Положив руку Насте на плечо, папа ведет её в комнату знакомить с остальными гостями. Папа кивает, показывая, чтобы я присоединялась к ним, но мне больше хочется понаблюдать за этими двумя на расстоянии, как они приветствуют папиных коллег; я никогда не видела, чтобы он так душевно принимал девушку, с которой я недавно целовалась.
Я направляюсь на кухню взять напитки и поздороваться с дочерьми Сальваторе. Они на шесть и восемь лет старше меня, но по-прежнему живут с родителями; Валентина и Екатерина Марин – это две самые избалованные девчонки в киноиндустрии, но мне нужно быть с ними приветливой, ведь у папы с Сэлом совместные проекты.
Каждую целую в щеку и чувствую, что у Валентины духи Chanel, а у Екатерины что-то новенькое, похожее на Prada Infusion d’Iris. Два года назад они сильно поругались и не разговаривали почти три месяца из-за того, что не могли решить, у кого Chanel №5 будет фирменным ароматом.
Настя привыкла думать, что я такая же.
– Твоя девушка – это что-то, – говорит Валентина, показывая на Настю.
Я наливаю себе стакан минералки.
– Это точно.
– Такая грубая, – мурлычет она.
– Обожаю рабочий класс, – добавляет Екатерина.
Начинается. Я окидываю взглядом комнату в поисках Насти, прекрасно понимая, что они сделали выводы, глядя на её одежду. Она определенно выделяется из толпы. Она мускулистая, именно такая фигура была в моде в Голливуде, с короткими волосами, она стоит, поставив ноги на ширине плеч, словно пытается устоять от напора волны.
– У неё свой рыболовный бизнес, – говорю я им.
– О-о, – воркует Екатерина. – Интересная ниша.
Я нацепляю улыбку, которая тут же становится настоящей, когда в комнату входит их отец и наклоняется ко мне, чтобы я поцеловала его в щеку. Его дочери невыносимы, но Сальваторе для меня с Ритой как второй отец.
– Как моя дорогая девочка? – спрашивает он.
– Просто чудесно. Еще раз поздравляю с началом нового дела, Неженка. Ты, наверное, в восторге?
– Да. Нужно затащить твоего отца в «Бескрайний Горизонт».
– Кажется, он уже в деле, – отвечаю я ему.
– Значит, остается, чтобы ты начала на меня работать, и все сложится идеально.
Глубоко вдохнув, я говорю:
– Вообще-то, Сэл, именно об этом я и хотела с тобой поговорить…
***
Настя прижала меня к стене возле моей квартиры, рыча, что я долго вожусь с ключами. По дороге домой мы раза четыре чуть не съехали с дороги, потому что её руки были под моим платьем, её рот на моей шее, и она постоянно клала мою руку себе на бедро, в то время как сама спустилась штаны, чтобы я её потрогала:
– Полина, теперь ты меня попачкала, ты же вылижешь её, да, когда мы приедем домой?
Она была вся такая скользкая, когда я гладила её. Я мастурбировала ей, пока она не оторвала бедра от сидения и не начала подталкивать всякий раз, когда я доходила до клитора, пока другой рукой вела машину. Когда мы припарковались возле моего дома, она уже задыхалась и была мокрее чем когда либо.
Она застонала, убирая мою руку.
– Только не в машине.
Звон ключей эхом раздается в пустом коридоре, когда она, все еще прижавшись ко мне, забирает их у меня, открывает дверь и заталкивает меня в квартиру. И уже через долю секунды, после того как дверь захлопывается, я лежу на полу.
Настя нависает надо мной, как оглядывающий свою добычу хищник. Я скольжу рукой по её телу, сжимаю клитор пальцами сквозь её брюки и решаю закончить начатое в машине. Но, похоже, она восстановила свой контроль, потому что убирает мою руку в сторону.
– Когда я увидела тебя в баре, – говорит она и взглядом пробегает от моих губ к шее, – ты подошла и посмотрела на меня так, словно я была выставлена на аукционе, села рядом и заявила: «Я люблю гимлет с текилой». Ты была похожа на медленно растекающуюся по стулу жидкость. Такая охуенно красивая.
– Как нефтяное пятно?
Она провела рукой по своему лицу, улыбаясь моей любимой фирменной улыбкой Насти, с морщинками у глаз.
