Я смотрела много телевизора и плохих фильмов с Бриджит. Ходила в гости к Куинн с Кришной, разделив две упаковки по шесть бутылок, и смеялась над «Гарольд и Кумар уходят в отрыв».
Я не думала о том, что делаю.
В пекарню я не пошла. Мне бы хотелось пойти во вторник вечером, но Уэст обычно пишет смс, чтобы спросить, увидится ли он со мной, а он этого не сделал. Поэтому я не пошла. Вместо этого я спала. Прямо всю ночь, как нормальный человек.
Я повторила это в среду вечером.
В четверг отправила ему четыре сообщения, но он на них не ответил.
В пятницу я отправила ему пятое.
Какого черта, Уэст?
Он ответил через три часа.
Извини. Занят.
Суббота, воскресенье — ничего. Я сходила на тренировку по регби и сделала свой первый по-настоящему классный захват. После тренировки я потусовалась с Куинн и Бриджит. Я поинтересовалась у Куинн, видела ли она Уэста после каникул, и она ответила:
— Да, а что?
Да просто так.
К понедельнику, однако, все вещи, о которых я не хотела думать, дали о себе знать. Я начала чувствовать себя дерьмово. Хор мудаков становился все громче.
Ты знала, когда пригласила его к себе. Ты знала, когда просила его принести траву. Ты хотела, чтобы он трахнул тебя на крыше.
Разве? Я не могу вспомнить. Не могу определиться. Все кажется таким туманным.
В ту ночь я сломалась и рассказала Бриджит, что произошло, а она так разозлилась на Уэста.
— Он не может так с тобой обращаться! Это неправильно!
Она убедила меня позвонить ему. Я оставила гневное голосовое сообщение. И снова написала сообщение, требуя, чтобы он связался со мной. Бриджит выхватила у меня телефон из рук и назвала его «ублюдком», за что я потом извинилась, но он так и не ответил мне.
После этого я не могла уснуть. Бриджит тихонько похрапывала на своей койке надо мной, а я достала телефон и написала: — Чувствую себя ужасно из-за того, что случилось на крыше. Чувствую себя грязной. Мне стыдно. Почему ты не разговариваешь со мной?
Утром я жалела, что не могу вернуть те сообщения обратно.
Не слишком ли драматично, Кэролайн?
Но они были отправлены, и на этом все закончилось.
Во вторник после занятий он пишет мне ответ. Телефон звонит, когда я лежу на животе, разглядывая свои ногти и пытаясь набраться энтузиазма для обеда.
Ничего грязного в этом нет, пишет Уэст.
Целый фрагмент предложения. Ну как вам это?
Тогда почему ты меня избегаешь?
Я не избегаю. Я занят.
Раньше тебя это не останавливало.
Извини.
Я жду, не даст ли он мне лучшего объяснения, но он не дает, и мне это так надоело. Меня тошнит от него. И от себя тоже.
Почему я позволяю этому происходить?
После того, что сделал Нейт, я не позволяла страданиям выбить меня из колеи. Я действовала. А теперь один поцелуй от Уэста, и я опускаюсь до этого смс-поклонения?
Да пошло оно все.
Приходи ко мне в комнату и поговори со мной, — пишу я. Прямо сейчас.
У меня занятия.
Я смотрю на часы.
Не в течение часа.
Ничего нет целую минуту. Я прокручиваю назад синие и зеленые пузырьки нашего разговора, пытаясь узнать себя в этих требованиях. Пытаясь узнать Уэста, который гладил мою шею в квартире, который положил руку мне на бедро и спросил, что же ему со мной делать. Уэста, который сказал: «Это полностью моя вина», прямо перед тем, как поцеловать меня до потери сознания.
Хорошо, пишет он смс.
А потом я жду.
Ну, хорошо, я переодеваюсь в джинсы и укладываю волосы, а потом жду.
У нас есть клише о наблюдении за кастрюлями и кипящей водой. Очевидно, что должно быть и про ожидание парня, которого ты поцеловала, сидя под кайфом на крыше, чтобы он пришел и объяснился.
Наблюдаемый Уэст так и не появляется.
Но, знаете, так даже менее отстойно.
Наконец, спустя вечность, он стучит дважды. Я открываю дверь, и не понимаю. Не понимаю. Как получилось, что я не видела его целых девять дней? Как я забыла, что он делает со мной?
