Форестер пожал плечами. Он переживал вещи и похуже, чем несколько ночей в тюрьме. Он не думал, что в таком городе, как Стоун-Пик, его могут продержать без причины слишком долго. Эль будет искать его. В отеле сообщат об этом, если он не появится. Плюс ко всему, у него всегда были братья, которые страховали его. Они не сразу бы заметили его исчезновение, но в течение нескольких дней Лейси и Фэйт обязательно обратят на это внимание, если не услышат от него вестей.
— Мне нужно сделать телефонный звонок, — заявил Форестер.
— Этого не произойдет, сынок.
— Что? У меня есть права.
— Нет, если ты в бессознательном состоянии, то не можешь.
— Но я в сознании.
— Уверен, что ты в бессознательном состоянии.
— Что? Пожалуйста. Мне просто нужно сделать один звонок. Это не законно. Мне нужно позвонить девушке. Я должен дать ей знать, где нахожусь. Она будет искать меня.
— Ты должен был думать об этом прежде, чем смущать моего сына и его друзей.
— Вы не можете это сделать, — сказал Форестер, пытаясь подняться на ноги. Он не мог встать. Боль пронзила его ребра слишком сильно. — Просто скажите ей, где я, шериф. Это важно.
Шериф пожал плечами.
— Она подумает, что ты сбежал из города, сынок. Мы взяли на себя труд и выписали тебя из отеля, изъяли твой автомобиль. Все будет выглядеть так, словно тебя здесь никогда и не было. К тому времени, как ты выйдешь, она уже будет двигаться дальше.
— Вы не можете поступить так, — завопил он, но шериф уже вышел. Форестер закричал ему вслед, но это ничего не дало.
«Твою мать, — подумал он. — Как долго Эль будет ждать, прежде чем подумает, что я сбежал от нее?»
Эта мысль была ему невыносима. Он знал, что она была чувствительной натурой и ощутила бы себя брошенной.
Форестер знал, что она была настороже. Он был единственным, кто сказал ей, чтобы она доверилась ему.
А сейчас бросил ее. Единственное, что он обещал никогда не делать. А после этого попросил родить ему ребенка.
Он был так зол, что хотел ударить по стене. Он запер сам себя. Форестер слышал, как шериф разговаривает с кем-то в передней части полицейского участка, и он пытался услышать то, о чем могла идти речь. Он не мог разобрать слов, но вскоре узнал достаточно. Это был Грис.
Тот вошел в дверь и сел на скамейку, где ранее сидел шериф.
— Ну и ну, — сказал Грис, — мы снова встретились, пидор.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Форестер.
— О, я хотел, чтобы ты знал, что ты один против всех.
— Сдается мне, что я против всего города.
— Ну, ты должен был подумать об этом прежде, чем нажил себе врагов. Такие как ты, приезжают из больших городов и думают, что здесь, в горах, действуют те же правила. Теперь ты видишь, что это не так. Здесь все совершенно по-другому.
— Просто скажи, зачем ты пришел, или убирайся с моих глаз долой, — произнес Форестер.
— До сих пор хочешь драться, не так ли? По-прежнему готов идти.
— Отвали.
Грис кивнул в сторону двери, и Форестер поднял голову, увидев, что там стоял шериф. Шериф нажал кнопку, и замок на решетке камеры открылся. Грис двинулся в его сторону и вошел внутрь.
— Я всегда знал, что ты относишься к тому типу людей, что бьют лежачего, — сказал Форестер, и в это время кулак Гриса опустился на его лицо.
Форестер повернул голову в сторону, и кулак пролетел рядом с его лицом. Затем Форестер схватил руку Гриса и вывернул ее. Грис отреагировал, подняв свою ногу и ударив Форестера по уже травмированным ребрам. Форестер взвыл от боли, и отпустил руку Гриса.
— Хочешь еще? — спросил Грис. — Я бы мог бить по ребрам весь день.
— Делай, что хочешь, — ответил Форестер. — Я найду тебя, когда все это закончится, и заставлю заплатить за все твои попытки.
Форестер был не в том положении, чтобы угрожать, но этого оказалось достаточно, чтобы Грис сделал паузу.
— Я тебе здесь уже достаточно сказал, — произнес Грис, — ты потеряешь Эль.
— Какого черта ты знаешь об этом?
— Я знаю достаточно. Она была моей девушкой в течение трех лет. За такое время много узнаешь нового о подруге.
— Неужели?
— Ага. Позволь мне рассказать тебе о девушке, которую, как ты думаешь, хочешь. Она была не нужна собственной матери.
— Я не тот человек, который бы использовал это против нее, — заметил Форестер.
— Возможно, ты и не такой, — сказал Грис с насмешкой на лице, что привело Форестера в ярость, — но она такая.
— Что это значит?
— Она корит сама себя сильнее, чем кто-либо другой. Она убеждена, что никто и никогда не полюбит ее. Я уверен, что когда вы были вместе, ты дал ей повод думать по-другому, но только на несколько дней, а сейчас она поймет, что все это обман. Ты ушел, как и все остальные, а я единственный, кто останется. Когда ты выйдешь отсюда, она будет целиком моей.
— Зачем ты говоришь мне все это? — спросил Форестер. — Ты знаешь, что как только я выберусь отсюда, я найду ее.
— Не найдешь.
— Почему это?
Потому что ты ей больше навредишь, если сделаешь это. Тебе не кажется, что ты уже достаточно причинил ей боли?
— Я сделаю ей больно, если не вернусь к ней.
— Ты уверен в этом? — спросил Грис. — Позволь мне рассказать тебе небольшую историю. Когда Эль родилась, ее мать была совсем не ангел. Отец бросил ее давно, и мать Эл осталась одинокой. Она не знала, что делать. У нее не было денег, поддержки, никаких вариантов.
— Так как же она поступила?
— Она сделала единственное, что могла. Она точно не была шлюхой, но она выкинула парочку фортелей в свое время и была полна решимости никогда не возвращаться к той жизни, но, к сожалению, задолжала своим старым сутенерам деньги.
— И?
— И она предложила им единственное, что могла дать. Она предложила им своего ребенка.
— Что?
— Да, оказалось, что эти ребята, которые поимели ее, были единственной организацией во всей Неваде, кто готов был принять ребенка в качестве оплаты за ее долги. Она думала, что решает сразу две проблемы, глупая сука. Она избавлялась от своего долга и нашла место для ребенка.
— Так она продала свою девочку сутенерам? Не могу в это поверить, — сказал Форестер.
— Давай, пидор. Ты знаешь, как устроен мир. Не только ромашки и единороги встречаются в мире. Есть еще и плохие люди. Чистое зло. Группировку, в которую продали Эль, называлась Лос Лобос.
— Лос Лобос, — ахнул Форестер, вспышка узнавания послышалась в его голосе.
— Ты слышал о них?
— Да, слышал, — сказал Форестер угрюмо.
— Тогда ты понимаешь, что о чем я говорю, имеет смысл. Эти люди покупали и продавали женщин, как будто те являлись скотиной. Для них не было ничего лучшего, чем продать маленькую девочку в сексуальное рабство.
