— Интересно. Готовы убить ради меня?
Да.
И он понял все по моему виду.
— Это очень любопытно. Еще и потому, что Вика раньше меня не боялась, а после встречи с Вами — начала. Что же такого там было сказано, а, отец?
Он произнес последнее слово с такой иронией, что мне захотелось придушить его или как минимум дотащить до лаборатории, чтобы он убедился в моих словах.
— Она и тогда тебя боялась. И рассказала мне, что ты ей угрожаешь, шантажируешь, у вас помолвка ненастоящая. А я ей сказал, что её отец вёл развод Шаталова. Странно, значит она все-таки тебе ничего не рассказывала?
Марк отрицательно качнул головой и, не говоря ни слова, вышел из внедорожника. Я почувствовал его ярость — она была почти осязаемой, и через мгновение подтверждение моих догадок последовало громким хлопком дверей. В этот момент мне стало ясно, что я зря считал ту девочку мразью. Оказывается, она умеет держать секреты. Сын был разочарован, возможно, даже зол на меня за что-то, что я не успел осознать. Или на свою Вику?
Не произнеся больше ни слова, Марк обошел машину и сел за руль, резко сообщив:
— Мы едем в лабораторию.
Половина пути прошла в молчании, и лишь спустя полчаса мы подъехали к зданию, окруженному его охраной. Это здание было напоминанием о том, что Марк четко контролировал процесс, будучи на шаг впереди. Он знал, как манипулировать людьми и ситуациями.
— Сейчас мы сдадим тест и подождём результатов. Скажи своим людям остаться за воротами здания.
После сдачи крови, меня попросили задержаться в отдельной комнате ожидания. Сначала я удивился, что мой телефон остался при мне, но потом понял причину — они просто заглушили всю связь. Телефон превратился в кирпич.
Через полтора часа Марк зашел, держа в руках бумаги и присел в кресло рядом. Он смотрел на меня по-другому: без явных признаков агрессии, скорее с чувством любопытства. Я не нуждался в результатах теста ДНК, чтобы понять одно: он был моим сыном, мне было ясно, что между нами имелась эта невидимая родственная связь.
— Это правда.
Сын положил бумаги на столик, а потом откинулся на спинку, прикрыв глаза.
— Сначала я тоже был в шоке, не поверил. Но потом сопоставил события и понял, что это так. Хорошо, что Наташа хотя бы после смерти призналась.
— И почему мама не сказала раньше? — устало произнес, не открывая глаз.
— Я уже говорил твоей Вике, в молодости я был тем еще ублюдком. Если тогда бы я узнал, то скорее всего, отправил бы её на аборт. Никто не был в курсе нашей короткой связи, а Наташа свалила от меня и вышла за Шаталова, она же у него тогда работала. Я два и два не сопоставил. Шаталов знал про ребенка, но все равно женился, в то время я был уверен, что он без ума от твоей матери.
— Погоди. Стоп. — Перебил меня Марк. Он резко открыл глаза и сел ровно в кресле. — Вика знала всю эту историю?
Я кивнул.
— Я ей все рассказал. Правда за правду. Она знает, что ты играешь с ней. Уже нет смысла никого принуждать, Марк. Отпусти её, девочка не виновата, что у ее отца такая работа.
Сын нервно провел ладонью по волосам и выматерился. Я ожидал такой реакции.
— Знаешь, что, отец. Засунь свои советы в то место, каким ты думал отправить мать на аборт и больше никогда ко мне или к Вике не подходи!
Марк намеревался уже выходить из комнаты. Отчасти он был прав, но я и так потерял много лет не для того, чтобы сейчас просто сдаваться.
— Ты мой сын. И я буду присутствовать в твоей жизни хочешь ты того или нет. Поехали перекусим и обсудим еще кое-что.
Марк прорычал что-то невнятное и, не раздумывая, открыл дверь кабинета. Я уже думал, что он собирается уходить, но он лишь повернулся к своему другу, Артуру, который стоял у дверей.
— Ты едешь домой. И не своди с Вики глаз, понял? — скомандовал Марк, не поднимая головы. Артур кивнул, но в его глазах мелькнуло что-то угрожающее. Этот парень знал свою роль и не стал задавать лишних вопросов. Мы продолжили путь в ресторан, куда я когда-то привозил Вику.