Я хочу прижаться к нему, переплести наши пальцы, поцеловать его закрытые веки и поприветствовать его возвращение.
Но не делаю этого. Я не совсем сумасшедшая. Но желание есть, оно гнетущее, как рука, толкающая меня под воду.
И отчасти прекрасное.
Отворачиваюсь, отчаянно пытаясь взять себя в руки. На нем пальто, которое сначала кажется серым, но, когда подходишь ближе, видно, что оно состоит из черных и белых полос, расположенных близко друг к другу в виде узора. Не могу представить, где кто-то мог достать такое пальто, только если в шкафу дедушки. Оно должно быть странным или уродливым, но, как и все, что носит Уэст, оно кажется сексуальным. Как будто в этом году в моде пальто в стиле «старик».
— Хорошее пальто.
Он смотрит на меня пустым взглядом. Как будто я женщина в столовой, которая проверяет его документы. Какая-то анонимная особа, которую он едва знает.
— Спасибо.
Я отступаю назад. Он никогда раньше не был в моей комнате. Немного удивительно, насколько маленькой он ее сделал, просто пройдя в центр.
— Хочешь, я возьму его?
Он отряхивает свое пальто и бросает его на диван. Затем опускается рядом с ним.
Одна его бровь слегка приподнята, что, как я полагаю, должно означать: «Ну, Кэролайн?»
Я сажусь на кровать. Тяну свою подушку на колени, пощипываю наволочку, на которой нарисованы смурфики. Предполагается, что это ироничные Смурфики, но, возможно, это как ироничные китовые штаны. Невозможно.
Напоминаю себе, почему заставила Уэста приехать сюда. Потому что я поцеловала Нейта, и он выложил мои голые фотографии в интернет. Потом поцеловала Уэста, и он перестал со мной разговаривать. Я устала от этого дерьма.
— Что с тобой происходит?
— Ничего.
— Ты злишься на меня.
— Нет, — он сосредоточен на месте на полу, как будто все секреты мира написаны там.
— Я тебе противна.
— Нет.
— Ты жалеешь, что поцеловал меня.
Он на долю секунды встречается взглядом. А затем снова смотрит на тайное место.
— Да, — но потом снова смотрит на мое лицо. — Нет.
— Так какой ответ?
— Оба.
— И что мне с этим делать, Уэст?
Он вздыхает. Его волосы падают вперед, закрывая глаза, и он зажимает руки между коленями, на браслете на запястье написаны буквы его имени, символ всего того, чем он не хочет со мной делиться.
— Я с самого начала говорил тебе, как все будет с нами.
— Ты сказал, что не будешь меня трогать.
Он кивает, но не поднимает глаз.
— Но ты же трогал меня.
— Я, бл*дь, знаю это, Кэролайн.
— Не срывайся на мне. У тебя нет никакого права. Мы оба были там. Мы оба целовались.
— Да, но это мне пришлось прыгать с балкона, не так ли?
— И поэтому ты злишься на меня?
— Я не злюсь на тебя!
Наконец-то он смотрит на меня, но это не помогает. Его насупленные брови и нахмуренный взгляд означают, что он на что-то злится. Если это не я, тогда что?
— А похоже, что так и есть.
Он встает. Несколько раз прохаживается взад-вперед. Смотрит на двухъярусные кровати, на пустой стол Бриджит, на мой захламленный стол. Он поднимает фотографию в рамке, на которой я с отцом и сестрами на выпускном в школе, и кладет ее обратно.
Он указывает на фотографию.
— Знаешь, что я ему сказал?
— Кому, моему отцу?
Он скрещивает руки.
— Я сказал: «Так это твоя дочь?». Это было после того, как я отнес тебя по лестнице и положил на кровать. Я стоял прямо над тобой, смотрел на твои сиськи и сказал: "Я прямо, напротив. Совместное общежитие, чувак. Это будет здорово".
Он использует свой голос наркоторговца, голос укурка — совершенно фальшивый, если ты знаешь Уэста, но до ужаса убедительный, если не знаешь. Я точно слышу, как это должно было звучать для моего отца. Как будто его малышка поселилась в доме напротив у насильника или, по крайней мере, развратного гада.
