперь тоже «шпионка».
Забавно. Печально, конечно, но все равно забавно. Что бы сейчас ни сказала — хоть правду, хоть ложь, все ведет к тому, что мне конец.
— Почему же вы не спросите у герцога? — спросила севшим голосом.
— О, советник по иностранным делам отказался что-либо обсуждать с представителями власти, требовал своих юристов… Они, не имея возможности попасть к арестованному, атаковали парламент, лезли из всех щелей, — тон такой, будто правитель говорил о мерзких клопах, и рот его гадливо кривился, — приехали даже из-за границы. Мы не могли развязать ему язык простыми и действенными способами, это могло повлечь международный скандал.
— А теперь думаете, что мне сможете? — подняла хмурый взгляд.
— Конечно, — Айзек самодовольно задрал подбородок. — У нас заговорит даже немой! И не думайте, что кто-то придет к вам на помощь. Шон Мирт по моей просьбе при освобождении Грира сообщил ему, что теперь вы — наша. Герцог даже бровью не повел. Не знаю, для каких целей он вербовал вас, но, — монарх усмехнулся, — вы больше не нужны предателю. Он предал и вас.
Сердце застучало быстрее. Значит, Грир свободен? Надеюсь, он не причинит вреда Касии, если она, конечно, еще жива, и присмотрит за ней. В конце концов наемница теперь — часть его стаи… А что до того, что он не станет вызволять меня… Иного не ожидала. Надеяться всегда можно только на себя.
— Почему вы не арестуете предателя родины за само предательство? — не могла не задать этот вопрос, хотя ответ на него был яснее ясного: нет никакого «преступления против страны». С настоящими изменниками правительство на расправу скоро, и тем интереснее вопрос: как же Грир перешел дорогу главному человеку державы?
— Это дело государственной важности, я не собираюсь обсуждать его с кем-то вроде вас, — презрительно заметил король.
— Зачем же вы тогда пригласили меня в свой прелестный дворец, повелитель? — в голосе моем звучала неприкрытая ирония. Есть ли смысл лебезить, когда это не приносит никаких результатов?
— Чтобы дать шанс раскаяться. И, конечно, посмотреть на самую коварную тварь королевства, — ответил Айзек с издевкой. — Увидеть ее лживые глаза.
О, мой король, для этого вам достаточно просто взять в руки зеркало!
— За что такая честь? — усмехнулась, глядя на правителя прямым взглядом. — Даже не надеялась получить такой титул.
— Ваши руки испачканы в крови сотен достойнейших людей… — и добрая четверть из них лишилась жизни по приказам тайной службы, но кто же теперь об этом вспомнит, да? — А теперь вы спелись со своей жертвой, чтобы загубить страну.
А это и правда бред. Обвинить меня можно в чем угодно, но не в государственной измене.
— И как же я, чернь, — подчеркнула это слово, — могу загубить страну?
— Вы взялись защищать того, кого нужно сжить со света в интересах державы! — брови правителя нахмурились. — Из-за вас преступник вышел на свободу. Это предательство королевства!
— О, нет, я хотела вытащить его из тюрьмы, чтобы вернуться к первоначальному плану: женить на себе и прикончить!
— НЕТ НИКАКОГО ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ПЛАНА! — прокричал Айзек, а стражи заскрежетали доспехами, готовые по первому его слову порешить пленницу. — НА ЭТО УЖЕ НЕТ ВРЕМЕНИ!
Если все это так волнует короля — а он, кажется, боится Грира, точнее того, что он знает, — то ситуация и правда серьезная.
— Прикажите убить герцога прямо сейчас, тоже мне проблема! — хмыкнула я.
— Зря Мирт говорил, что вы дьявольски умны, — зло усмехнулся король, понизив голос. — Точно так же глупы, как и все прочие бабы, — договаривал он уже все с той же своей брезгливостью.