– Именно. Я уже тогда знала, что никогда от тебя не отмоюсь, – мы обе смеемся, а потом она становится серьезной. – Я еще никогда и ни с кем не чувствовала себя такой настоящей, самой собой, – она наклоняется меня поцеловать. – Сначала я считала, что ты хотела только трахаться, и я думала только об этом. Но я не ожидала, что мы так хорошо друг другу подходим.
– Я тоже, – тихо признаюсь я. – Думала, что ты такая же, как и все, и быстро меня разочаруешь.
– Это тоже не исключено, – говорит она, целуя мои скулы. – Но у меня это может занять чуть больше времени.
То, что она делает, ощущается так приятно: целует мое горло и украдкой приподнимает до бедер подол моего платья.
– Бери столько времени, сколько тебе надо, – бормочу я.
Она говорит и раздевает меня:
– Тебе понравилось смотреть на меня во время вечеринки?
Вот одна, а потом и вторая туфля летит на пол.
– Да. – на самом деле, мне очень понравилось. Было видно, что ей немного некомфортно, но она с таким удовольствием старалась ради меня. Думаю, у нас обеих впереди много подобного. Остается только постараться найти нас объединяющее и жить в этом.
– А дамам, похожим на сестер Кардашьян, ты меня представила как свою девушку? – её руки ныряют под платье, хватают меня за бедра и стягивают вниз мои трусики. Очень, очень медленно.
Я приподнимаю бедра вверх, чтобы она меня коснулась.
– Я этого не говорила, но твои фанатки расстроились, зная, что это правда.
Она меня немного поворачивает, чтобы расстегнуть платье.
– Ты подтвердила, что я уже занята?
– Они и так это знали, – я выгибаюсь, и она стягивает с меня платье. Я лежу полностью обнаженная – и она смотрит на меня, будто я желанный ужин на День Благодарения или королевское украшение, или главный разворот в журнале Playboy – и добавляю: – Это сразу было понятно по твоему взгляду.
Она фыркает, расстегивая свою рубашку.
– По моему взгляду?
– Да.
Она снимает рубашку и снова наклоняется ко мне.
– И какой у меня был взгляд? – её руки напряжены, и футболка едва не лопается на бицепсах и груди. То, как она спереди гладко заправлена в брюки… боже, помоги мне.
Она проводит теплой ладонью по моему животу и останавливается на ребрах.
– Печенька?
– Ш-ш-ш, лохматик, я тут переживаю свой момент с Джонни Кастлом из «Грязных танцев».
– Не поняла, это хорошо или плохо? – спрашивает она, наклоняясь лизнуть мою шею.
– Я несу арбузы.
Она отстраняется, а потом тут же наклоняется ближе проверить мой запах изо рта.
– Ты что, напилась?
– Ради всего святого, женщина, я не пьяная. А ты или раздевайся, или начинай своим чудным ртом ласкать меня между ног.
Настя встает, подает руку, поднимает меня с пола и обнимает за талию.
– Я не собираюсь трахать тебя на полу, – говорит она.
– Тогда зачем ты меня повалила?
– Нетерпеливая. Или, может, неуклюжая.
Я смеюсь. У Насти в теле нет ни одной неуклюжей косточки, но нетерпеливых никак не меньше 206.
Она ведет меня по коридору в спальню, проходя мимо шкафа.
– Ты не будешь меня сегодня связывать? – она качает головой. – Но мне нравится.
Я слышу её тихий смешок.
– Мне тоже нравится. Но я не хочу это делать каждый раз, когда мы вместе.
– Тогда я буду прикасаться к тебе, – угрожая, говорю я.
– В этом и смысл, – она поворачивается и наклоняется поцеловать мою шею, глубоко вдыхая мой запах.
Потянувшись вниз, я вытаскиваю футболку из её брюк.
– Так значит, веревка – это не просто бондаж, это…
– Иногда именно он и есть, – признается она, посасывая мою шею в местечке, где бьется пульс. – Мне нравится, что в таком положении я могу касаться тебя, как хочу. Мы обе знаем, что я люблю контроль.
Мой смешок превращается в стон, когда её рука с плеча опускается на грудь.
– А еще мне нравятся видеть доказательства этого.
Прикусив губу и улыбаясь, я расстегиваю её ремень, затем ширинку и стаскиваю брюки с бедер.