Марк ехал со своей охраной, а я отпустил часть ребят из спецназа и наемников, следящих за Колесниковыми. Чувствую, что с сыном мне предстояло провести изнурительную «работу над ошибками». Но я был готов.
Когда нам принесли горячее, Марк с грустью посмотрел на экран телефона и прочел какое-то сообщение. Возможно, Артур добрался до Вики.
— И где же ты был эти три года, когда мамы не стало, а? — вдруг спросил он, не отрывая взгляда от экрана.
Я осторожно расправил салфетку на коленях, стараясь скрыть всю бурю чувств, которая в этот момент заполнила меня, одолевая постепенно вот уже несколько лет.
Я не мог сказать ему всего. По правде, год назад я силой заставил Шаталова подписать новое завещание, переделав его полностью на Марка. А потом проверенные врачи подобрали ему конскую дозу наркотиков, от которой бы он наверняка скончался. Все знали, что Шаталов давно сидит на игле, поэтому передоз никого не смутил. Смерть Шаталова была закономерной, его дело было похоронено так же, как и его собственная жизнь. А для меня всё это было частью плана. Всё это было нужно, чтобы вернуть сына в страну и отомстить Шаталову за Наташу.
Но теперь, сидя перед Марком, я вдруг осознал, что месть — это не всё, что я мог сделать. Да, это было нужно для того, чтобы вернуть сына в страну, но вряд ли я смогу вернуть потерянные годы.
— Мне адвокат сообщил спустя полгода после её смерти. С тех пор я был всегда рядом, сынок. Помогал тебе в немецком бизнесе, собирал воедино картинку по бизнесу Шаталова, которую получил твой адвокат не из завещания, следил за твоими врагами, и даже за Викой. Вот только до личной встречи с ней я не понял, что она дочь того самого Колесникова. А должен был.
— И что бы ты сделал, если бы я убил Колесникова тогда?
Я пожал плечами, что бы я сделал?
— Замел бы все следы. Есть куча людей, готовых отсидеть за деньги, не переживай.
Сын мрачно просмотрел на меня, постукивая пальцами по столу.
— А ты хочешь убить Колесникова?
— Нет. Недавно я выяснил, что он, наоборот, помог тогда маме. И все эти годы знал, что я — не сын Шаталова. На прошлой неделе он мне показал бумаги. Сначала я не поверил, поэтому захотел добыть образец ДНК Глеба Шаталова и перепроверить его факты.
Меня удивил такой расклад. Колесников с Наташей были заодно?
— Но три года назад я об этом не знал и после смерти мамы вернулся, чтобы отомстить. Тогда-то мне и попалась Вика. Я думал ударить по Колесникову через дочь, чтобы было больнее. Но в итоге не смог довести дело до конца, потому что… неважно. Лучшим решением стало уехать и забыть всех Колесниковых нахрен. Но когда я вернулся и стал разбираться с бизнесом, то в первой же компании Шаталова встретился с ней снова, она, блять, там работала!
Он сделал перерыв и выпил воды. Я сидел, боялся сделать громкий вдох, чтобы ни в коем случае не прервать его монолог.
— И с тех пор я жил в аду, сгорая между желанием уничтожить в пепел Колесникова и присвоить себе Вику. В конечном счете я принял решение отделить мух от котлет и не связывать их воедино. Вика все равно уже была моя, а Колесникова я хотел добивать по чуть-чуть. Хорошо, что я узнал правду сейчас. Мог бы натворить пиздец каких дел, и Вика бы меня не простила никогда.
Да уж. Это мне теперь поздно извиняться перед Наташей. Она сохранила мне сына, несмотря на всю мою ублюдочность. А у него по сравнению с этим, проблем вообще нет.
— Хорошо, что мы это выяснили.
Мы молчали, никому и кусок в горло не лез. Я был безумно рад, что наконец поговорил с сыном по душам. Теперь всё будет хорошо, всё будет прекрасно.
Глава 30
Когда я увидела, как озлобленный Романовский хлопает дверью и пересаживается за руль машины, первое, что пришло мне в голову, — это что он уже убил Волошина и теперь едет избавляться от тела. Что-то в его поведении было не так, слишком агрессивное, слишком уверенное, будто всё, что происходит, — часть какого-то его плана, скрытого от всех. Иначе зачем ему становиться личным водителем Виктора?
