— Я помогу…
Даша на секунду вскинула на меня удивленный взгляд, а потом продолжила собирать стекло.
— Как закончите, выходите, мы будем во дворе, — Геннадич объявил и вышел из кухни вместе с сыном, так и не проронившим не звука с самого моего прихода.
Даша достала урну и высыпала в нее собранные осколки, а потом шагнула к чулану, в котором мы с ней ругались в прошлый раз, и скрылась за дверью. Выбросил остатки осколков, торопливо выпрямляясь и вошел вслед за рыжей в тесное помещение. Она уже выходила и ткнулась мне в грудь носом, не ожидая что я буду тут. Веник и совок из ее рук пришлось перехватить, чтобы она не заехала ими мне по роже и как только я отложил инструменты улыбнулся раздраженной рыжей.
— Если я скажу, что все обдумал, это будет уважительной причиной не бить меня по яйцам?
Закатила глаза, скрестила руки на груди. Промолчала.
— Я хочу, чтобы ты вернулась.
Ей видимо показалось, что она ослышалась, потому что она напряглась и уставилась на меня в недоумении. Будто не верила своим ушам.
— Хочу, чтобы ты вернулась в квартиру. Я обещаю не нарушать твое личное пространство, и не злиться, когда будешь приводить домой толпу малолеток в пачках.
— Марк ты псих? — первое и надо сказать обидное слово. Не к такому я готовился. Черт. — Я никуда не поеду. Я не беременна. Точка. Больше нам не о чем говорить.
— Какая разница, беременна или нет. Нас влечет друг к другу, ты не можешь этого отрицать…
— Влечет? — зашипела громче, и я напрягся боясь, что нас услышат. — То, что ты хочешь трахаться, не значит, что влечение взаимно!
— Я не просто хочу трахаться, Даша, — отрезал раздраженно, торопясь договорить пока не перебила. — Я хочу делать это с тобой.
— Сегодня, да. А завтра? Что будет завтра Марк? Когда ты наиграешься, и я тебе надоем?
Замолчал, сбитый с толку ее запалом. Дашка будто вечность молчала и теперь собиралась высказаться за все пропущенное время.
— Да, ты сыграл на моей юношеской влюбленности, но это все в прошлом. Я больше не та дура, что мечтала слепо тебя любить и будь что будет. Я выросла. Пускай и поздно, но вчерашний инцидент лучше любых десятков лет показал мне что такие как ты не меняются!
50
Выплюнула эту фразу в лицо, и я стиснул челюсть, злясь на себя и Иру, за то что вчера все произошло так глупо.
— Это была случайность. Ничего не случилось вчера, ах черт… — рывком провел по волосам, не зная, как еще ей объяснить. — Я уже давно к ней ничего не испытываю, все мысли только о том, как бы надрать твою задницу, за то что постоянно перечишь и выводишь из себя!
— Давай закроем тему! — попыталась протиснуться мимо, но я сжал хрупкое предплечье, не позволяя Дашке уйти.
— Дай мне всего один шанс исправить все и доказать тебе, что я изменился…
— Сдается мне, это будет пустой тратой времени, — раздраженно ответила, чем окончательно вывела из себя, и я сжал Дашкины плечи и подтолкнул к стене, наступая следом.
— Хватит врать нам обоим. Ты только вчера сказала что хочешь быть со мной несмотря ни на что, а теперь в кусты? Ты не из трусливых, тогда объясни какого хрена происходит? Почему три недели назад охотно переспала со мной соврав о таблетках? — встряхнул, отвернулась, закусила губу. — Ты ведь знала, к чему приведет беременность…
— Я не врала… — произнесла сдавленно, но из-за шума ударов сердца в ушах я не сразу расслышал.
— Знала, кто я… Знала, что будет, но позволила мне кончить внутрь, почему тогда, объясни, Даша?
— Я не врала! — заорала в лицо, с силой толкая в грудь, и меня прошибло яростью в льдисто голубом взгляде. — Я правда принимала таблетки, и не могла забеременеть. Поэтому тест был отрицательным. Я не могла залететь от тебя…
Эти слова как куб ледяной воды обрушились на меня, и я застыл.
— Я не врала, мне врач прописала курс таблеток, и я пила их. Они противозачаточные, поэтому я решилась, иначе никогда бы не пошла на такой обман даже ради глупой никчемной влюбленности… — снова толкнула, и я разжал руки, позволяя ей выскочить из чулана.