— Я понимаю, что дело в племянниках, которые займут место в парламенте, но…
— МОЛЧАТЬ! Хватит заговаривать зубы! Своей милостью я даю вам шанс честно признаться во всем. Скажите, что рассказал Грир, когда вербовал для службы врагу, и кому еще это известно. Тогда я подумаю над тем, чтобы сохранить вам жизнь.
— А если я скажу, что мне ничего не известно, вы поверите? — поинтересовалась без надежды на положительный ответ. — А другого от меня и не ждите, — пожала плечами и неловко поднялась с колен. Это, кстати, очень неудобно, когда руки связаны.
Монарх смотрел так, словно хотел испепелить меня взглядом, а я глаз не прятала, в них при желании Айзек мог прочесть все, что я хотела бы высказать, да обстоятельства не позволяют.
— Довольно! Вы не воспользовались своим шансом, — медленно и громко произнес король, чеканя каждое слово. — Не стану говорить, что мне жаль вас, это будет ложью. Увести ее. В тюремную переговорную.
Так в башне Цайт называли камеру для допросов, а точнее — для пыток. Что ж, примерно такого исхода и следовало ожидать. Я усмехнулась, уставившись прямо в гематитовые камни монарших очей. Со стороны казалось, будто осталась удовлетворена результатом беседы, но сердце холодело при одной мысли о том, через какой ад боли мне придется пройти. Если я ничего не придумаю.
Еще до того, как страж схватил меня за предплечье и грубо встряхнул, Айзек сошел с трона и, не оглядываясь, стремительной походкой раздраженного человека направился к выходу, два охранника поспешили следом.
Что ж, я разозлила короля и теперь точно оказалась в полной заднице.
33. Конвой
Раньше отношение со стороны стражей тюремной башни оценивала как грубое, но оказалось, что до этого они были очень галантны. Когда золотой гвардеец вернул меня назад — перед поездкой он предусмотрительно вставил «неблагодарной суке» в рот кляп, натянул на голову мешок — и передал пожелание короля отправить заключенную в камеру допросов, охранники с радостью бросились выполнять поручение. Теперь перед ними был уже не человек, пусть такой, для которого они найдут с десяток бранных определений и ни одного приличного, а хлам, что надо поскорее выбросить в утиль.
— Наверняка ее потом повесят, — скучающим тоном сообщил королевский страж на прощание. — Можно особо не церемониться. И мешок с башки снимать не советую. Да что вы застыли как истуканы?
— Так пересменка, надо доспех надеть…
— Вы вдвоем бабы испугались? Идите так, только побыстрее! А я еще передам следователю послание от короля.
Четыре сильных лапищи сгребли, схватили под руки, потащили. Я не видела, куда мы идем, не успевала переставлять ноги. Спотыкалась, падала, билась коленями о ступени. Меня поднимали за подмышки и продолжали волочь как куль с ветошью. Каждый раз, когда оступалась, незнакомые хриплые голоса на чем свет костерили меня и всю мою родню до десятого колена.
Когда в очередной раз нога промахнулась мимо ступени, и я рухнула на пол, тяжелый сапог ударил по ребрам так, что дыхание сбилось.
— Шлюха тупорылая, — скрипуче сказал мучитель и сплюнул.
Каждый вдох, казалось, испытывает грудную клетку на прочность. На глазах выступили слезы — хорошо, что из-за треклятого мешка стражники ничего не видят. Я застонала, замычала и получила еще и пинок по голове — не такой сильный, скорее для острастки: мертвого следователи не допросят, верно?
Но гнев оказался сильнее боли — почувствовала, как кровь от ярости превращается в кипяток.
Стервятники. Я найду вас обоих и сделаю так, что вы будете ползать возле Епископской башни и просить милостыню всю оставшуюся жизнь. Ведь без рук и ног не сможете больше работать. С этой мыслью, придавшей сил, поднялась, и меня опять потащили дальше.