Не врала. Не обманывала. Не пыталась привязать меня к себе ребенком.
— Зачем? — вылетел вслед за ней, дернул за локоть, заставляя обернуться. — Тогда зачем весь этот цирк с беременностью?
— Хватит Марк!
— Почему не сказала правду сразу?
— Прекрати…
— Почему заставляла думать, что обманула?
— Потому что надеялась, что ты влюбишься, ясно? Думала, что, если проведу с тобой чуть больше времени ты разглядишь во мне девушку, — замолчала, смаргивая непрошенные слезы. — Но теперь это уже не важно. Срок предложения истек, я больше не предлагаю тебе свое сердце.
— Даш…
— Пожалуйста уйди. Если осталась в тебе хоть капля сострадания, уйди. Я не хочу терять остатки самоуважения, которое ты с блеском растоптал за эти недели.
Замолчал, руки на хрупких плечах онемели, и я попытался заставить себя отнять их, но не мог пошевелиться.
Она просит меня уйти. Просит. Не орет, не ругается, а по-человечески просит. Этого я проигнорировать не мог, но видит Бог, хотел.
— Я… — всегда казалось, что произнести эти три слова проще простого, но, когда дошло до дела язык не поворачивался.
Одну секунду Даша ждала, а потом опустила подбородок, будто убедившись в своей правоте и начала сметать осколки в совок, ее руки дрожали, я видел, но меня и самого трясло, поэтому лишь стоял рядом и смотрел на нее в оцепенении. А потом развернулся и вышел из кухни, решаясь попрощаться с Геннадичем и уехать.
Она ждала. А я не произнес.
Похоже Дашка права.
Во дворе витал аппетитный аромат жареного мяса и свежести. Спустился с крыльца и обогнул дом, замечая у беседки две знаковых фигуры. Геннадич стоял у широкого мангала и вращал шампура, а Пашка в этот момент раскалывал толстое полено на мелкие щепки, чтобы было удобнее нажигать.
— Марк, мы уж думали, вы решили не выходить. А где Дарья?
— Ей позвонили, она разговаривает по телефону… — не моргнув глазом соврал, и Суворов-старший кивнул и продолжил свое занятие. Он делал это уверенно будто умудренный опытом шашлычник. Хотя этот мужчина всегда и все делал с уверенностью. Он никогда не суетился и не мешкал. Никогда не лгал и никогда не стал бы бояться простой рыжей девочки. Он смотрел в лицо своим страхам и смеялся.
И я всю жизнь мечтал быть на него похожим.
— Я люблю вашу дочь.
Рука с шампуром замерла, как и рука с занесенным топором.
— Я прошу у вас разрешения официально ухаживать за Дашей.
— Марк… — со стороны дома послышался сдавленный шепот, и я повернулся, чтобы вновь увидеть эти льдистые глаза, но в эту секунду земля ушла из под ног и я рухнул на прошлогоднюю траву, придавленный огромной тушей этой скотины, которую считал другом. Тот занес руку и боль прострелила мою челюсть. Со всех сторон послышались крики, но они стали глуше, когда второй удар достиг цели.
— Ударь в ответ, сука… — Пашка зашипел, но его слова звучали издалека.
Третий, удар и я уже не понимал, что происходит…
— Бей, что ты как гребаная тряпка?
Четвёртый удар, и лицо постепенно немело.
— Сука, бей!
Пятый…
— Паша, оставь его! — Дашка рыдала, а может, так казалось из-за звона в голове.
— Вставай и бей, сука! — еще удар и все перед глазами поплыло.
— Павел! — громогласный голос главы семейства заставил Суворова помедлить. Но Пашка все равно ударил, и я уже не чувствовал силы его кулаков — болевой шок медленно вступал в свои права. — Прекрати сейчас же! Встань!
— Почему ты не отвечаешь, сука, встань и дерись! — Пашка встряхнул меня, и я сморгнул влагу с глаз, из-за которой ничего не было видно. Лишь красная пелена в прямом смысле. — Тварь, дерись!
Пашку сдернули с меня, Геннадич рывком поднял сына и оттолкнул в сторону, а потом вцепился в мою руку и усадил меня на траву. Подняться я бы не смог, голова как чужая.
